Едва он это произнес, прямо из воздуха возникла газета и упала на стол. Незнакомец знаком остановил судью Хобарта, собиравшегося ее осмотреть.
- Позвольте, я сначала запечатаю ее, - сказал он. - Это сделает демонстрацию эффектнее. Пожалуйста, положите ее вместе с палочкой сургуча на платформу.
Когда это было сделано, он взял палочку и поднес к газете. Сургуч расплавился, без всякой видимой причины, и упал на край газеты. Наклонившись вперед, маг прижал свою печать к красной массе, затем снова переместил газету на стол.
- Будет очень легко, - заметил он, - сравнить ее с копией, полученной обычным способом. Нет нужды инструктировать вас, как это сделать. Этот эксперимент может показаться вам простым, но, уверяю вас, он настолько сложен, что вы не сможете повторить его без подготовки, какую найдете чрезвычайно затруднительной.
Произнося это, он встал и оделся.
- Должен поблагодарить вас, - продолжил он, - за ваше терпение и внимание. Поскольку я нередко встречаюсь с некоторыми из вас, то полностью доверяюсь вам, прошу ответить мне тем же и не разглашать моего имени.
Сказав так, он снял черную маску, и большая часть членов Общества с удивлением выдохнула имя одного из самых известных в городе людей, человека, много путешествовавшего по Востоку, отмеченного заслугами в области литературы, богатого и ученого, кого можно было назвать "настоящим мужчиной". Улыбнувшись, он снова надел маску, и некоторое время стоял молча.
- Это все, - наконец, сказал он.
Затем он странным жестом, как бы обвил руками всех присутствовавших и произнес несколько слов на незнакомом языке. Сошел с платформы и тихо вышел из помещения. Но этим жестом, или заклинанием, он оказал странное воздействие на умы членов Общества; с этого самого момента, ни один из них, даже президент, никогда не мог вспомнить, кто был их знакомый, продемонстрировавший настоящие чудеса перед изумленным Обществом.
<p>
МИСС ГЕЙЛОРД И ДЖЕННИ</p>
Когда Элис Гейлорд, после смерти бабушки, освободилась от своего длительного рабства ухода за больной, казалось, ничто не должно было воспрепятствовать ее замужеству с доктором Кэрроллом, с которым она была помолвлена. Друзья молодых людей благопристойно выразили облегчение тем, что девяностолетняя миссис Гейлорд, прикованная к постели, наконец-то получила освобождение, и все прекрасно понимали: они хотят выразить свою радость по поводу того, что утомительное ожидание Элис подошло к концу. Тем не менее, перспективу несколько омрачали некоторые сомнения в отношении здоровья девушки. Долгий уход за больной и заключение в доме сказались на ней, и когда, после смерти бабушки, прошел приличный промежуток времени, а о свадьбе так и не было объявлено, люди стали поговаривать, что состояние здоровья Элис не позволяет ей выйти замуж.
Доктор Кэрролл думал о ее здоровье, когда в один мрачный ноябрьский день шел по Уэст-Сидар-стрит к дому, в котором Гейлорды жили с той поры, когда эта улица начала свое благопристойное существование. Он видел узкую полоску неба, подобную тусклой фланели, дома по разные стороны улицы, наконец - жилище Гейлордов из кирпича и стекла, воплощение старинной бостонской респектабельности. Он размышлял о том, что Элис вряд ли станет лучше, если он не удалит ее из этой удручающей атмосферы. Но потом вспомнил, что ему всегда нравилась Уэст-Сидар-стрит, и подумал, не стоит ли пригласить к Элис какого-нибудь другого врача.
Это давно сбивало с толку, что он не мог обнаружить у нее никакой болезни; она просто была измотана уходом за властной и требовательной больной. Она была нервно истощена, и он в сотый раз повторял себе, что отдых - единственное, в чем она нуждается. Пройдет несколько месяцев, и все наладится. Трудность заключалась в том, что, несмотря на течение времени, ничего не налаживалось. Кэрролл был вынужден признать, что Элис так и не почувствовала себя сколько-нибудь лучше, и чувствовал, что истинная причина ее слабости и утомления связана с какой-то тайной.
Строгую белую дверь с веерообразным окном над ней и причудливыми - по сторонам от нее, открыла Эбби, в некотором роде экономка, возрастом казавшейся ровесницей дому, если не самому Бостону. Джордж всегда внутренне улыбался тому взгляду, с которым его встречала эта первобытная дама, - это был взгляд девственной чопорности при мысли о том, чтобы впустить в дом мужчину, пусть даже являвшемуся женихом хозяйки, - и он не раз говорил Элис, что, несмотря на прошедшее время, все еще немного побаивается внимания Эбби. Но сегодня ее привычный взгляд быстро исчез, уступив место другому, более живому и непосредственному. Эбби подняла худой палец, призывая этим таинственным жестом к тишине, и тотчас же заговорила свистящим шепотом.
- Не могли бы вы пройти сюда, сэр, прежде чем подняться наверх? - сказала она.
Она махнула рукой в сторону маленькой приемной, и доктор, с легким удивлением, повиновался этому жесту и вошел. Эбби тихо закрыла дверь и подошла к нему с озабоченным видом.
- Должна вам сказать, сэр, - произнесла старая служанка вполголоса, - пришла странная вещь.
- Странная вещь, - повторил он, прислонившись к камину. - Пришла? Откуда?
- Пришла, сэр, - повторила Эбби, и ему показалось, что ее таинственность придает ее тону какой-то сладковатый привкус. - Она только что пришла. Никто не знает, откуда берутся такие вещи, я думаю.
- Ты хочешь сказать, что-то случилось?
- Да, сэр, именно так я и сказала.
- И что же это такое?
- Не знаю, сэр, но это странно.
Он взглянул на ее старое, покрытое морщинами лицо; ее губы были сжаты так, что образовали как бы две струны, чтобы с них не мог слететь ни один секрет. Он улыбнулся ее важной манере и, опершись локтем на каминную полку, приготовился к медленному процессу понимания того, что на самом деле имела в виду женщина. Это оказалось менее трудоемким, чем обычно, и он подумал, что прямота, с какой Эбби выдает ему информацию, является достаточным показателем серьезности, с какой она сама к ней относится.
- Мисс Элис не в порядке, сэр. Она делает то, чего сама не понимает.
- Что ты имеешь в виду? - спросил он, крайне удивленный.
- Вчера вечером она написала вам письмо, а затем, вместо того, чтобы отправить его по почте, разрезала его на множество маленьких кусочков, почтовую марку и все остальное; а потом заявила, будто не знает, кто это сделал.
Кэрролл уставился на женщину. Причуды и странности были настолько чужды Элис, что его первой и вполне естественной мыслью было, - Эбби сошла с ума.
- Это правда, сэр, каждое слово, - настаивала Эбби, отвечая на его невысказанное недоверие. - Все было так, как я сказала.
- Если она сказала, что не знает, кто это сделал, - резко произнес молодой человек, - значит, так и было на самом деле.
- Конечно, она не знала. И это странно.
- Но она не могла этого сделать сама.
- О, я своими глазами видела, как она это делает, сэр, и мне было интересно, что не так с письмом.
Кэрролл знал, что Эбби, подобно ему самому, не сомневается в правдивости Элис, и ему не следует подозревать последнюю в преднамеренном обмане. Если Элис сказала, что не знает, кто уничтожил письмо, то, очевидно, она сделала это бессознательно, в состоянии, требующем изучения. Он прислонился спиной к каминной полке и, рассеянно поигрывая блестящими призмами, висевшими на старинных канделябрах над пасторальной парочкой влюбленных, выслушал историю Эбби в полном объеме. Мисс Гейлорд сказала служанке, что собирается написать письмо, которое должно быть отправлено вечером. Зайдя в гостиную после того, как оно было написано, Эбби увидела, как хозяйка режет его на кусочки. Служанка удалилась, полагая, что, по какой-то причине, письмо требуется переписать, но, вернувшись через некоторое время, услышала, - письмо лежит на столе. Поскольку на столе ничего не оказалось, они принялись его искать, но нашли только кусочки в корзине для бумаг. Мисс Гейлорд настаивала на том, что не уничтожала письма, и совершенно не знает, как такое могло произойти.
Доктор Кэрролл был озадачен и встревожен, и это чувство не пропало, когда Элис также рассказала ему о случившемся. Она сделала это добровольно и с очевидной откровенностью.
- Я полагаю, Джордж, - сказала она, - это рассеянность; но если я зашла так далеко, что не сознаю своих поступков, мне стоит немедленно провериться на предмет состояния моего рассудка.
- Случалось ли что-нибудь подобное раньше? - спросил он.
- Не уверена, - ответила она, - но иногда я сталкивалась со странными вещами: например, моя одежда оказывалась в совершенно неподходящем месте и тому подобное. Я не обращала на это внимания прежде. Ты ведь не думаешь, что...
Он видел, что она серьезно обеспокоена, и решил попробовать ее успокоить.
- Я думаю, что ты просто устала, отсюда - небольшая рассеянность; но я, конечно, не считаю, что из-за этого стоит поднимать шум. Иначе вы с Эбби скоро скатитесь до одержимости демонами, чтобы объяснить простую ошибку памяти.
Он оставался с ней до тех пор, пока ему не показалось, что она перестала воспринимать случившееся слишком серьезно; но сам он отнюдь не был спокоен. А потому как можно скорее отправился на консультацию к своему коллеге-врачу, специалисту по нервным расстройствам, и рассказал ему обо всем с максимальной точностью. Специалист задал несколько вопросов и, наконец, следующий:
- Подвергалась ли она когда-нибудь воздействию гипноза?
- Уверен, что никогда, - ответил Кэрролл. - Но мне кажется, она легко поддается внушению. Сейчас она сильно нервничает и полагает, что у нее расстройство рассудка.
- Похоже на самогипноз, - сказал врач. - Иногда пациенты бессознательно гипнотизируют себя или становятся объектами внушения, нисколько об этом не подозревая.
- Но разве такое возможно?
- Видите ли, подсознание знает о сознании все.
- Вы хотите сказать, - перебил Кэрролл, - что сознание определяет поведение человека внешнего, а подсознание - внутреннего, загипнотизированного?
- Да. Подсознательное "я", которое гипноз высвобождает, знает все о "я" сознательном, но сознательное "я" понятия не имеет о существовании второго, подсознательного "я".
- Приятно думать о себе, как о наборе коробок, - мрачно прокомментировал Кэрролл. - Одна личность спрятана внутри другой, а ты имеешь представление только о внешней.
- Ну, то, что нам неизвестно, заняло бы множество томов, - с улыбкой ответил специалист.
Предположение о внушении засело в мозгу Кэрролла, и не прошло и нескольких дней, как он получил достаточно простое, и при этом крайне неприятное подтверждение предположения специалиста. Они с Элис уединились в старой гостиной, не только старой, но и старомодной, с прекрасными портретами Копли, в атмосфере, совершенно чуждой каких-либо психологических тайн. Он стоял, глядя в окно, а Элис ходила по комнате в поисках книги, о которой они говорили, как вдруг его внимание привлекла яркая блестка света на залитой солнцем стене дома напротив. Он сделал какое-то небрежное замечание по этому поводу, и Элис заглянула ему через плечо.
- Что это? - спросила она.
- Наверное, кристалл кварца, - ответил он. - Производит потрясающий эффект, несмотря на крошечный размер.
Она не ответила. А затем рассмеялась, что показалось ему странным и неприятным, и захлопала в ладоши.
- Ну, вот я и пришла, - радостно сказала она.
Он быстро повернулся к ней. Ее лицо, казалось, претерпело изменения; незначительные, но очень странные. Она весело смеялась, даже слишком весело, и встретила его взгляд с дерзостью, - взглядом, настолько отличным от обычного взгляда Элис, что он показался ему почти наглым. Он видел, что ее позабавило его явное замешательство. В ее глазах появился озорной блеск.