– Но я не голодный, Джеймс, – отнекивается мальчик, растирая ноющую грудь холодной ладонью.
– Надо поесть, – не терпящим возражений тоном настаивает мужчина.
Роджерс полусонно жует кусок оленины, глотает протянутую таблетку, снова пьет еловый отвар и опять засыпает.
Ночью, когда Стив сопит забитым носом и изредка кашляет, Джеймс выбирается из дома и срывает еще веток, чтобы наутро приготовить свежее питье. Возвращается, внимательно оглядывает Роджерса, накрывает его двумя пледами, которые мальчик сбил в ноги, и ложится рядом, натягивая рукава куртки на замерзшие ладони.
Следующий день проходит точно в таком же режиме. Еще через день Стиву легче. Нос почти дышит, а горло, если верить словам мальчика, не так скребет и глотать вроде бы не больно. Барнс снова готовит хвойный отвар, следит за тем, чтобы Роджерс вовремя его пил, не забывал про таблетки и еду. К вечеру температура если и есть, то совсем не высокая. Стив выглядит более оживленным и к нему возвращается привычная болтливость, так что Джеймс успевает вздремнуть перед ночным обходом.
Когда он возвращается, Стив уже спит. Барнс бесшумно проходит и укладывается рядом. Он слушает тихое сопение мальчика и тоже пытается уснуть. Что-то терзает его. Мужчина не привык копаться в себе, разбирать собственные чувства и эмоции. На это просто нет времени. Да и желания особого, откровенно говоря, тоже нет. Потому что Барнс знает – стоит только раз углубиться в собственное сознание, тут же увязнешь среди прошлого, а потом только и останется, что сожалеть. Поэтому он заставляет себя не думать. Абстрагироваться от всего. Барнс шумно вздыхает и замирает в напряжении, когда Роджерс начинает поворачиваться. Сначала Джеймс думает, что разбудил его, но Стив просто вертится во сне. Сбивает плед в ноги и замирает, прижавшись к Барнсу.
Джеймс напряжен. Он ждет чего-то, но сам толком не знает чего. В комнате темно, но они лежат совсем близко, и Барнс может разглядеть непослушные вихры на затылке, гладкий высокий лоб и даже подрагивающие длинные ресницы.
Вдруг мужчина поддается какому-то необъяснимому внутреннему порыву и прижимается губами ко лбу мальчишки. Прикосновение длится всего несколько мгновений, пару секунд, но для Барнса они бесконечны. Он касается прохладной кожи своими обветренными горячими губами, колет жесткой отросшей щетиной. И даже в этом «не поцелуе» видна вся разница между огрубевшим, черствым Барнсом и мягким, юным, полном жизни Роджерсом. И именно Барнс ведет Стива туда, где его жизнь оборвется. Знает ведь, что ведет на гибель, и продолжает вести. А Роджерс продолжает идти за ним. Мужчина гонит от себя сравнения, приходящие на ум. Стив не святой, нет. Но Барнс не может отделаться от мысли, что повторяет сюжет, который уже был разыгран когда-то.
Он просыпается среди ночи, но пробуждение непривычно. На этот раз он не чувствует себя так, будто во сне его перемололи, пропустили через мясорубку очередного кошмара, в котором вновь и вновь ему дробят кости с левой стороны тела. Голове непривычно легко, но рука все равно гудит. Только это не выкручивающая кости, сухожилия и суставы застарелая боль, это Стив уснул на его левой руке, отчего та затекла. Барнс не двигается. Вся ситуация в целом для него непривычна. Он не помнит, когда последний раз просыпался с ощущением чужого тепла рядом, и – что наиболее важно – чужое присутствие не раздражает. Мужчина слегка морщится и подумывает, как лучше убрать руку, но мальчишка вдруг начинает возиться и Барнс слышит, как он недовольно хныкает, когда своеобразную «подушку» пытаются вытащить из-под головы. Джеймс замирает и ждет, затаив дыхание, пока Стив перестанет ворочаться. Наконец Роджерс успокаивается и около уха вновь раздается безмятежное сопение. Джеймс еще какое-то время лежит, уставившись в потолок. Смиряется с участью «подушки», натягивает плед Стиву на плечи и вскоре снова засыпает.
***
– Но Джеймс, ты же обещал! – Стив стоит в криво надетой шапке и с укором смотрит на мужчину, который закидывает ружье на плечо и ни в какую не хочет поддаваться на уговоры Роджерса.
– Я обещал, что возьму тебя с собой, если будет не очень холодно, – напоминает Барнс, серьезно глядя на сердито сверкающего глазами больного.
– Но…
– Стив, – не терпящим возражений тоном, прерывает его мужчина, – на улице мороз, ты только перестал кашлять, еще позавчера у тебя была температура. Улавливаешь?
– Да, – буркает Роджерс, стягивая шапку.
– Отлично. Нож? – мальчишка послушно демонстрирует холодное оружие, заботливо заточенное Барнсом накануне. – Пистолет? – Роджерс вытаскивает из-за пояса Кольт. – Хорошо, но это…
– На крайний случай, – заученно повторяет Стив.
– Верно, – Джеймс доволен, – скоро вернусь.
– Ага.
Головой Стив понимает, что Барнс прав: рано ему еще идти с ним на охоту, все равно придется провести на улице довольно продолжительное время, а он только более-менее поправился. Но на душе неспокойно. И Роджерс не понимает почему. Не в первый раз ведь остается один.
Уже на выходе Джеймс вдруг останавливается и будто неуверенно смотрит на мальчишку. Можно было бы назвать это волнением, но Барнсу слишком хорошо знакомо это чувство – почти животное чутье. Что-то будет.
– Я правда быстро, – он не хочет, чтобы Стив волновался. Не из-за чего. Перебрасывать свою паранойю и подозрительность на него не стоит.
– Знаю, – если мальчик и удивлен, то не подает виду, – буду ждать тебя, – тихо бормочет он себе под нос, когда Джеймс уходит.
Он все никак не может сосредоточиться. Выслеживает не очень крупного молодого оленя, но мыслями пребывает не здесь. Ожидание выматывает сильнее, чем обычно, и Джеймс неосознанно начинает постукивать пальцем по холодному металлу оружия.
Он следит за добычей из густо заросшей низины. Летом, когда все кругом цветет, тут, должно быть, вообще не пройти, но сейчас крепкие, переплетенные между собой ветви, припорошенные снегом – хороший наблюдательный пункт.
Спустя довольно продолжительное время Барнс, наконец, выпрямляется и поднимает ружье. Вдруг над его головой с резким трубным криком в серое низкое небо взмывает птица. Мужчина наклоняет голову, чтобы в лицо не попал снег, упавший с потревоженных ветвей, ругается беззвучно. Вновь выпрямляется, удобнее перехватывает оружие и замирает, глядя на вскинувшего голову и смотрящего прямо на него зверя. Олени плохо видят, но у них отлично развиты слух и обоняние. Барнс почему-то не может избавиться от ощущения, что темные влажные глаза следят за ним. Он длинно выдыхает и с силой трясет ближайшую ветку. Снег осыпается на землю, деревья начинают шуметь, а олень тут же срывается с места, длинными прыжками увеличивая расстояние между собой и неудавшимся охотником.
– К черту. – Джеймс торопливо выбирается из низины.
Его будто силком кто-то тянет обратно. Нервное волнение становится физически ощутимым – в районе солнечного сплетения собирается тугой комок и Джеймса начинает мутить. Барнс с торопливого шага переходит почти на бег. Он слышит, как скрипит снег под ногами, как вздыхают и постанывают заиндевевшие деревья, слышит свое прерывистое дыхание и учащенное сердцебиение. Вот Стив посмеется, когда Барнс примчится словно бесами гонимый. Встревоженный, обеспокоенный…да что там обеспокоенный? Напуганный. Еще и с пустыми руками. Ладно, это не страшно: у них есть запас мяса, на пару дней хватит. А послезавтра они уже вместе со Стивом пойдут охотиться. Джеймс ему еще раз объяснит и покажет, как выслеживать добычу, как подстреливать и как свежевать.
Ему почти удается успокоить себя, но когда он уже совсем близко, так, что видно крышу их дома, Джеймс сразу понимает – что-то не так. Он понимает это спинным мозгом, самым нутром. Тем самым пресловутым звериным чутьем, которое столько раз спасало ему жизнь. У него сердце пропускает удар и холодные руки спазматически сводит при мысли, что он опоздал и со Стивом что-то случилось.
Барнс срывается с места, ни секунды не думая о том, что окажется как на ладони, станет почти идеальной мишенью.
Он подбегает к дому, успевая заметить, как в двери мелькает силуэт. А потом внутри раздаются выстрелы.
У Джеймса в ушах будто белый шум, а в голове ни единой мысли – только одно имя бьется набатом в висках.
Барнс залетает в дом, на ходу подстреливая первого человека. Словно в замедленной съемке видит, как тело начинает оседать на пол бесформенным мешком, но резко дергает его на себя и прикрывается, как щитом. В труп тут же летят пули, предназначенные Барнсу. Джеймс с холодной яростью и расчетом пережидает, и когда наступает пауза, он резко отталкивает изрешеченное тело от себя и твердой рукой стреляет несколько раз во врага, который опрометчиво показывается из укрытия.
– Стив!!! – он и так нарушил все правила. Теперь уже ничто не важно. Он должен услышать Стива. Убедиться, что не опоздал.
– Джеймс! – слышится со второго этажа ломкий, напуганный голос.
Барнс подлетает к лестнице, когда вдруг ему на затылок обрушивается удар. Джеймс дезориентирован, он теряется на какое-то мгновение, а в следующую секунду чувствует толчок такой силы, что перехватывает дыхание и судорогой сводит легкие, а потом наступает странное онемение.
Его ведет в сторону, и следующая пуля, которая, очевидно, должна была быть контрольной, попадает в голову чужаку, находящемуся у него за спиной.
Джеймс не слышит, как зло матерится тот, кто стоит на лестнице. Джеймс будто видит все со стороны и будто все звуки выключены. Он с трудом сглатывает вязкую слюну, которая скребет по пересохшему горлу, а потом неуверенной рукой, почти не целясь, выпускает сразу три пули в того, который снова вскидывает пистолет.
Кто-то резко выворачивает звук на полную. Барнс глохнет от громоподобного шума, с которым тело летит с лестницы, и глохнет от чудовищной, страшной боли, которая вдруг резко, бесконтрольно распространяется по всему телу. От пробитого затылка до ватных ног.
Джеймс хватается рукой за стену, инстинктивно пытаясь опереться на что-нибудь, слышит торопливые шаги наверху и из последних сил порывается поднять пистолет. На площадке второго этажа появляется Стив. Он замирает на мгновение, увидев внизу распластанные тела, а потом, когда переводит взгляд на Барнса, ползущего вдоль стены, глаза на его бескровном лице становятся неправдоподобно огромными и темными. Мальчик кубарем скатывается вниз.
Он заваливается в комнату, выбивая дверь плечом, и падает на пол.
– Джеймс! – Стив залетает следом, отбрасывает пистолет в сторону и бросается к мужчине.
– Я в порядке, в порядке, – спешит успокоить его Барнс, зажимая рану слабеющей рукой.
– Тебя ранили! – испуганное лицо Стива маячит над ним.
– Да? А я-то думал, что это?.. – Джеймс пытается шутить, впрочем, неудачно, как и всегда.
Поначалу он даже не почувствовал боли, наверное, дело в адреналине или еще чем-то таком. Но сейчас, оказавшись пусть и в относительной, но все же безопасности, Барнс чувствует, как она накатывает волнами и медленно, но верно подчиняет себе сознание.
– Сейчас, подожди, – мальчишка уже вскочил на ноги и суетится рядом, – давай, я помогу.
Он начинает стягивать с мужчины тяжелую куртку. Стив старается все делать медленно и предельно аккуратно, но Джеймсу все равно больно. Он стонет сквозь стиснутые зубы.
– Прости! Прости, Джеймс!
– Ничего, все нормально, – Барнсу душно, и еще ему вдруг кажется, что в правом боку проворачивают нож. Он пытается дышать медленней. И вдруг до него доходит, он беспокойно вскидывает голову и пытается поймать взгляд Стива. – А ты? Ты не ранен?
Мальчик смотрит на него, как на помешанного, видимо думает, что это горячка на подходе.
– Нет, – он отрицательно мотает головой и вновь начинает тараторить, – ты должен лечь. Нужно тебя осмотреть.
Стив быстро освобождает место у ближайшей стены, перетаскивает туда потрепанный матрас, на котором спал эти дни, и подходит к Барнсу:
– Сейчас я тебя перенесу, потерпи чуть-чуть, хорошо?
– Все нормально, я сам, – Барнс напоказ беспечно машет свободной рукой и с видимым трудом подползает ближе к матрасу.
Стив все же помогает, вновь опускается рядом с мужчиной, и Барнс вдруг с удивлением отмечает, что бледное, объятое страхом лицо мальчика расплывается перед глазами.
– Откуда ты… ты знаешь, как оказывать первую помощь? – еще и язык начинает заплетаться.
– Были курсы в приюте, – коротко бросает Стив, приподнимая рубашку и начиная осматривать место ранения.
Вместо ножа в бок загоняют раскаленный гвоздь.
– Джеймс, – спустя время произносит Роджерс. Ему кажется, что у него дрожит все: голос, руки, ноги. Да у него зуб на зуб не попадает. – Есть две новости, хорошая и плохая.
Барнса тоже трясет, он с трудом фокусирует взгляд на лице мальчишки и разжимает побелевшие губы:
– Хорошая.
– Пуля прошла навылет, – Стив даже пытается улыбнуться, только вот получившаяся гримаса не вселяет особой надежды на лучшее.
– Плохая?
– Если задело кишечник, то ты умрешь, – Роджерс с трудом выдавливает из себя эти слова, губы совсем не слушаются.
– Охеренная новость, просто охеренная. Спасибо, мелкий.
Мужчина откидывает голову назад и тихо хрипло стонет.
– Джеймс, – Стив чувствует себя беспомощным ребенком, – я не знаю, что делать. Что мне делать?!
Он жалко всхлипывает и испуганно пялится на свои испачканные руки – все до запястий в крови Барнса. Роджерс бессильно кусает губы и продолжает зажимать рану.
– Стив, послушай, – Барнс захлебывается словами, пытается справиться со сковывающей все тело болью, – ты все знаешь, только…не паникуй. Успокойся. Это же не тебе продырявили брюхо.
Из груди Роджерса вырывается истеричный смешок.
– Мелкий, – Джеймс едва шевелит пепельно-серыми губами, – возьми себя в руки. Все будет хорошо, только не бойся, ладно?
Стив кивает в такт словам, смотрит перепуганными глазами и того и гляди заплачет. Мужчина порывается еще что-то сказать, но с губ не слетает ни звука, его поддернутые болью глаза закатываются, а голова безвольно падает набок.
Роджерс остается совсем один. Осознание этого сковывает его, он сидит и широко открытыми, застывшими глазами смотрит, как сквозь пальцы течет густая темная кровь. Он даже не дышит, будто это в его теле остановились все процессы, будто это действительно он – Стив Роджерс, получил смертельное ранения.
«Приди в себя, черт возьми!», – вдруг отчетливо звучит у него в голове твердый, ровный голос Барнса, каким он обычно объясняет ему элементарные вещи – «хватит сидеть и любоваться, чего ты прижимаешь к этой дыре свои ладошки? От этого кровь не перестанет хлестать, знаешь ли». Стив вскидывает голову и изумленно смотрит на бессознательного мужчину.
– Я идиот, Джеймс. Сейчас, подожди, я все сделаю.
Он наконец-то берет себя в руки. В голове вдруг все встает на свои места, появляется четко упорядоченный план действий.
Пальцы почти не дрожат, когда Роджерс осторожно, но быстро поднимает рубашку и прижимает к ране кусок ткани, который несколько секунд назад был его футболкой. До того, как Стив разрезал ее ножом на несколько продольных полос.
– Так, хорошо. Сейчас… сейчас нужно найти аптечку.
Он встает и хватает рюкзак Барнса.
– Прости, Джеймс, я не хочу рыться в твоих вещах, но так нужно.
Он перерывает все вверх дном, вытряхивает содержимое на пол и начинает быстро перебирать вещи в поисках аптечки.
– Да где же она, черт бы тебя побрал, Барнс!
Ему попадается все, кроме того, что нужно. Запасная одежда, жестяные банки с едой, коробки со спичками, пара коробок с патронами, нож и отмычка, карты, помятая фляга.
– Алкоголь! – восклицает мальчик.
Это пригодится для того, чтобы обеззаразить инструменты, которыми Стив будет обрабатывать рану, и которых у него пока что нет.
– Да где же аптечка?!
Еще коробок со спичками, кусок мыла, завернутый в бумагу, бритва. Еще один пистолет. Стив быстро отбрасывает от себя все эти ненужные мелочи. И, наконец, натыкается на небольшую железную прямоугольную коробочку, хватает ее и торопливо пытается открыть, ломая ногти о плотно прилегающий край крышки.