– Пойди, Суарри, открой, – велела бабушка Муминья.
– То закрой дверь, то открой дверь! Я что «господин открывашка»? В Тартенбраш дё Сапа так поздно только ветер гуляет… И я лично никого не жду… И хвост свой от стула не оторву!
– А может, это твои звёзды пришли? – улыбнулась ежиха, – Суарри, что это с тобой? Откроешь, или нет? – воскликнула она. Но тут же сама с генеральским видом направилась к двери. Стянула с себя фартук, измазанный шокопокком. И уже хотела было отворить, но тут и дедушка Суарри подоспел. В один миг они схватились за дверную ручку, изогнутую слоновьим хоботом. И дедушка Суарри шепнул:
– А вдруг и правда… звёзды – и потянул на себя.
Сорванец-ветер подтолкнул дверь снаружи. Да так, что та распахнулась шире персидских ворот и сбила с ног хозяев дома. Отряхнувшись от снега, ворвавшегося за компанию с ветром, дедушка Суарри и бабушка Муминья наконец-то увидели перед собой белого-белого… месье Каркуля! Такими белыми бывают только чердачные привидения, свежая перина, нетронутый пером лист бумаги. Ну или тот, кто чем-то напуган с ног до головы.
По правде говоря, месье Каркуль был от природы блондином (другие птицы звали его альбиносом). Этаким «пухово-сливочным» вороном! Да, именно – вороном! Единственным светлым птахом на всё своё семейство! И единственным безупречно воспитанным. Он никогда бы не явился в гости без приглашения, да ещё в такой час. В отличие от своих углепёрых собратьев месье Каркуль был слишком вежлив и даже робок. Потому-то бабушка и дедушка Нуарри ждали на своём пороге кого угодно…даже самого Пэра Фуатара 5(упаси звёзды). Но только не Каркуля! И пока они растерянно глядели на ворона, тот смущенно протиснулся в дом, стряхивая снег с окоченевших лап.
– Простите, припростите! – заикаясь, извинился он и на исходе сил бухнулся прямо на пол.
Озадаченный Жужьен подлетел к нежданному гостю и оглядел его с лап до хохолка. Тут же зафыркал, зажужжал, и громко зашелестев крыльями, по-хозяйски принялся сбрасывать с месье Каркуля еловые иголки, странным образом застрявшие в вороньих перьях. И так хорошенько застрявшие, что с ними месье Каркуль больше походил на побелевшего дикобраза, а не на приличного ворона!
– О, месье Каркуль! Bonsoire6, а скорее bonne nuite!7 – взволнованно затараторила бабушка Муминья, – Что с вами стряслось? Вы же весь белый!
– Так он всегда белый! – заявил дедушка Суарри, выметая из дома снег.
– Сегодня, как мотылёк прозрачный! – продолжала Муминья, заботливо усаживая ворона в дубовое кресло-качалку, – О, и как сосулька холодный. И мокрый! Сейчас же заварю вам чай… Сию секунду! Бегу, бегу… Ах, – Муминья схватилась за спину, – Этот ежиный ревматизм…Ох и ой!
– Не стоит беспокоиться, – попытался удержать её ворон, но Муминья скоренько скрылась на кухне.
– Как тут не беспокоиться, друг? Обычно тебя и на ужин не заманишь, а тут вон что, сам в ночь прилетел, – заметил дедушка Суарри, и протянул Каркулю пузатую, точно пиратскую, бутыль с розовой настойкой, – Волшебное зелье! Семилетняя настойка из садовых роз и крыльев перелётного парусника8! Чай так не согреет, уж нет.
– Я так напуган, дорогой Суарри! Так напуган, – признался ворон. И с осторожностью опустил кончик клюва в розовую жидкость, – Ух… – дёрнув правым, а затем и левым глазом сказал он, – Хороша настойка! Ох, кхе-кхе! Но страх, страх в моей душе неугасим!
– А ты ещё хлебни, – посоветовал Суарри.
– Чай, чай, чай! А вот и чай, – подоспела бабушка Муминья, но увидев давних друзей за розовой настойкой, вскрикнула, – Это вы чего творите? Уже пригубили?
– О, всего лишь каплю, – взмахнул крыльями месье Каркуль.
– Каплю! У вас теперь день и ночь перепутаются! Только и будете болтать! – отчаянно хлопнула в ладоши Муминья, – А если ещё и в пляс пуститесь – караул! Настойка с крыльями перелётного парусника – это вам не шуточки…
– А мне, друзья, сегодня как раз так поболтать нужно! Ой, и страху-то я натерпелся! – посетовал ворон.
– Да, говори уже! Что стряслось? – нахмурился Суарри, – А то всю настойку в тебя волью! Не пожадничаю!
– Расскажу – не поверите! За сумасшедшего примете, в дом для «умалишённых птахов» отправите… – зашептал Каркуль.
– Ох, милый месье Каркуль… Мой супруг, знаете ли, каждое Рождество со звёздами разговаривает! Да с деревом своим бестолковым. А вы говорите, будто это вас можно принять за сумасшедшего! – вздохнула Муминья и одним махом выхватила из рук Суарри бутылочку с ароматной розовой настойкой.
– Каркуль, ну, не трясись ты, как лихорадочный! Тьфу… трус! Эх, лучше б и правда, звёзды вместо тебя пожаловали… – фыркнул Саурри Нуарри.
– Не сердись, дружище! Ещё миг-мгновенье, соберусь я с мыслями…. У-у-х! Произошла со мной чудовищная встряска! – открылся Каркуль, – Ёлка (та, что на ярмарке вчера прикупил) взбесилась! Растопырилась и дала жару! А ведь я её выбирал-выбирал, снегом посыпал-посыпал, свечами украшал… И уже собирался игрушками новыми нарядить: хрустальными ягодами, говорящими малютками-бабочками, да мартышками с золотыми барабанами, как тут… Случилось! Вжих, вжух, бара-бам! – застучал ворон крыльями по деревянному креслу. Да и расшатал его, словно волны заблудший корабль. И как бухнется на пол, – Барам, тарам, турум-рум, вжих и тырц-тырц… – завёл он.
– Ну, хорошо, хорошо! Хватит! – бросился к нему дедушка Суарри. Но говорительная настойка уже сделала своё дельце и взбудораженный ворон теперь «охал», кричал и тарахтел без памяти:
– Быдынц-быдынц! Бряяяя! Хрясь-хрясь! – не унимался он.
Тут мохнолапый Жужьен не выдержал. Чтобы остановить месье Каркуля, он подлетел к его самому мягкому месту и как следует припугнул ворона своей толстой шмелиной иглой:
– Вжих! Вжу-жух!
Месье Каркуль от неожиданности подскочил. Да так, что ударился макушкой об потолок, и отпружинив, вновь свалился в кресло. Только перья по углам и разлетелись!
– Фу, фу Жужка! – заругала шмеля Муминья, – А-ну «вжих» под фиалочки! Давай-давай! – рассердилась она, подгоняя любимца к однолапому столику у окна, где в одинаковых лиловых горшочках, нежились бархатные сестрицы-фиалки: белоснежные, голубые, мраморные, с бахромой, и с нежными рюшами. Среди этих бабушкиных цветов Жужьенчик давненько обустроил себе дом. Каждый вечер он влюблялся в новую фиалочку. И засыпал под самым большим её лепестком. Так Жужка любил это тёплое местечко, что никого к нему не подпускал. Он и поливал фиалки самостоятельно, таская в лапках по капле воды. За поливом могла пройти неделя-другая. Затем шмель уставал и без задних лап засыпал в одном из горшочков. А бабушка Муминья заботливо накрывала его крошечным кружевным одеяльцем размером с грецкий орех.
В этот вечер шмель не желал лететь в свой фиалковый домик. «Вдруг месье Каркуль снова взбредет» – подумал он. Но спорить с Муминьей было себе дороже. Ведь та могла лишить его остатков вкуснейшего шокопокка! А Жужьен жуть, как любил это лакомство. А потому пришлось шмелю «поджать жало», свернуть крылья в трубочки и скрыться под невзрачной болотной фиалкой.
– Дикий же у вас шмелюга… – вздохнул ворон, – Ох, и зря я прилетел, простите, припростите – снова запричитал он.
– Говори яснее, и не придется тебя в одно место жалом запугивать, – рассмеялся дедушка Суарри, – Шмели, они такие! Недомолвок не любят. А у тебя всё «бряк», да «тырц».
– Да напала на меня моя же ёлка! –выпалил месье Каркуль, – Исколола иголками. А они-то ух! Мелкие-противные. Да ещё ругалась на каком-то «ёлкогнусном» языке. Прыгала по дому, как голодный тушканчик и била меня ветвями, била! Жёнушке моей тоже досталось, и воронёнок по макушке получил! Вот так… А когда иголки у неё все осыпались, упала ёлка без чувств и иссохла… Мы с воронёнком её быстрее из дома вытащили и в свалочный ров понесли! Жёнушка от страха слегла. Воронёнок за нею присматривать остался. Снежной водицей с сахарком её отпаивает. А я к вам… Ты ведь, друг Суарри, как никто в ёлках разбираешься… Каждую иголку насквозь видишь…Ты же вроде когда-то…
– Когда-то, когда-то! – перебил соседа дедушка Суарри, – Что теперь до «когда-то»! Про «когда-то» только из книг библиотечных узнать можно, а так…
– Да, месье Каркуль… «Когда-то» – это очень давно, – сказала и бабушка Муминья.
– Как же это!? – захлопотал месье Каркуль, – Все в должны знать историю Тартенбраш дё Сапа! Ваши внуки, к слову пришлось, в деревенской библиотеке редко бывали. А вернее – ни-ког-да! У них и читательских билетов нет. Откуда им знать, что в старых книгах написано? Что вы на меня так смотрите? Хорошо-хорошо. Молчу! – тряхнул хохолком ворон, – И всё-таки, что же это было? С ёлкой-то.
– Судя по твоему рассказу… это была «колючая лихотряска»! 9– давай рассуждать дедушка Суарри, – Такое случается с очень молодыми деревьями, которые ещё не готовы к Рождеству и хотят подольше задержаться в лесу. Или с теми деревьями, кого опоили ядовитым зельем. Но обе версии требуют тщательной проверки!
– А что за ядовитое зелье? – выпучил глаза месье Каркуль.
– Ох, нужно ли тебе это знать? Делается оно сложно. Нужна, знаешь ли, «полуночная лягушачья травка»! – сказал Суарри, – Но я не уверен, что в наше-то время, время высоких технологий и разных там «интернетов» да телевизоров, кто-то бросится варить зелье! Всё это чистая магия. Нет… не думаю, что кто-то мог отравить твою ёлку, – тут дедушка Суарри задумался, почесал затылок, попыхтел-попыхтел и вдруг спросил – Погоди! А где ты эту ёлку-то взял? У нас в деревеньке деревья не рубят. Каждый сам при дворе давно себе ёлочку вырастил.
– На Хохотушечной ярмарке! Сколько там диковин! Раньше-то на площади только наши мастера и торговали. Ну, и эти… из парижских лавок… Сёстры шиншиллы! Весело было, да не так! А нынче вот эти «хохотушенцы» прибыли… Кажется, по приглашению графа, – расплылся в улыбке месье Каркуль, – Граф Зубилли и сам присутствовал. Удивительный господин… Воспитанный, на слово мягкий! – заметил ворон, – Хороший лис, щедрый. Вот и наши Зеркальные ворота его впустили, и даже Процион не облаял… – продолжал Каркуль, – Давай граф детишками пастилу и конфеты раздавать. Я решил ёлочку присмотреть! В первый же раз в Тартенбраш дё Сапа иноземные ёлки приехали! Да живые! Я глянул на них, а деревья в ответ так и засияли. А сладостей сколько вокруг было: турецких, английских, гавайских! Беличий хор исполнял рождественские песни. А артисты оленьего балета кружили в своих ангельских одеждах…
– Каркуль, Каркуль! Остановись! – призвал дедушка Суарри, – Обворожили тебя, однако, иностранцы. Как ещё сам-то в балет не ушёл!?
– Ой, обворожили, – протянул ворон, – А вот ёлка подвела! – тут же добавил он и загрустил, – Что же теперь делать? Или я с ума слетел! Или и впрямь дерево взбесилось. Так ведь новое нужно искать! Какое Рождество без ёлки? Ой… жёнушка-то как расстроилась.
– А я вам всем сказал – свои ёлки выращивайте! Так ведь кто послушал, а кто нет! – нахмурился дедушка Суарри, – Долго, хлопотно, зато своя не нападёт!
– Да где ж это видано, чтобы ёлки на честных ворон набрасывались! – возмутилась бабушка Муминья, – Впрочем…
– Всякое бывает перед Рождеством, – сказал дедушка Суарри. И сделал вид, будто не заметил, как бабушка Муминья встревоженно застучала коготками по чашечке чая – «дзинь-инь-инь», – Ты погоди новую ёлку-то на ярмарке брать, – посоветовал он месье Каркулю.
– Странности творятся. Странности!– вздохнул ворон, – Друзья, даже и то странно, что вы мне верите! Рассказал бы кому другому такую историю меня б вмиг пилюлями от галлюцинаций опоили.
– Верим, друг. Верим! – сказал хозяин дома, – Завтра я вместе с тобою схожу на хвалёную ярмарку. Погляжу, что там за ёлки привёз граф Зубилли. И чего сам зачастил в нашу деревеньку… Мало ему, что целый особняк занял, так теперь ещё и с нашими деревенскими дружить вздумал… Детей, говоришь, леденцами кормит? Ну-ну… Я ведь его сам ещё не видал. Всё с ваших слов. Хвалите его, восхищаетесь… Встретиться б и мне с ним. Да только я соберусь, как он «шмыг» да в особняк!
– Суарри! Граф – приятный господин. Весьма приличный лис! – смутился месье Каркуль, – Даже в библиотеку ко мне напрашивался…
– Ах, в библиотеку?! – вспыхнул седой ёж, – И что, позвольте узнать, он хотел прочесть?
– Э-э… – смутился месье Каркуль, – Спрашивал Книгу декабря. Так ведь мы её никогда приезжим не выдаём. Даже за мешок конфет! Её и деревенские-то не читают. Очень уж сложно там всё написано… В общем, она у меня так в потаённом месте и хранится. Только тобою и прочитанная. Ну… и я полистал немного.
– Вот и храни, – отчеканил дедушка Суарри.
– Ой, на душе как-то не спокойно вдруг стало, – защебетала бабушка Муминья.
– А ты не тревожься, – сказал дедушка Суарри, – О внуках думай. Слышал я, Острячок и Шипчик в чудеса рождественские верить перестали – взрослеют. Беседу с ними задушевную провести надо. А уж ёлки-иголки – это моё дело, – заявил он.
– А что же твоя…ёлка? Как она себя чувствует? – глядя на высыхающее деревце осторожно спросил месье Каркуль, – Не пора ли…
– Не пора! – воскликнул дедушка Суарри. Подошёл к своей перекошенной на правый бочок ёлке. И тихо-тихо повторил, – Не пора. Пока жива на тебе хоть одна иголка, я буду верить. И настанет ночь, и мы увидим чудо, – размечтался он, – А теперь спать! Спать! Спать! – бодро похлопал в ладоши ёж, – О, Каркуль! Ах, ха-ха. А ты, я гляжу, всю розовую настойку одолел! Смотри, долетишь ли до дому. А хочешь так у нас ночуй!
– Нет, полечу! Воронёнка успокоить надо… Вот ведь ёлка! Вот ведь дикое дерево! – пропыхтел он, – Завтра, значит, на ярмарке увидимся? Поглядим, поглядим… – сонным голосом заключил Каркуль и отправился домой. На лету он старался даже по сторонам не глядеть. А то вдруг ещё дикая ёлка ему померещится…
Бабушка Муминья и дедушка Суарри молча слонялись по дому. Сопели, охали, словом – думали. Подмели иголки, опавшие с ворона. Дедушка Суарри внимательно осмотрел каждую. И обнюхал. И тут Муминья аккуратно спросила:
– Суарри Нуарри, кто ж мог ёлку отравить? Сколько лет, сколько зим, а ничего подобного не случалось… Никак колдовство коварное в наши края закралось?
– Тьфу ты, тьфу! С чего ты взяла, что дерево Каркуля было отравлено? Иголки здоровые, ядом не пахнут… Не доказано. Ничего пока не доказано! А потому – не пыхти, Муминья! – нахмурился ёж, – Не пыхти и мне «пыхами» голову не забивай. Придёт утро, разберёмся! А пока будем надеяться, что это не колдовство! Но а коль оно, так я этому колдовству так задам! Мало не покажется… Однажды уже накостылял, так долго не высовывалось!
– Так ты тогда молодой был! Да не один. Ох, волнуюсь, ах волнуюсь, – Вот где теперь та «восьмерка»?
– Не пыхти, не пыхти! Ещё скажи, что я старый! Истинное нахальство!
– Не старый, но и не прыткий уже, как в ту морозную пору!
– Так значит и колдовство коварное тоже не прыткое! Мы, знаешь ли, с ним одного возраста, – заметил Суарри, и подбоченившись, направился мысли мыслить, – Ты Муминья, ложись спать. А я всё же со звёздами пошепчусь. Мне на свежем воздухе лучше думается, – сказал ёж, обмотался пледом, прихватил с собой чашку чая и вышел на крыльцо.
Метель улеглась. Луна мягко улыбалась из-за облаков. Звёзды весело подмигивали друг –другу. И Суарри захотелось снова стать молодым, и отправиться навстречу иголкосотрясающим приключениям. И как в далёкие времена совершить подвиг. Тут он с мальчишеским криком подскочил на месте, лишь пятки в воздухе засверкали. И пулей бросился в самый высоченный сугроб. И разбрасывая снежную вату направо и налево, давай танцевать да петь:
– Мадам брюзжит: «Месье, вы стар!
Вот вам горчичник, вот – отвар!
Но для геройства нет преград…
– Неси домой свой прыткий зад! – выпалила бабушка Муминья. Высунулась на порог, да погрозила супругу кулачком, – Всех в округе разбудишь-перебудишь!
Но дедушка Суарри и не думал спать. Он махом слепил пухленький шар из послушного снега и запустил его в дверь. Шар разлетелся. Снежинки рассыпались и угодили бабушке Муминье прямо в нос. Та как чихнёт. И сразу в глазах у неё заплясали веселые снежные зайчики. А тут ещё и мороз коснулся её щёк. И бабуля почувствовала себя, как на сто годков моложе! Ей захотелось резвиться и скакать, как озорные ежата.