“Что нам делать со всеми этими записями, если начнётся эвакуация? Их всех с собой не заберёшь. Мы ещё пять лет назад должны были начать переносить всё с бумаги в компьютеры. Как мы вообще будем работать на новом месте, если потеряем всё это?”
В Управлении оборонных исследований был свой план действий в случае экстренной ситуации, как и у всех остальных госучреждений. Они проводили выездные учения по переносу важной информации и оборудования в безопасное место с последующим повторным запуском в работу. Но таких безопасных мест становилось всё меньше и меньше. Порой Нэвил задумывался о том, владеет ли хоть кто-нибудь вообще всей этой ситуацией. Через год после “Дня-П”, грянувшего как гром среди ясного неба, и моментально начавшейся резни, а затем и куда большего числа жертв от залпа “Молота” война стала напоминать медленно распространявшийся пожар. У них было время вывезти то, что уцелело. Нэвил попытался представить себе, как будет выглядеть мир без национальных библиотек, архивов, университетов и музеев. Даже во время Маятниковых войн правительства всех стран прятали всё, что могли, но в этот раз всё было иначе. Конец света перешёл в свою завершающую стадию.
Нэвил поймал себя на мысли о том, что, само собой, есть кто-то с зарплатой куда больше, чем у него, кто держит всю эту ситуацию под контролем. Но затем доктор вспомнил, что государство на такое в принципе не способно. Даже правительство КОГ не может думать сразу обо всём.
“А ведь на мне лежит не меньшая ответственность за создание “Молота”, чем на Адаме… Кстати, а вот сейсмологи и геологи эти из университетов куда вообще смотрели, что не заметили, как Саранча всё это время под нами туннели рыла?”
В этой войне было столько вопросов, оставшихся без ответа, а также совершенно непонятных моментов, что даже те люди, чья работа заключалась в том, чтобы задавать вопросы, перестали это делать, не говоря уже обо всех остальных. В последнее время всех волновало лишь то, как произошло то или иное событие, а не почему. Нэвил понял, что совершенно не может думать о расчётах по необходимой энергии. Его внимание сейчас блуждало между новостями и мыслями о том, что же хватать в первую очередь, если план действий в экстренной ситуации накроется медным тазом, как это часто бывает. К тому же какие-то неясные, но назойливые страхи блуждали в его подсознании, словно акулы в океане.
Нэвил поймал себя на том, что так и продолжает разглядывать фото Эмиля, когда прозвучала сирена готовности к пожарной тревоге, состоявшая из трёх коротких гудков. Это означало, что персоналу следовало ожидать дальнейших указаний, пока специалисты проверяют источник аварийной ситуации. Бросать всё и бежать из здания надо было лишь после длинного непрерывного гудка. Казалось, никто рядом из служащих даже не засуетился. Нэвил принялся ждать, как и говорилось в инструкции, но, всё же, приоткрыв ящик стола, на всякий случай достал оттуда самое важное: исписанные блокноты, калькулятор и пистолет. Доктор понимал, что у него в жизни духу не хватит использовать это оружие. Положив все эти предметы рядом с фотографией, он приготовился закинуть их в портфель и бежать.
“Как там в инструкции говорится? «Оставьте все личные вещи»? Ага, как же. Замены им потом уже не найдёшь”.
Адам так и не появился. Настенные часы, на выцветшем кремовом циферблате которых виднелась выведенное витиеватым шрифтом название фирмы-производителя “Братья Колна, Джасинто”, показывали 13:06. Только что был полдень. Сверив время с наручными часами, Нэвил заставил себя вернуться к расчётам, представленным на экране его компьютера, тем не менее, не забывая прислушиваться к сигналам тревоги. Идущие фоном новости по телевизору не позволили ему забыть о том, как же стремительно ухудшалось их положение.
“Так, соберись. Как же мне повысить вырабатываемую мощность на двадцать процентов? Ведь именно столько прибору и нужно для работы”.
Нэвил вновь впал в своеобразный транс, уставившись на расчёты перед собой, но его из этого состояния выдернул длинный сигнал тревоги, после чего послышалось шипение системы оповещения персонала.
— «Внимание всему персоналу! Это не учебная тревога!» — раздался голос Горди, который явно был не особо рад тому, что приходится делать такие объявления. — «Пожалуйста, покиньте здание, следуя протоколу перемещения всего ценного в безопасное место. Сервер будет отключён через пять минут».
Прокашлявшись, Горди продолжил.
— «Прошу прощения, что испугал вас пожарной тревогой, господа, но сигнализация лишь в двух режимах работать может: “Ожидание” и “Эвакуация”».
Нэвил услышал, как кто-то в соседнем офисе расхохотался услышанному, а затем раздался звук открываемых шкафов с документами. Все знали, что надо делать. Приказ об эвакуации мог отдать лишь Адам, а, значит, он где-то в здании. Люди уже привыкли бросать всё и бежать. Каждый гражданский был готов по первому сигналу пуститься наутёк, и в каждом госучреждении и коммерческом предприятии регулярно проводились тренировки по быстрой эвакуации. Именно так люди и выживали последние десять лет: они уходили из мест обитания раньше, чем туда проникали черви.
“Только вот теперь мы в Эфире. Нам всегда казалось, что здесь-то мы уж более-менее в безопасности”.
Выйдя из своей учётной записи на сервере, пока тот не отключился, Нэвил размеренно принялся собирать всё то, без чего не мог обходиться, зная, что у него ещё достаточно времени. Из коридора послышался топот ботинок по паркету. В какой-то момент они стихли, когда бегущие скрылись за поворотом, но после нескольких мгновений тишины кто-то быстрым шагом подошёл к кабинету, а затем дверь распахнулась.
— «Здравствуйте, Адам», — сказал Нэвил. — «По какой причине сегодня эвакуация? Меры предосторожности, или как?»
Адам выглядел просто ужасно, по-другому его состояние никак не назовёшь. Обычно у него и так всегда был усталый вид, но теперь на его лице читалась и какая-то гнетущая тоска. Нэвил сроду не видел Адама в таком состоянии.
— «Это не моё решение, а приказ Хоффмана», — ответил профессор. — «Он готовится к наземному штурму Эфиры и поэтому решил, что всем гражданским надо покинуть территорию».
— «Вы в порядке?»
— «Нет, не в порядке».
— «Ну, мы ведь уже такое делали. Подождём пару дней, а затем вернёмся».
Адам бросил на него хмурый взгляд, как будто Нэвил совершенно его не понял, а затем вытащил стопку папок из портфеля и положил их на стол. Со стороны такой поступок казался чистым безумием, совершенно сбивая с толку, ведь сейчас им надо было как раз вынести из здания как можно больше документов. Нэвил уставился на папки. Значит, отчёты о вскрытии из архива забрал именно Адам.
— «Прости меня, Нэвил. Надо было давно вернуть их».
Нэвил на это не знал, что и ответить. Его куда больше удивило не то, что это именно Адам забрал все эти папки себе, а то, что профессор промолчал, когда Нэвил сообщил ему о пропаже.
— «Их нельзя выносить из здания», — сказал доктор, машинально перекладывая всё из лотка для входящих бумаг в свой портфель. Среди этих документов была и папка с фотографией прорывной дыры, происхождение которой Нэвил не мог понять. — «Впрочем, сейчас это уже неважно. Нам пора, Адам. Я из вашего ящика тоже всё забрал. Пойдёмте».
С этими словами доктор показал на распухший от содержимого портфель. Адам несколько мгновений стоял, как вкопанный, оглядывая офис. Нэвил почувствовал себя виноватым за то, что пожурил профессора за изъятие документов. Перед ним ведь был не просто его начальник, а ветеран боевых действий и герой всей нации. Такой человек вполне заслужил своё право перешагнуть разок через всю эту бумажную волокиту. Нэвил кивнул в сторону двери пожарного выхода.
— «Мне надо кое-что тебе рассказать», — сказал Адам.
— «Попозже расскажете», — ответил Нэвил, запирая за собой дверь. Необходимости в этом не было, и доктор сделал это скорее в силу привычки. Адам шагал по коридору перед ним, постоянно оборачиваясь, чем задерживал их продвижение. — «Нам надо добраться до точки сбора».
— «Мне и впрямь нужно с тобой кое-чем поделиться».
— «Не сбавляйте шаг».
— «Чёрт тебя подери, Нэвил, это важно!»
— «Мы что, забыли что-то забрать с собой?»
— «Нет, но…»
— «Тогда обсудим это, когда покинем здание».
Адам умолк, поняв, что сейчас поговорить не выйдет. Они оба ускорили шаг, а затем и вообще перешли на лёгкий бег, но Нэвил был уверен в том, что они не рванут в панике со всех ног, ведь такие эвакуации проходили уже не раз. Их отдел всегда возвращался в здание, когда сирену отключали. Но пока что им надо было добраться до транспорта, который отвезёт их в восточную часть Эфиры, прямо в Джасинто, под которым располагалась основная несокрушимая часть гранитной плиты, уходившей в море.
Выбравшись из здания, они увидели, как примерно пятьдесят-шестьдесят сотрудников Управления оборонных исследований столпились вокруг здания, передавая друг другу по цепочки коробки с документами, которые складывали в кузова стоявших тут же грузовиков. Тут спасали не только работу всей жизни, а даже труд целых поколений учёных. Адам встал как вкопанный, совершенно поражённый этим зрелищем, хотя обычно он всегда был внимателен и сосредоточен.
“Бедный директор. Из него уже все соки выжали”.
Нэвил взял Адама за локоть, чтобы сдвинуть того с места. Возможно, надо сказать ему какую-нибудь команду, как у военных, чтобы он пришёл в себя.
— «По машинам, сэр!» — крикнул он.
— «Подожди. Мне всё же надо поведать тебе кое о чём. Я о тех документах, о фотографии».
— «Подумаешь, унесли с собой, чтобы дома поработать. Тоже мне, велика беда».
Ухватив Нэвила за руку, Адам отвёл его на несколько метров в сторону от членов эвакуационной команды, которые, казалось, и вовсе не заметили, что их начальник вот-вот с катушек слетит. Нэвил его таким ни разу в жизни не видел. Это был вовсе не тот Адам Феникс, которого он знал всю свою жизнь. Профессор уставился прямо в глаза Нэвила, приблизив своё лицо к нему почти что вплотную и держась за его руку мёртвой хваткой, которую вовсе и не думал ослаблять.
— «Ты говорил, что нашёл снимок какой-то».
— «Адам, вы меня пугаете…»
— «Что за снимок? Отвечай, что за снимок?!»
Нэвил сунул его под обложку своей рабочей папки, зафиксировав скрепкой. Судя по всему, грузовики ещё не скоро тронутся, так что, возможно, лучше было бы успокоить Адама, выполнив его просьбу, чем устраивать тут ссору.
— «Вот он. Тут видна какая-то прорывная дыра. На самом снимке даты нет, но его сделали ещё за несколько лет до “Дня-П”. Видите здание на заднем плане? Его снесли ещё во время Маятниковых войн. Вообще в голове не укладывается, как это…»
Взяв снимок у него из рук, Адам уставился на него таким полных мучений взглядом, будто бы это была фотография какого-то его умершего родственника, а затем потёр переносицу кончиками пальцев. Так он обычно выражал своё глубочайшее разочарование. Нэвил неоднократно видел этот жест у профессора, когда испытания “Молота” шли наперекосяк, и Адам впадал в отчаяние от мысли о том, что так никогда и не сможет правильно настроить ретранслятор.
— «Я работал над одной вещью», — сказал профессор. — «И мне срочно надо рассказать об этом кому-нибудь. Вернее, не кому-нибудь, а именно тебе».
У Нэвила сердце в пятки ушло. Вот оно, то самое чудо, случившееся в последний момент. У профессора был готов какой-то великолепный план или устройство, которое наконец-то поможет им победить червей. В конце концов, перед ним ведь стоял сам Адам Феникс. Сердце Нэвила забилось быстрее от какого-то причудливого чувства восхищения и облегчения.
— «Чёрт, вы прям едва успели в последний момент, сэр…»
— «Я знал обо всём», — перебил его Адам.
— «О чём знали?»
— «О Саранче. Это я их нашёл. Я знал об их существовании», — ответил Адам. Несмотря на всю безупречную прямоту фраз профессора, Нэвил вообще ничего не понял, так что он решил, что неправильно их расслышал.
— «Я пытался уговорить их не вылезать на поверхность, старался остановить их. Ты и понятия не имеешь, Нэвил, что же там творится внизу, и даже представить себе не можешь, что именно заставило червей напасть на нас», — умолкнув, Адам, казалось, ждал реакции Нэвила, но тот лишь оглянулся по сторонам, полагая, что на них сейчас все присутствующие уставились. Но люди были слишком заняты процедурой эвакуации. — «Господи боже, Нэвил, да ты меня вообще хоть слушаешь? Я знал о существовании Саранчи ещё за пять лет до “Дня-П” и считал, что смогу избежать массовой гибели человечества, если найду решение их проблемы с помощью науки».
Нет, Нэвил всё же правильно расслышал слова профессора, всё до последней буквы, но ровным счётом ничего на это не мог ответить. Его мозг просто не мог выдать ни единого разумного предложения.
“Он всё знал. Он всё знал!”
— «Нэвил, нам всё равно было не победить их, даже если бы мы и знали об их наступлении».
“Мой начальник всё знал. А я ведь доверял этому человеку. Ему и председатель же доверял!”
— «Нэвил, ну скажи хоть что-нибудь!»
“Нет, это невозможно. Зачем ему так поступать? Зачем скрывать такое ото всех?”
— «Да боже мой, ты хоть понимаешь, что я тебе только что сказал?!» — Адам тряхнул его за плечо. — «Я никому об этом никогда вообще не рассказывал, даже Маркусу. Я просто не мог… Прости меня, Нэвил, пожалуйста. Но я знаю, что всё ещё могу остановить этот кошмар».
У Нэвила перед глазами стояло лицо Эмиля, смотревшего выпуск новостей, в котором показывали весь тот ужас и хаос, начавшийся во время атаки Саранчи. Брат сказал, что он обязательно с этим разберётся, и записался в армию на следующий день. По его рассказам, он простоял в очереди на призывной пункт целых три часа из-за всего того количества добровольцев, которые хотели дать отпор врагу.
И вот теперь Эмиль лежал в гробу. Нэвил гордился тем, что всегда умел трезво взглянуть на ситуацию. Будучи физиком, он без труда мог представить себе как глобальные процессы во вселенной, так и движения субатомных частиц. Но сейчас доктору оставалось лишь, уставившись на Адама, пытаться собрать все свои случайные, короткие и разрозненные мысли в единое целое. Это всё равно, что пытаться склеить обратно разбитую бесценную вазу, но не уметь складывать кусочки один к другому. Нэвил не мог смириться с тем, какое же чудовищное преступление совершил стоявший перед ним человек, которого когда-то все считали героем. Тот знал, что черви нападут на людей, но никому ничего не сказал. Но сложить мелкие части оказалось куда проще: перед ним стояли его погибший брат и человек, которого он уважал и почитал. Нэвил почувствовал, как его за горло схватила безмолвная глухая боль.
“Это ты во всём виноват, Адам. Ты ведь мог спасти нас, предатель. Лживый поганый предатель, блядь”.
Нэвил отошёл в сторону, потому что просто не знал, что ещё ему сделать, так что ноги приняли решение за него. Адам вновь подошёл к нему, попытавшись развернуть лицом к себе. Вот теперь на них уже точно все смотрели, но Нэвилу уже было наплевать. Ему очень хотелось наорать на профессора, но из-за охватившей его слабости от пережитого шока он просто не смог. Горло будто бы рукой кто-то сдавил, отчего Нэвила теперь уже на самом деле затошнило.
— «Клянусь, я всё исправлю», — говорил ему Адам. — «Просто дай мне шанс».
Вдруг Нэвил почувствовал, как хватка на горле ослабла, и из него вырвался сдавленный всхлип.
— «А мне-то что делать?! Сволочь, зачем ты мне всё это рассказал?!»
— «Нэвил, я сейчас собираюсь вернуться домой, чтобы забрать кое-что из моей лаборатории. Я обязательно пойду к Прескотту, но сначала мне нужно попасть домой».
Несколько мгновений Адам сверлил Нэвила взглядом, будто бы ожидая какого-то ответа, а затем, развернувшись, направился к выходу из комплекса. Нэвил понятия не имел, что ему делать дальше. Краем глаза он заметил, как к нему подошёл Горди.
— «Всё нормально, доктор Эстром?» — охранник буквально нависал над Нэвилом. — «Куда это профессор Феникс собрался?»