— Пусть перемирие — мечта. Пусть даже ложь. Ничего. Давай попробуем поверить в нее. Иначе нам останется только прошлое.
— Зарин! — доносится из зала. Илай деревенеет.
— Это Айяка.
Пламя впитывается в камень. Упавшую темноту можно пощупать. Мимо проносится, зацепив шуршащей курткой, Янни. Кричит:
— А мы зажгли солнце! И едим торты! Хочешь торт? Посмотри, сколько разных!
— Тты… — звуки подергиваются ватой, когда он целует меня. Лихорадочный, жадный. Выдыхаю в рот:
— Пойдем со мной.
Отвечает укусом. Это да или нет?
Янни что-то роняет: дребезжит витрина. Вибрация отдается в позвоночнике. Слишком сильно… Илай хмурится:
— Чт…
— Ба-бааах! — вопит мальчишка. Вздрагиваю, настигнутая пониманием:
— Взрыв!
Сталкиваемся с Айякой в узком проходе. Девушка вскрикивает от неожиданности.
— Идем! — Илай и Янни уже на улице. Мальчишка кашляет, согнувшись пополам. На щеке — мазок сиреневого крема. Илай скупыми движениями создает чары для поиска людей:
— Живые. Здесь, — трогает движущиеся точки.
— Стадион!
— На них напали! — срывается с места Айяка. Перед тем, как Илай отрывает ладонь от рисунка, замечаю: точки бросаются врассыпную от невидимого врага. — Янни! — тащу мальчишку за рукав, заставляя бежать. Илай скрывается за углом, вскоре исчезает и желтое пятно Айиного платья. До стадиона полгорода, а чертов Янни постоянно спотыкается, отвлекается на волнующихся за темными окнами тварей, норовит отстать:
— Я устал, — ноет и выдирает руку. — Пусти! Меня тошнит! — весь красный, ровно в тон куртке, но у нас нет времени…
— Значит, стошнит! — рявкаю и тяну вперед. Еще кварталов шесть по прямой. Мышцы горят, а в боку колет. Янни все-таки рвет, и приходится затормозить.
— Еще чуть-чуть, пожалуйста! Им нужна наша помощь, — мальчишка, кажется, не слышит. Уставился куда-то поверх моей головы. — Янни!
— Дом, — мягко говорит он. Зеленые глаза глядят с неясной обидой. Кулаком вытирает бисеринки пота с верхней губы и тихонько стонет между рваными вдохами:
— Калеб. Крыша. Дом.
— Я бы тебя бросила, но это небезопасно. Идем! — замолкает и покорно переставляет ноги. А потом даже срывается в бег.
— Спасибо! — взрывы не повторяются, а пернатые могильщики беспечно перепархивают в проводах. Снова говорю, беззвучно: спасибо.
Вылетев к стадиону, отпускаю Янни и останавливаюсь. Сажусь прямо на землю. — Нашли время тренироваться! — кричит Айяка на трущего затылок Нааса. Эйса и Хикан виновато улыбаются, далекая Энид сгорбилась на нижнем ряду трибун. Даже под безразмерной формой охотника угадывается сковывающее волшебницу напряжение.
Наас оправдывается:
— Извини. Мы не подумали.
— Кретины! — направленный в землю пистолет дрожит в Айиных руках. Рыжеволосый маг осторожно забирает оружие и притягивает всхлипывающую девушку к себе. — Я решила, что…
— Прости.
— Идиоты, — сиплю. Илай опускается на корточки, убирает мне за уши челку. Ловлю горячую ладонь, переплетаю пальцы. Рядом с ним, под пронзительным небом, в давящем на ресницы свете я словно возвращаюсь в летний день на крыше. Шрам пульсирует кровью, а граненный мир становится ярче — можно попробовать на вкус.
Рассказываю ему о привидении. О жаркой улице, где я пряталась от теней и искала жертву, о Нине и девочке в расшитом маками платье. О семье в лесу, подобно нам застрявшим посередине: не люди. Не чудовища.
Нас обступают другие маги, но я вижу только Илая, когда говорю об осколке:
— С него начались твари. Он сломал мою жизнь, но я вспомнила о нем только когда встретила призрака, — и тебя, молчу я. — Тогда, на сорок второй улице, я поняла: я ничем не отличаюсь от других. Мы все ранены, и все хотим одного…
— Зарин? — кровавые глаза напротив крадут солнце.
— Дом, — потерянно шепчет Янни. Улыбаюсь:
— Дом.
Мальчишка мучает край куртки. Поднимаюсь — Илай обнимает, позволяет на секунду спрятаться и вдохнуть морозный запах металла. Хватит. Отступаю на шаг, ловлю понимающий взгляд Нааса, продолжаю:
— Нам всем нужно место, где мы будем в безопасности. Не город из плохих воспоминаний. Не Университет. Когда придут охотники, нельзя говорить о людях и тварях. Проводить границы. Надо сказать о защите. Подобрать правильные слова — и нас услышат. Пакт сделает мир домом для каждого, — а Янни имеет в виду иное:
— Дом, — смотрит на девятиэтажку за пиками тополей, и я могу поклясться чем угодно, что это его…
— Дом.
— Хочешь пойти туда? — Наас касается его локтя. Маг огня возится со змейкой. С третьей попытки застегнув куртку и надев капюшон, мотает головой:
— Нет. Я помню, что там случилось.
— Значит, стадион тоже твой, — только замечаю подпаленные пятна на земле. Цепляю ботинком камушек — послушно откатывается. Чары спали.
— Мой и Хектора.
Наас одними губами поясняет:
— Марии.
Янни отворачивается. Идет по белой линии разметки, расставив руки для равновесия. Закусываю губу, чтобы не окликнуть. Мальчишка не поднимает глаз от полоски под ногами.
Он нашел свой узор.
Хикан стряхивает молчание и ржавую пыль с серой футболки:
— Раз уж мы все здесь, то, может, продолжим?
Наас удивленно поднимает брови:
— Тренировку?
— Ну да, — с хрустом разминает шею техник. — Не знаю, как вам, а мне определенно нужно… выпустить пар.
— Люди против тварей? — разносится по полю. Я дергаюсь, оборачиваясь. Плутон. Оскалилась с верхнего ряда трибун. Энид шарахается к нам. Из двух зол выбирает меньшее? Крохотный Янни вскрикивает и зажимает рот. Повисшая над полем тишина стучит в висках.
— А давайте! — широко ухмыляется желтоглазый. — Но без стрельбы! Чтоб не как в тот раз, когда Ваня и Харди загремели в лазарет.
Будто лопаются невидимые нити. Айяка фыркает, разжимает кулаки Эйса. Лишь Илай не меняет позы — по-прежнему выглядит готовой распрямиться пружиной.
— Да уж! Адамон потом часа три орал и заставил всех, кого смог найти, до рассвета чинить зал, — снимая кобуру, улыбается воспоминанию Эйса. — Дикая была ночь. Еще же Зарин запустила тревогу.
Достаю пистолет из-за пояса и, вытащив магазин, отдаю Наасу.
— Точно, ты же тогда и попала в Университет. Мы встретились у лазарета. Выбрали тебе имя, — дергает меня за хвост и уходит отнести оружие к трибунам. Заглянув под скамейки, вытаскивает мечи.
Один из них принадлежал Тони.
— Да, — отвечаю в никуда. Значит, Наас пришел в лазарет навестить пострадавших. А встретил меня, и теперь мы здесь — где никто не знает моего прежнего имени.
Быть может, оно мне больше и не пригодится. Зажмуриваюсь: ночные окна отражают палату, бледная Нина на больничной постели, хрупкие страницы с разномастными записями. Картинка из другой реальности.
Где ее брат жив.
Плутон с лязгом слетает вниз. Скачок — кружит около Янни, под костистыми лапами рождаются трещины. Мальчишка хохочет и спешит догнать ветвящиеся концы. Капюшон сваливается с лохматой головы, но он не обращает внимания — и на девятиэтажку тоже. Энид осторожно подходит и замирает рядом с Айякой. Сжимает-разжимает пальцы, поправляет ремешки, скрепляющие перчатки с кителем. Синяя повязка медика сползла на локоть. Наас кидает Тонин меч Хикану, протягивает свой Эйсе:
— Я опробую свою силу. Разойдитесь! Не цепляем друг друга!
Айяка спрашивает:
— Как вы себе это представляете?…
— Вот так, — рассыпая пепел и дым, Плутон бросается ко мне. Удар выбивает воздух из легких. Кубарем по земле, сгруппироваться, затормозить, вскочить. Сжать в кулак законсервированную ожиданием злость последних дней, направить — короткие слова и обнаженное желание.
Волна огня лижет угольный силуэт.
— И это все? — играючи уклоняется от воющей игольчатой тьмы, посланной Илаем.
— Черта с два! — сплевываю пыль, заставляю протестующие мышцы повиноваться. Давай, беги! Скорей!
Пытаясь захватить тварь в кольцо, маги рассыпаются по стадиону. Мелькает рыжая вспышка, за ней — порыв ветра, жжется напалмом. Хикан едва успевает отпрянуть. Рычит, продолжает погоню. Настигает создание невероятным прыжком, но Плутон рассеивается прямо под взмахом щербатого лезвия.
— Достал! — ранил бы, если бы металл был заколдован. Тварь скрипуче хохочет, проявляется из воздуха и щелкает зубами у шеи нападавшего. А через секунду Хикан опять один — вертится на месте, желтая радужка горит золотом. Плутон уже далеко, бьет Нааса роем тьмы. Рогами под колени — рыжеволосый маг делает красивое сальто и почти удачно приземляется. Вскакивает и падает от нового удара. Активирует Хиканову перчатку, не успевает использовать — Плутон атакует раньше. Айяка и Эйса спешат на помощь, последний словно напрочь забыл о волшебстве и, подобно Хикану, пытается продырявить ускользающий мрак мечом. Перчатка Илая исходит плавкими молниями, от которых немеет кожа и холодеет в груди.
Оцепление распадается. Меняем тактику и разделяемся на группы — но тварь принимается атаковать самых медлительных, отсекая и расшвыривая по стадиону. Перемещается вместе с вырвавшимся на волю ураганом, и нам остается глотать пыль и слепнуть.
— Наас! Твою мать! — взвывает вывалившийся из песчаного столпа Хикан. — Прекрати! Твой ветер?!
— Это не я!
— Энид?!
— Нет, — девушка, держась за бок, силится отдышаться.
— Идиот! Связывай землей, пока я держу! — с трудом узнаю голос Айяки Корнелиуса. Волшебница властно вскинула руку, сужая смерч и концентрируя
тревожную стихию вокруг твари. Желтое летнее платье изорвалось и потемнело от грязи, волосы стелются по ветру черным пламенем.
— Ну же, Эйса! — не успел. Попробуем еще раз! Вот тебе земля, используй! Взламывая почву до бетонных коробок с хрусткими трубами, посылаю вперед свой страх.
Взрываем, раскалываем, режем, уворачиваемся — и от собственных заклятий в том числе, отбиваемся, отступаем, прикрывая друг друга. Снова атакуем. У нас получится — вместе. Все получится, если будем действовать сообща. Нужно только объединиться, чтобы достать… догнать.
Кто-то цепляет соседнее здание. Град камней, осколки — веером и стеклянной водой. Рев пламени и пляшущая под ногами земля. Воспоминания калейдоскопом собираются и распадаются, меняя времена и отражения в зеркале: напуганные, заплаканные, злые. Бессильные — тогда. Сейчас память горчит на языке, чтобы сорваться с губ дробящим реальность волшебством.
Один миг как вечность. Дорога через целую жизнь, где каждый шаг важен — и не значит ничего. Плевать, что было раньше, когда сегодня ты заставляешь чертов мертвый город жить.
Плутон взлетает на футбольные ворота. Я больно врезаюсь в стойку. Цепляюсь, чтобы не сползти вниз: колени отчаянно подгибаются. Илай, прищурившись и активировав перчатку, замер в нескольких метрах от нас. Неровные пятна румянца на бледных щеках и отчетливая дрожь в пальцах: тоже устал.
— Неплохо, — сжаливается тварь. — Лучше, чем я предполагала.
Эйса вытирает наново разбитый нос и чертыхается. Его белая майка сменила цвет на серо-коричневый и расцвела алыми пятнами. Моя рубашка выглядит не лучше. Хикан ковыляет к трибунам, волоча за собой меч. Держась проведенной седым магом царапины, последним к скамейкам добирается Янни.
Чуть взъерошенная тварь с самодовольным видом вытягивается на верхнем ряду, рядом со мной и Илаем. Щурится на заходящее солнце и словно случайно прижимается мохнатым боком. Я глажу жесткую шерсть, касаюсь теплой лапы с когтями-лезвиями. Втягиваю дымный запах: так пахнет осенняя ночь, когда жгут листья. Пульсирующие болью ушибы и ссадины, подвернутая лодыжка, ноющие мышцы — напоминают о тренировках с Каном.
О его смерти.
Смерти Тони.
Прозрачный розовый закат заливает небо. Растерявший колкость и зной ветерок шевелит прядки у висков, переплетает с нитчатыми узорами сигаретного дыма. Эйса сминает пустую пачку. Пепел сорванной чешуей — вверх. Звуки застывают, прячутся за пламенеющими стеклами Янниного дома.
Ни одной птицы.
Никого, кроме нас.
Быть может, на другой стороне волшебства, в отражении стадиона дети прямо сейчас играют в футбол. Кто-то сидит на скрипучих холодных скамейках и смотрит на свое солнце — блеклое, зимнее, почти скрывшееся за крышами.
Не верится. Неправда.
Угасающие лучи на согретом дереве, на тыльной стороне запястий и изнанке зрачков. Алый огонек сигареты и заполняющиеся сумерками улицы.
Разве где-нибудь есть иное место для нас?
— Они согласны, — говорит Плутон.
Нам придется найти его. Опускаю голову на плечо Илая. Маг запускает грязные пальцы в мои влажные от пота волосы. Стягивает резинку.
— Пятеро хотят клятвы, но я оставила право выбора за вами, — тварь обращается к огненным магам.
— Спасибо, — хриплый выдох обжигает щеку.
— Они скоро будут здесь. Пора отметить тех, в подвале.
— Хектор, — говорит Янни.
— Каковы наши шансы? — Айя рассматривает разбитые колени. — Выжить.
— Я не знаю, — признается тварь. Сидящий ниже Хикан откидывается на скамейке. Звериные глаза светятся:
— У нас не было ни единого до попадания сюда.
— Говори за себя, — отвечает Энид.
— А я и говорю. Тебе тоже советую, — хмыкает.
— Сегодня все должны высказаться, — обрывает Эйса, ввинчивая окурок в металл опоры. — Все.
Но дорогой назад мы долго молчим. В сизых сумерках редкие светящиеся окна чьих-то воспоминаний похожи на маяки: неровная цепочка ведет сквозь лабиринт перепутанных времен. Оглядываюсь на девятиэтажку Янни и Марии и замечаю то, чего раньше не было: три окна в ряд сияют желтым. Мальчишка тоже обратил внимание. Только это и видит — идет задом наперед, не отрывая взгляда от прошлого.
— Странно, что здесь нет Университета, — говорю я. Неужели ни для кого он не стал точкой отсчета новой жизни?
Идущий сзади Хикан подает голос:
— Совсем древний есть. Возле… сквера, — запинается, обозначая свое место в системе координат Отрезка. Когда два дня назад, гуляя по городу, мы вышли к стене черных деревьев, Хикан оцепенел. Эйса звал и тряс за плечи, но оборотень отмер лишь вечность и хлесткую пощечину спустя, чтобы попросить:
— Сожги. Ты ведь можешь — сжечь?
Занявшийся на закате, парк полыхал всю ночь. А мы смотрели, за ним и Хиканом, пока не осталось ни одной целой ветки.
Сейчас парень, стряхнув оцепенение, продолжает:
— Здание в форме подковы, там еще двор с колоннами и фонтанчиком, — видела. Старинное, невзрачное и выеденное пожаром. — У нашего защитный контур усовершенствовали против любого воспроизведения, ведь иначе образовались бы и копии артефактов, книг, документов…
— В сгоревшем располагалась только ложа, ничего ценного, — говорит Айяка. — Тогда орден назывался братством Камня, поскольку магический потенциал исключительно Камнем и определяли. Он участвовал в ритуалах посвящения и передавался от одного Главы к другому. Потом нашли еще восемь, а следом и без них научились обходиться…
— Братство Камня, — перебивает Эйса, — было тайным светским салоном. Члены учились магии ради развлечения. Сходить поохотиться на вервольфа. Прогуляться в долину фей. Нечистью в основном занимались монахи, а их на увеселительные мероприятия элиты не приглашали. Зато именно пожертвования богачей кормили странствующих церковных магов. До образования ложи те жили за счет монастырей, но чем дальше существа и сущности уходили от растущих
городов, тем реже требовались услуги волшебников. Соответственно, со временем священники стали скупиться на еду и кров.
— А твари? — спрашиваю у Плутона. Они ведь, наоборот, должны стремиться к цивилизации.
— Твари убивают быстро, а перемещаются еще быстрей. Люди постоянно исчезают — как понять, по чьей вине? — сверкает серебристыми зубами. — Раньше на нас почти не охотились. Не успевали выслеживать.
— Только существа и сущности привязываются к ареалу обитания, — говорит Эйса. — Их активность рано или поздно становится довольно заметной. Получаются осевые места вроде проклятых домов или лесов, где часто пропадают люди. Поэтому приходится изгонять или убивать, а зоны влияния чистить. Еще магических животных ловили для бестиариев, но содержать существ в неволе очень трудно, а сущностей — невозможно. Изучать тогда никого не изучали, они ведь сразу исчезают, если умертвить.