— Тварь занимает освободившееся место. Получает постоянный доступ к силе человека. Ей больше не нужно охотиться и выживать. Никакая магия не сможет разорвать симбиоз. Слияние происходит редко. В основном люди погибают, но выжившие… меняются. Даже если тварь не пытается доминировать. Одно ее присутствие постепенно сводит с ума. Жертвы слияния не живут долго.
— Убивают себя? — меня знобит. Я уже слышала подобное сегодня. Слияние будто ничем не отличается от клятвы.
— Да. Чтобы не допустить этого, твари в момент единения переносят человека в Отрезок. Нечто вроде отдельного мира. Мы мало о них знаем. Оттуда почти никто не возвращался. Известно, что там твари набираются сил и залечивают раны. Их воля тоже крепнет. Подпитывается осью Отрезка. Они становятся могущественней души хозяина. Перехватывают управление телом. Человек живет, пока живет тварь, хочет он или нет.
— Боже…
— Да. Но бывает, что побеждает маг. И возвращается: с тьмой в душе он обретает способность перемещаться в тенях и мирах. Опять-таки, случаи симбиоза не
изучены толком. Пятеро обнаруженных носителей не горели желанием раскрывать свои секреты. И уж тем более сдаваться ученым. Сразу отделились от Университета. Об их дальнейшей судьбе нет точных сведений.
— Пятеро? Всего лишь пятеро? — давлюсь дыханием. К горлу подкатывает тошнота. Почти слышу ее липкий шепот: я всегда буду за твоей спиной. Резко обернувшись, вглядываюсь в сплетения ночных теней.
— Что такое? — не понимает Кан.
— Нет… ничего. Продолжай, пожалуйста.
— Пятеро — тех, о ком стало известно. Их может быть гораздо больше. Никто не знает, от чего зависит, умрет человек или выживет после слияния. А если выживет — подчинится твари или же покорит ее.
— Слияния… чаще происходят с магами огня. Верно? — провожу ногтями по шраму. Охотник успокаивающе улыбается:
— Да. Но с оберегом ни одна тварь тебя не найдет.
Я сама ее нашла. А чертов оберег лопнул, не вынеся встречи:
— Даже Высшая?
— Наас и о Высших уже рассказал? Слушай, он сильно забежал вперед. Не волнуйся. Поэтому я и не хотел говорить. Профессор Мирна сделал бы это лучше меня. И уж точно лучше Нааса. А теперь ты напугана, — приобнимает за плечи. — Серьезно, твари совсем нестрашны, когда умеешь с ними обращаться. До сегодняшнего дня ты была жертвой. Теперь мы научим тебя защищаться. Ты удивишься, как легко их ловить. Старшие встречаются нечасто. Высших на воле вообще давно никто не видел. С младшей отряд в три человека вполне способен справиться без потерь. Их сложнее выследить, но это уже работа искателей, — прикосновение жжет между лопаток. — Они не всесильные монстры, поверь мне! У них тоже есть слабые места.
— Какие? — не монстры. Боги. Они определяли мою жизнь, а он говорит, что…
— … теряют способность менять форму и исчезать рядом с вот этим, — трогает отблескивающий металлическими нитями знак Университета на груди. — Особый сплав. Правда, ослабляет действие оберега. Проклятье стирает, но мага — нет.
— То есть, тварь тебя увидит, но не обязательно нападет?
— Да. Примерно так. И сбежать не сможет. По крайней мере, не моментально. Из этого сплава сделаны наши пули и удавки. Сети. Ножи. Капканы. Всего не перечислить. И есть еще много уловок. Боевые заклинания, чары-ловушки… Ты правильно поступила, что выбрала блок охотников. Лучшее решение для огненного мага. У нас твоя… особенность притягивать тварей перестанет быть недостатком. Наоборот, очень поможет. На живца ловить проще, а если мы…
— Что будет, если я не захочу? — перебиваю, переключаясь на другое: жидкие гримасы Гофолии и скучающий интерес профессора Рамона Хайме. — В смысле, я не про охоту на тварей. Тесты, исследования. Мне говорили, что уче…
— Не стоит, — теперь обрывает он. — Есть много рычагов воздействия. И ни один тебе не понравится.
Помолчав, Кан продолжает чуть мягче:
— Университет функционирует в жестких рамках, но зачастую оправданно. И это единственное место на земле, где ты сможешь реализовать свой магический потенциал. Приходится чем-то жертвовать, но поверь: ты не пожалеешь.
— Вы с Ниной тоже что-то потеряли? — ты не жалел? Мы сворачиваем за угол, где нет фонарей, и теперь я вижу лишь алую точку зажженной сигареты. Луна
скрывается за тучами, волнуются деревья. Ветер путается в складках кофты, пробегая по телу волнами озноба. Ладонь Кана кажется невозможно жаркой. Тысячу шагов спустя он выдыхает дым и ответ:
— Обереги изобрели пару лет назад. До этого приходилось рвать все связи с родными. Чтобы не подставить никого под удар. Можно было воспользоваться магией: подкорректировать память. Стереть или дать хорошую причину своему отсутствию. Но мы просто уехали. Оставили записку и сбежали.
— Почему потом не вернулись? — пора прикусить язык, но в темноте слишком легко задавать вопросы. Маг молчит. Переплетаю теснее пальцы, извиняясь за грубость.
— Нина кое-что сделала, — голос Кана звучит глухо. — Я помог ей… прибраться. Но нас все равно заподозрили. Мои портреты висели на каждом столбе. Про розыск постоянно говорили в новостях. Нину сочли жертвой, хотя какая из нее жертва?! — вдруг почти рычит парень.
Шумно выдыхает:
— Она не виновата. Это из-за ее силы, тварей, но… — блеклое сияние выглянувшей луны обозначает его резкий профиль. — Теперь нам нельзя возвращаться.
Мне тоже. Прослеживаю изгиб шрама. Сияющий болью осколок подарил мне тварей и понимание: главное происходит прямо сейчас. В моменте, где нет ни прошлого, ни будущего. Где среди шепчущихся листьев и тяжелых, уходящих в небо стен, мы двое шагаем по обломкам асфальта и дышим дымом, осенью и ночью. Еще вчера я была совершенно одна.
— Спасибо, — что держишь меня за руку. — Что рассказал мне.
Через пару минут Кан открывает новую дверь, за которой знакомые ослепительно-белые коридоры. Где-то здесь лаборатории с кричащими в клетках тварями и подвал, освещенный бесчисленными лампочками. Валентин Рабинский и муторный Советник Гофолия, бесцветный Максимилиан и профессор Хайме — злейший враг темных созданий.
Ненавистный Наасу Адамон А. Влодек оказывается усталым полным мужчиной с проседью в каштановых волосах. Очки в тонкой золотой оправе, аккуратно подстриженная щетка усов, грубый свитер с налокотниками и беспокойные пальцы: бесконечно вертят золотистую ручку, перекладывают с места на место папки, оправляют одежду, трогают усы и губы. Если незаметно заснять на видео и проиграть потом с ускорением, получится чертовски дикая пантомима. Адамон достает пухлую подшивку с правилами поведения в Университете и озвучивает каждое. Я перестаю слушать на десятом из ста тридцати шести, рассматривая застывшего у окна Кана. В синеватом от искусственного света кабинете Нинин брат выглядит неуместным и держится скованно: напряжение сквозит в развороте широких плеч, сцепленных за спиной кистях. Я машинально отвечаю на вопросы, быстро заполняю анкеты — поразительно стандартные как для магического ордена.
— Кан Д. Александер поможет вам составить расписание занятий. Есть базовые курсы, проходящие в определенное время. Еще небольшие группы, которые договариваются с профессорами отдельно. И, конечно, маги, готовые помочь в обучении за определенное вознаграждение. Значительная часть материала осваивается самостоятельно по книгам в Библиотеке — он ухитряется произнести последнее слово с большой буквы. — Ваша программа — этот список итоговых знаний и практических навыков. Возьмите.
Мужчина подталкивает ко мне целый ворох листков:
— Пятьсот шесть пунктов. Вы должны продемонстрировать владение всеми без исключения на экзамене ровно через год после начала обучения. Плюс, вас ожидают практика и вопросы вне списка. По итогам выполнения решается, можете ли вы остаться или забудете о магии раз и навсегда. Если остаетесь, начинаете выполнять задания. Параллельно продолжаете учебу согласно своим усмотрениям и нуждам. В распечатках есть все о финальных испытаниях. Вопросы?
Он спрашивает явно галочки ради, но у меня находится один:
— Как много времени будет отнимать участие в исследованиях профессора Хайме? — Кан оборачивается. Адамон снимает очки. Тщательно протирает чистые стекла. — Это станет понятным уже в процессе. После предварительных тестов. Но не думаю… — тонкая оправа опасно гнется. — Команда профессора Хайме сейчас работает с тремя огненными магами, из них двое — гораздо сильнее вас и уже прошли инициацию. Предполагаю, помимо стандартных процедур, за этот год вы спуститесь в лаборатории три-четыре раза. Сейчас лучше убедитесь, что выбрали подходящий блок, и сконцентрируйтесь на тренировках.
Спросить что-нибудь еще мужчина не предлагает, сразу поднимается — взвизгивают ножки отодвигаемого стула. После секундных колебаний Адамон протягивает мне руку:
— Добро пожаловать в Университет. Отсчет вашего года начинается сегодня, двадцать девятого сентября. Если возникнут проблемы, обращайтесь к капитану блока или ко мне.
— Спасибо за уделенное время, — прижимаю к груди распечатки.
— Не беспокойся насчет экзамена, — тихо говорит Кан, когда за нами закрывается дверь Адамонова кабинета. — Ты огненный маг. Тебя оставят, даже если ты худшая волшебница на планете.
Невесело хмыкаю:
— Кто остальные огненные?
— Возможно, ты видела одного вчера. Илай Мназон. У него пятьдесят один процент. В блоке техников есть Янни Збигнев с сорока. Из наших еще Мантикора Оретт — девяносто два.
— Так много! — я останавливаюсь. Боже мой! Как же он справляется?!
— Никто из них не справляется, — наверное, я заговорила вслух. Кан отвечает равнодушно, но снова ловит и сжимает мои пальцы.
— Что с ними не так? — хмурится:
— Познакомишься — поймешь. А сейчас давай поужинаем. В кафетерии должно быть мало людей: пересменка. Ты ведь голодна?
— Да… — живот сводит от голода или волнения. Я ищу слабость в теле и новое в разуме: шершавый голос, эхо стеклянного смеха. Не нахожу, но вдруг и не могу найти? Что, если Плутон уже направляет мои мысли, прячась в закоулках подсознания? Нужно идти не в кафетерий, в бар. Встретиться с Наасом. Нинин брат поджимает губы, стоит произнести имя рыжеволосого мага, но оставляет возражения при себе:
— Как хочешь, — к бару идем в молчании. Когда выходим на широкую площадь, где звучит музыка и толпятся люди, Кан выпускает мою ладонь.
Над головой, натянутые между высокими железными столбами, пересекаются цепочки золотых огоньков. Будто украшение к празднику. Гигантское здание цеха
по левую руку зияет черными окнами, дальше тонет в темноте ряд явно складских ангаров, а справа — залитое алым сиянием крыльцо бара. По газону разбросаны покрышки от грузовиков, бревна, стулья — все заняты, люди оккупировали даже ступеньки. Проталкиваемся. Я оступаюсь и едва не падаю на колени к какому-то парню.
— Зарин! — Наас мгновенно замечает и зовет через переполненный зал. Рядом с ним на краешке стула застыла Айяка. Переоделась в изящное темное платье с круглым, открывающим тонкие ключицы, вырезом. Тони нет. Но, могу поспорить, придет: Наас мастерски втягивает окружающих в свои затеи. Глядя на вцепившуюся в кофейную чашку девушку, сложно не согласиться с Каном: ей бы стоило держаться от рыжеволосого мага подальше.
То же самое обычно говорили про меня.
Кан вновь касается спины. Ухо обдает жаром:
— Увидимся позже. Береги себя и ни о чем не волнуйся.
Пробираясь к столику, осматриваюсь. Длинная барная стойка, высокие, горящие под кровавым светом металлические столы. Кафельные стены, заклеенные картинками… нет, фотографиями. Пожелтевшими, полароидными, черно-белыми. Вокруг каждой, заполняя пробелы, — подписи маркером.
Наас прячет сумку и куртку под ноги, освобождая мне стул.
— Мы заказали пироги! Пить что будешь? — перекрикивает музыку. Превращается в красную тень, отправившись добывать мне кофе. Я киваю Айяке, хвалю платье. Волшебница нервно оправляет волосы. Чтобы замять неловкость, касаюсь снимка на стене:
— Почему они здесь?
— Фотографии погибших, — прослеживает жест девушка. — Наш способ попрощаться. Мы не приходим на могилу, даже на похороны. Тело отдают родственникам, смерть представляют несчастным случаем или результатом болезни. Незнакомые люди на кладбище могут вызвать вопросы. Поэтому…
На фото парень с баскетбольным мячом в руках. Широко улыбается, за вихрастой макушкой дырявят листву солнечные лучи. Рядом выведено: Йохан Д. Катерина. Йохану было лет двадцать, не больше. От разбегающихся вокруг строчек комок в горле.
«Ты был моим лучшим другом. Ты изменил мою жизнь».
«Самый позитивный хрен в этой дыре».
«Я люблю тебя, мне так тебя не хватает,» — отворачиваюсь, не дочитав остального. Надписи перетекают со стены на стену, за пределы багряного зала. Связывают портреты в единый узор — заклинающий смерть.
— Видеть их каждый день…
— Как когда они были живы, — Айяка впервые твердо смотрит мне в глаза. Не прячась за длинными ресницами, без подозрения и невнятного упрека.
— Держи, — жалобно звякает блюдце с чашкой, гремит поднос с пирогами. Наас наклоняется и тихо сообщает:
— Я договорился. Через пару часов пойдем. Ребята будут прямо там.
Он выглядит спокойным, будто ничего особенного не происходит, и я устраиваюсь удобнее, наконец-то чувствуя, как расслабляются плечи. Мы справимся. Все будет нормально. Мы…
Среди толпы мелькает светлая вспышка. Я проливаю кофе на пальцы. Илай. Черная футболка сливается с темнотой, обнаженная кожа полыхает — ярче ламп и
металла столов. Жилистые запястья тоже носят отпечаток пут. Отвожу взгляд и слизываю липкие капли.
Нужно держаться от него подальше.
— Тони! Мы здесь! — Наас размахивает руками. Опускаю голову: пусть Илай не заметит. Пусть заметит. Пусть… черт!
Не замечает. Тони подсаживается между Наасом и Айякой. Очень тесно, но рыжеволосый маг делает вид, что отодвинуться некуда.
— Ты чудовище, — шепчу в медные пряди. Неразборчиво хмыкает в ответ. Ворует салфетку с моего блюдца, выкручивает и рвет на части.
— Просто хороший друг. Ешь. Скоро уходить, — точно, пирог. Сочная мясная начинка вываливается из теста, тает во рту.
— Вот вы где. Двигайтесь, — Эдвард Анна, продавец амулетов, тащит два высоких барный стула. Отвоевывает место у стены, Мара устраивает длинные ноги у него на коленях. Оба еще покрыты вылинявшими до розового пятнами, волшебница колупает щеку, пытаясь избавиться от чешуек.
— Дани подойдет сразу на место. Триша не сможет: вызвали вниз, — негромко сообщает Эд, хватая кусок пирога и роняя половину на свою девушку.
— У нее проблемы?
Мара сердито дергает парня за прядь соломенных волос, пытается оттереть следы соуса с блузки.
— Нет, вроде нет. Просто Чиндту неймется, — Эдвард целует волшебницу в висок и получает локтем в живот:
— Твою же мать, Эд! Кофта! Новые леггинсы! Снова!
— Бедная, — сочувствует Наас то ли Трише, то ли Маре.
— Так, пропустите в туалет, — сдается последняя.
— Я с тобой, — умыться, вдохнуть хоть немного воздуха: от духоты и едкого сигаретного дыма печет глаза. Просачиваясь сквозь скопление охотников у барной стойки, стараюсь не выпустить Мару из виду. Впрочем, она скоро останавливается в конце внушительной очереди. Ужасно жарко. Закатываю рукава, гляжу на перехваченные полосами предплечья. Под резкими огнями кажется, что руки по-прежнему связаны.
Тень ложится на исчерканную кожу. Перехватывает запястья и дергает в сторону, в узкий коридор, где едва теплится багряный отблеск. Прижимает к стене. Деревенеет, легко касаясь шершавыми губами лба. Сердце колотится. Я могу оттолкнуть — но не двигаюсь. Закрываю глаза, впитывая жар чужого тела. Илай жесткий, сильный. Невыносимый. Пахнет снегом и кровью.
Отвратительно.
Идеально.
— Ты спускалась в подвал. Не возвращайся к ней, — оттягивает ворот водолазки, обхватывает шею, с нажимом гладит шрамы. — Ей нельзя верить. Это только магия. Посмотри, что они сделали с тобой. Будет хуже. Они заберут твою память, чтобы создать новых. Ты перестанешь понимать… Не выделяйся. Тогда они не…