— Как он контролировал ее? — пытаюсь продраться сквозь старинные выражения на соседней с картинкой странице.
— Я читала об этом, — с облегчением меняет тему волшебница. — У тварей сознание формируется постепенно, поначалу они представляют собой только смесь примитивных инстинктов и чувств вокруг воспоминания хозяина — ядра темного существа. Высшие могут развиться до уровня человека за несколько лет. Советник запер Плутона чарами в колодце и обучил, чему посчитал нужным. Послушанию в том числе. Для нее он стал едва ли не богом…
— Тогда почему тварь напала на него? — звенящим от напряжения голосом спрашивает Наас. Скрещивает руки на груди, между сведенными бровями появляются глубокие морщины. Я отвечаю:
— Продолжила развитие. Набралась смелости и ума противиться приказам, — Айяка кивнула:
— Скорее всего. Захотела свободы. После смерти Советника она бы прожила пару десятилетий даже без всякой подпитки. Тем не менее, странно, что Плутон преступила клятву крови и единства. Это считалось невозможным.
— Расскажи про клятву, пожалуйста, — обещание, данное Плутоном, горчит в памяти. Наново повторяю про себя каждое слово, почти слыша рокот чужого дыхания: я всегда буду за твоей спиной. Украдкой бросаю взгляд через плечо, но там лишь уходящие в темноту стеллажи.
— Клятва крови и единства позволяет Высшей твари продолжать существование, подпитываясь силой мага. Младшим и старшим этот путь закрыт: недостаточно разума для сбалансированного симбиоза, только если выполнить слияние — но здесь есть риск для самого создания. А твари вроде Плутона жертвуют своей свободой в обмен на жизнь. Магия клятвы заставляет их следовать воле хозяина: Тлалок, например, с помощью своей избавился от половины королевского двора… а до него был Рисер Хельстад, подчинил двоих. Отправлял шпионить по всему материку. Твари легко перемещаются в тенях, обычные стены для них не помеха. Стать хозяином одной — большой успех. Правда…
— Они высасывают силу, — перебивает Наас. — Маг слабеет, постоянное присутствие твари расшатывает психику. Тот Рисер слетел с катушек, когда ему не было и сорока. Под конец вообще не колдовал: не получалось. Тлалок вон тоже… повесился, кажется?
Айяка пожимает плечами:
— Не помню. Но остальное верно. Добровольных союзов с тварями в истории отмечено мало, и все кончились трагедией. После нападения Плутона Советник лишился руки.
Обнадеживающе. Запахиваю кофту, невольно повторяя жест старика на рисунке. Меня бьет дрожь, когда цепляю холодный металл украшения:
— Или она пыталась убить его потому, что Тлалок сам искал смерти, — хотел и не хотел умирать, так говорил Наас о тварях? У ручья он ни словом не обмолвился о клятве. Наверное, не подумал, что я настолько сглуплю.
— Хм. А ведь возможно, — задумчиво хмурится Айяка.
— Что там в конце, — Наас шуршит древними страницами, варварски терзая бумагу. Проводит пальцем по последним строкам. — Ни хрена не понимаю. Вот год смерти походу.
— Двенадцатое мая 1503 года, — Айяка отодвигает парня в сторону. Беззвучно шевелит губами, расшифровывая записи.
Тихонько скрипят половицы.
Побледневший Наас поднимает на меня глаза.
— Какие обязательства накладывает клятва на хозяина твари? — медленно спрашиваю, перебирая поющие звездочки. Рыжеволосый маг застывает, словно даже не дыша. Избегая света, скрип обходит нас по кругу.
— Никакие. Просто… — девушка отрывается от книги, откидывает за спину тяжелые волосы, — он, как и тварь, лишается свободы. Ему не скрыться от нее, не прогнать, не убить. Специально, по крайней мере. Если волшебник хорошо управляет магией, то может заставить создание голодать, вынуждая подчиняться приказам. Но полностью доступ не перекрыть, да и тварь в ответ способна извести… Короче, клятва похожа на состязание, в котором нет победителей. Тварь мучает человека, чтобы получить больше воли и пищи, но убить не смеет: без хозяина она долго не проживет. А избавившиеся от тварей огненные маги почему- то теряли контроль над своей силой и рассудком. Советник Тлалок не продержался и года, хотя Плутон заперли живой в лабораториях. В случае убийства создания распад хозяина происходил еще быстрее. Например, Гийот Фади…
— Значит, клятву нельзя разорвать? Иначе Тлалок бы сделал это.
— Да, — оживает Наас. — Да.
Его ореховая радужка темна от тревоги. Воздух начинает двигаться. Айяка не замечает:
— Даже смерть иногда не преграда. Плутон до сих пор жива потому, что дух Советника заключен в могиле. Думаю, охранный контур в ее камере так или иначе связан с останками: в противном случае для удержания Высшей твари понадобился бы барьер вроде того, что окружает Университет, а его очень сложно создать и еще труднее поддерживать. И исследования…
— Нам нужно идти! — Наас бесцеремонно хватает меня за шиворот и тянет к выходу. — Спасибо за помощь, Айя! Увидимся позже.
— Эй, — стряхиваю его руку, шиплю:
— Спокойней. И ты кое-что забыл, — Наас свирепо щурится, яркие губы сжаты в линию. — Тони, — с силой трет переносицу, кричит замершей над книгой Айяке:
— Приходи вечером в бар! Там, вроде, Фэн с ребятами сегодня играют. Я позову Тони и Эда с Марой. Будет весело.
Девушка не отвечает. Издали ее лицо — нечитаемая маска, черные дыры вместо глаз. Нам стоило выбрать другого проводника.
— Какого хрена ты сделала?! — дыхание Нааса обжигает ухо. Отталкиваю, первой взлетаю по ступенькам. В груди нарастает тяжесть.
Парень грохочет следом. Подъем бесконечен. Наверху я задыхаюсь, без сил сажусь на порог, обхватываю себя руками и прячу лицо в коленях — глупая, какая
я дура! Холодный ветер забирается в волосы, его ласку повторяет Наас — осторожно гладит и тянет за хвост, заставляя запрокинуть голову.
— Ну ты даешь.
— Да, — улыбка выходит кривой.
— Я тоже идиот. Айяка черт знает что подумала.
— Но это ничего?
— Ничего. Не в ее интересах задавать вопросы.
— Нам снова нужно прогуляться к ручью, — набираю полные легкие ночной свежести. Пахнет дымом и дождем, по черному небу бегут светлые перистые облака. Слезы жгут глаза.
— Не сейчас. Я так понимаю, теперь все упирается в Советника… — киваю. — У нас мало времени. Придется попросить о помощи. Я уже говорил, что я не очень хороший маг? — его очередь невесело усмехаться. — Даже не уверен, что сдам экзамен.
— Извини.
— Я… сам виноват. Надо было предупредить… — трет затылок, беспокойно оглядывается. — Дерьмо… ладно. Пойдем пока к Кану. Заполнишь документы, он покажет Университет. Я же переговорю кое с кем. Встретимся в баре, и тогда… прогуляемся, но вряд ли к ручью.
— Подожди, — ловлю за рукав. — Мы можем оставить все как есть.
Качает головой:
— Нет.
— Почему? — ей не выбраться из Заповедника без нашей помощи.
Отходим от стен и деревьев, где могут подслушать. Наас притягивает меня вплотную и шепчет:
— Барьеры Заповедника питают силы заключенных. Заклинания заточены под тварей. Забирают лишний огонь, не дают накопить энергию. Держат в пределах просчитанной нормы: слабыми, но живыми. Эта норма не подходит для людей. Поэтому камера Мантикоры запитана отдельно.
— Что?
— Мантикора? Неважно. Потом. Мага огня твоего уровня барьер камеры Плутона выпьет до смерти в считанные недели. Вы теперь связаны. Ты скоро почувствуешь слабость. А тебе еще духа изгонять. Нам нужно поспешить, пока ты в состоянии провести ритуал.
***
Кан встречает у входа в общежитие. Смеривает Нааса недовольным взглядом, отбирает мой рюкзак.
— Дальше я сам, — выдыхает сигаретным дымом, сминает окурок.
— Да ради бога, — рыжий цепляет его плечом, ныряя в ярко освещенный холл. — Он не виноват, это я долго собиралась, — но Кан без слов пропускает меня вперед. Двое парней, которые вместе с ним курили на крыльце, тоже молчат. Недолго:
— Это маг огня? — слышу за спиной.
— Да. Еще один в нашем блоке.
— Вот счастье-то.
Оставляем вещи в комнате. Там никого. Кан дает мне ключ.
— Я верну твою кофту чуть позже, ладно? На нее попала кровь, я не успела постирать, — предательский жар заливает щеки.
— Если хочешь, оставь на память, — мягко улыбается Нинин брат. — Как компенсацию — это ведь я тебя ранил. Прости.
Мотаю головой. Он уже извинялся.
— Покажи, — тянет за запястья, сдвигает ткань водолазки, обнажая предплечья. Узловатые красные рубцы пересекаются и расходятся, стягивая плоть. Ноют, когда Кан легко касается выпуклых линий.
— Я принесу мазь от шрамов из лазарета. Она все уберет, — у него прохладная кожа и лучистые морщинки в уголках раскосых глаз. И всего шестнадцать процентов огня. Значит, у моего смущения иные корни.
— Не переживай. И следа не останется, — сжимает мои пальцы и возвращает рукава на место.
— Хорошо. Спасибо, — прячусь в кофту и отступаю назад. Кан тут же шагает навстречу:
— Послушай. Тебе не стоит общаться с Наасом. С ним всегда проблемы. Знаю, он тебе понравился, но этому есть причина…
— Он тоже маг огня. Знаю. Он объяснил.
— Да? Ладно. Рад, что ты понимаешь. Мне бы не хотелось, чтобы и у тебя начались неприятности.
— Мои неприятности начались уже очень давно, — вместе с магией. Или даже раньше.
Кан хмурится, открывает рот, но ничего не говорит. Убираю челку за ухо:
— Еще Наас обещал мне знакомство с неким Моней и веселый вечер за заполнением бумаг.
Капитан пятого блока закатывает глаза:
— Не Моня — Адамон. За Моню он тебя отправит драить полы на склад. Серьезно, меньше слушай Нааса. А лучше — смени соседей. В другом крыле есть…
— Нет, спасибо, — его лицо каменеет, но наплевать. У меня болит спина, сводит от голода живот, а в висках тонко ноет мигрень, ночь же обещает быть долгой, если я правильно поняла злополучного Нааса. — Или я подумаю об этом позже, когда освоюсь. Давай поскорее со всем закончим, ладно? Я очень устала. Да и тебе хватит со мной возиться. Наверняка есть более интересные занятия, — прислоняюсь к столбику кровати. Опускаю ресницы, смаргивая пекучий свет. Парень ерошит без того встрепанную прическу:
— Это моя работа. И сегодня я нахожу ее невероятно интересной, — у Кана появляется ямочка на правой щеке, когда он улыбается — широко, чуть лукаво. Закусываю губу, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость: я совершенно не умею поддерживать флирт. И его иссиня-черная форма охотника некстати напоминает о тени в Заповеднике. Чужой тени, которая сегодня стала моей.
Почти стала.
За дверью ванной шуршит занавеска, шумит вода.
— Пойдем, — Кан касается моего плеча. — Я попрошу Адамона не мучать тебя тестами. В другой раз. Но он захочет объяснить правила и потребует заполнить несколько анкет. Потом перекусим. У нас в кафетерии неплохо кормят.
— Ночью? — я давно потеряла счет времени, но за окном — кругляшек луны, яркий даже при включенных лампах.
— Конечно. По вечерам и примерно часов до трех-четырех здесь самое оживленное время, — мы выходим в коридор, и я закрываю комнату своим новым ключом. — Днем все либо на заданиях, либо подрабатывают где-нибудь. В Университете много денег не поимеешь. Правда, еда и общежитие бесплатные, так что на жизнь хватает. Прилично получают только ученые и лучшие из медиков и техников. Хотя есть те, кто умеет выжать из волшебства максимум выгоды, — Кан стучит пальцем по бумажке на соседней двери. На ней размашистым почерком:
— Аукцион в субботу?… — парень фыркает:
— Эдвард Анна и Мара Кейтлин. Специализируются на изгнании духов. Из останков делают обереги. За этим товаром здесь очередь выстраивается. В субботу будет жарко. Чары ведь блекнут со временем. Приходится покупать новые или самому выискивать заложных покойников. Большинство предпочитает первое. Тебе должны были дать оберег в администрации. Для магов огня это обязательно. И бесплатно. Чтобы вы не притащили тварей за собой. Они не видят Университета из-за чар. Но те, у кого хватает мозгов, способны догадаться: если волшебник постоянно ускользает от них в одном и том же месте, что-то там нечисто.
— Обереги прячут от тварей или отпугивают их? — касаюсь груди, где под тканью водолазки саднят царапины от осколков колбы. Парень лезет в кармашек на плече кителя и достает свою, со знаком на сургучной печати.
Значит, капитану пятого блока охотников тоже есть, о чем молчать.
— Прячут. Про тварей Наас тебе тоже успел рассказать?
— Да. Я сегодня много узнала, — больше, чем хотелось бы. Больше, чем стоит.
Кан кивает:
— Ученым постоянно требуются новые для исследований. Поэтому львиная доля заданий сейчас связана с поимкой темных созданий. Обереги нужны как воздух. Твари же, да и не только твари, отмечают охотников, которые их атакуют. Потом каждый представитель вида попытается если не убить, то хоть извести страхом проклятого мага… или выполнить слияние. Хуже того, печать пачкает места, где мы часто бываем. А значит, и живущих там людей, — Кан кривится, прячет сосуд и жестом предлагает идти дальше. — Пока ученые не открыли свойства праха, охотникам приходилось очень тяжело. Многие потеряли семьи.
Замолкает, распахивает дверь на улицу, достает сигареты из сумки на бедре. У крыльца опять торчат маги. Кажется, те же самые. Кан отмахивается от попыток заговорить и берет меня за руку:
— Здесь легко споткнуться. Дальше почти нет фонарей. Мы привыкли ориентироваться без света. Чтобы не усложнять маскирующие чары. Нечто вроде местного колорита.
Я жду, пока люди остаются позади, и спрашиваю:
— Что такое слияние? — Айяка упоминала подобное. — И — пачкают? Как это? Почему никто не отказывается ловить тварей? Да и как их поймать, они ведь такие быстрые… — моргнешь — и нет. Доли секунды достаточно, чтобы кошмар закончился.
Только через миг тьма вновь рядом.
— Полегче! Сколько вопросов, — смеется парень. — У тебя еще будет масса времени обо всем узнать.
— Мне важно знать сейчас, — чуть сжимаю пальцы, — твари слишком долго были рядом, а я даже не понимала, что они такое. Думала, схожу с ума. А сказать кому- либо боялась. Меня и так пару раз таскали к психиатру. Не хотела оказаться в дурдоме.
Кан вздыхает.
— Пожалуйста, — спотыкаюсь на битом камне, но он не дает мне упасть.
— Ладно… — морщит нос. — Только кратко. Слияние… нет, вначале идет метка. Твари могут отмечать людей двумя способами: как друзей или врагов. Первое защитит человека от дальнейших посягательств. Хотя если ему встретится создание более сильное, чем оставившее след, никакая печать не поможет. Но известно всего четыре случая, когда тварь признавала мага достойным дружбы. А вот наоборот — бесчисленно много.
— Но зачем им отмечать врагов? Почему просто не убить?
— У большинства не хватает сил на убийство. Они только пугают. Ты и сама знаешь, — да. Пугают. Напиваются досыта страхом, уходят. Приходят другие. Нескончаемый круговорот. — Метка служит маяком. Слабые твари — мы называем их младшими — живут инстинктами. Вообще им все равно, где искать жертв, но пройти мимо проклятых они не могут.
— Значит, я проклята, — запрокидываю лицо к ночному небу.
— Наверняка. Я тоже. Почти все здесь, на самом деле, — тихо говорит Нинин брат. — Но пока есть обереги, им до нас не добраться. Теперь ты в безопасности.
— А другие? Моя… семья, — смогли ли они убежать от предназначенной мне кары? Или забрали кусочек с собой?
— Я не знаю. Бывает по-разному, — уклончиво отвечает Кан.
— Как по-разному? Слияние — так тоже бывает?
— Да, — с готовностью меняет тему. — Слияние — это соединение твари и человека. Иногда на пике страха твари удается… как бы сказать… Подселиться. Но только если она достаточно сильная. Старшая. Разрушить душу, высвобождая новую тварь взамен куска памяти — сложно. Кстати, так они рождаются. Ты уже знала?
— Вроде того, — Айяка говорила, что твари формируются вокруг воспоминания хозяина. А Наас — что ученые ищут способ создавать Высших тварей и проводят ритуалы, которые раскалывают душу и лишают памяти.