- А что мне делать с собакой?
Госпожа Ней развела руками.
- Мне передать её кому-нибудь или что?..
- Я не знаю. - Она виновато моргнула. - Может они её как-нибудь потом заберут... ну, когда будут пролетать мимо?
От этого оптимистичного предположения я окончательно утратил дар речи.
- Они сказали, в вещах покойного были кредитки с кучей денег, - она сверилась с какой-то записью, - да, здесь так и написано: "куча". Можете пользоваться "кучей" по своему усмотрению. Вроде бы на содержание собаки должно вполне хватить...
Я молча отключил связь и потрясённо сидел несколько минут.
На улице сигналил подъехавший кар.
Ладно. Скандал я им потом устрою. Когда вернусь и всё обдумаю. А сейчас у меня есть шанс наладить отношения со своей настоящей семьёй и обзавестись своими собственными воспоминаниями...
С твёрдой уверенностью не упустить представившуюся возможность, я отправился на ужин.
В ресторане царил полумрак, подсвеченный фирменной прозеленью местного заката. На пальце Люсиль мягко мерцало кольцо с новомодным светящимся алмазом.
Люк по моей просьбе рассказывал об остальных наших родственниках, общих знакомых, о том, что знал обо мне. Увы, со времён госпиталя ничего не изменилось - его рассказ оставил меня безразличным. С таким же успехом Люк мог нести полную отсебятину, я бы всё равно не почувствовал разницы. Может быть, он и нёс. Я не знаю.
От спиртного я отказался. Люк не слишком обиделся. Осушив пару бокалов, он крякнул и принял многозначительный вид. Я понял, что сейчас узнаю, ради чего всё затевалось.
- Навёл я тут справки, - Люк понизил голос. - Выяснил подробности твоей истории. Тебе наверняка рассказывали в общих чертах, что с тобой приключилось? Ну вот. Чего они наверняка не рассказывали, так это того, что тебя вообще не имели права туда посылать. Объект должны были ликвидировать ещё несколько лет назад, чьи-то махинации помешали. И то, что там откуда-то гражданские оказались... наверняка не спроста. Помимо всего прочего ты спас ещё и задницы кое-кому наверху. В общем, я что хочу сказать. Можно всю эту шарашку засудить. Ты, конечно, мало что помнишь, и в деле не ориентируешься, но у меня есть связи. Дело беспроигрышное. Они должны ответить. Думали, выкинули тебя и порядок. Я считаю: пусть платят. Ну, что скажешь?
Я смотрел в окно, где вдали виднелся горный пик. Если верить рекламным проспектам, там находились развалины храма древних. А может и не храма, а какой-нибудь обсерватории или станции по утилизации отходов - кто теперь разберёт? Вдруг нестерпимо захотелось оказаться там, в звенящей горной тишине.
- Надо подумать.
- Подумай, - деловито кивнул кузен. Его серьёзность почему-то начинала меня смешить.
Искусственный синтетический алмаз на пальце Люсиль казался очень даже натуральным. Сама Люсиль по-прежнему молчала и может даже отсутствовала. Мне отчего-то было её жаль.
- Возьми визитку, - сказал кузен. - С её помощью сможешь связаться со мной где угодно: и в филиалах и в главном офисе. Я и местную нашу гостиницу добавил...
Я действительно думал. Как и обещал. Думал лениво и неспешно. Торопиться было некуда. Попутно просмотрел рекламные проспекты, подобранные в городе. Интересно, когда меня начали интересовать эти диковинные пейзажи с древними артефактами?
Над храмовым пиком переливалась яркая звезда. Похожа на синтетический светящийся алмаз, подумал я.
Смешно.
Визитка Люка Нельсона, гладкая и прохладная, легко скользила меж пальцев. Может он и правда заботился обо мне, а вовсе не интересовался халявными деньгами. Может, действительно хотел справедливости? Может быть. Откуда мне знать.
Я подумал о некогда родной, по всей видимости, "конторе", сбросившей меня за борт, как отработанный балласт. Почему бы и не засудить её за всё, что со мной произошло? В самом деле: почему бы и нет?
Визитка полетела в щель утилизатора.
Я вышел на веранду и втянул полную грудь прохладного воздуха. Воздух был пряный и немного горький.
- Как думаешь, - мои пальцы зарылись в глянцевую иссиня-чёрную шерсть, - получится у меня поймать второй конец радуги?
Сеттер вильнул хвостом.
Утро выдалось славное. Бабочки водили хоровод прямо около веранды. Чарли пытался хватать их пастью, но они обтекали пса, словно поток воды.
Я обвёл взглядом чистый горизонт, и откуда-то изнутри поднялась твёрдая уверенность, что скоро обязательно случится что-то чудесное. Да и как может быть иначе?
Моя фамилия Грау, и я совершенно, бессовестно жив.
Моя фамилия Нельсон, и я живой покойник.
Не знаю в точности, как я им стал - память не сохранила ни следа того события. Она вообще ничего не сохранила.
Больничный администратор, выдающий документы о выписке, сказал:
- Лично я считаю, вам повезло: воспоминания заставляют нас стареть. - Документы звонко шлёпнулись о стойку. - Можете начать с чистого листа... если захотите, конечно.
Я ничего не ответил; не видел смысла. Кто побывал под облучением дестройера - тот поймёт.
Даже штопавшие меня врачи вяло спрашивали друг друга, зачем переводить время и средства на такой неблагодарный материал - наверняка ведь вскроет вены, едва встав на ноги, и не пойти ли лучше попить чайку, всё больше пользы. Думали, никто не слышит, но я слышал: смотрел на них сверху и не мог понять, что делаю здесь, зачем остаюсь рядом с безжизненным телом на операционном столе.
Лучше бы они бросили меня там, где нашли.
Не знаю, воспоминания ли заставляют нас стареть. Может быть. Думаю, есть что-то ещё, иначе откуда берётся чувство пустоты, терзающее и требующее заполнения? Такое бывает, когда мир замирает в предгрозовом удушье. А грозы все нет.
Поначалу казалось, потерянная память мучает меня, потому что в ней остались люди, которых я любил, и наверняка любившие меня, друзья, быть может... что-то важное. Что-то, ради чего стоило бороться с нескончаемой пыткой, чем можно заполнить пустоту. Потом я понял, что там не было ничего достойного сожалений: время шло, а обо мне так никто и не вспомнил, за исключением каких-то чиновников, до которых мне не было дела, высокопарно рассуждающих о героических деяниях, ещё менее интересных. Деяния, вроде, были мои, но не принадлежали мне. Да и зачем они нужны, если я сам никому не нужен.
Все тело словно раздирала изнутри стая помойных кошек, я не мог ни сесть, ни лечь, и метался в кровати, затихая лишь тогда, когда к соседям приходили посетители. Всегда только к соседям. Не ко мне.
- С депрессией от облучения мы поделать ничего не можем, - сказал врач на прощание. - Её надо просто пережить. Поэтому мы направим вас в реабилитационный центр. Тихое симпатичное место, тихая симпатичная планета... Будете, как новенький. - Тон звучал преувеличенно оптимистично, что характерно для терапии враньём. Я не поверил бы ему, даже если бы не знал прогноза заранее. Но "тихое симпатичное место" - вполне удобный способ выкинуть из головы пациента, не поддающегося лечению.
С трудом пережив вокзал, я понял, что в санаторий меня ссылают не без оснований. От крикливой суеты хотелось сорвать с себя кожу, и как же, оказывается, нестерпимо трудно бороться с желанием шагнуть под ближайший гравилёт.
К счастью, меня нигде не оставляли одного - везде сдавали с рук на руки какие-то ответственные лица другим ответственным лицам, пытающимся жалко улыбаться и хватавшим чуть что под локоть. И так до места назначения.
Домики в санаторном посёлке находились метрах в трёхстах друг от друга, если не дальше, и риск случайно вмешаться в жизнь соседей сводился к минимуму. Хорошо. Это единственное, чего я хотел: чтобы меня оставили в покое и позволили спокойно лечь и умереть.
Здесь нашу унылую компанию встречала девушка, слишком румяная и жизнерадостная для такой дыры. На бирке, украшавшей её карман, значилось "Лики Ней, администратор". Она показала предназначенный мне домик, удачно сочетавший простоту с комфортом. Хотя, качающийся диван на веранде - это уже лишнее.
Я огляделся. Наверняка где-нибудь напиханы камеры. Иначе как они узнают, что пора ехать снимать труп с дерева?..
- Вам что-то не нравится? - спросила госпожа Ней.
- Да. Небо зелёное.
- О, - она не нашлась, что сказать, и я наконец-то остался один.
Не возьмусь судить, сколько времени прошло. Я ходил по холмам, сидел у озера, лежал на веранде. Дни текли как с похмелья. От тишины и чистого воздуха в голове постепенно начало проясняться. Достаточно для того, чтобы задуматься, почему до сих пор не утопился. Более близкое знакомство с озером показало, что вода холодна как армейский склад на астероиде, но живности в ней хватает. И если сразу не достанут, зрелище будет ещё более безобразное, чем от верёвки. Логичным выводом из цепочки умозаключений получалось, что я не покончил с собой из эстетических соображений.
Размышляя над этой нелепицей, я просидел под деревом дольше обычного, даже почти перестал чувствовать задницу, когда уединение нарушил солидный господин, поселившийся, как я понял, в соседнем домике, и не нашедший ничего лучшего прогулки в мою сторону. Уверен - он отлично меня видел и наверняка знал, что я не расположен к светским беседам.
Господин был так бодр и энергичен, что одно это привело меня в ярость. В довершение печалей, при нём была собака - лоснящийся лохматый сеттер, деловитым зигзагом рассекающий травостой. Так же деловито он обнюхал меня, чиркнул по щеке мокрым носом.
- А вы ему понравились, - заявил незваный гость, без приглашения плюхаясь на землю рядом. Подозреваю, этой фразой все собачники заводят разговор с незнакомыми людьми. - Мигель Грау, к вашим услугам. А вы, я слышал, господин Нельсон? Очень забавно, на Древней Земле когда-то были военачальники с такими фамилиями: адмиралы Грау и Нельсон. Не слыхали, нет? Неудивительно, кому теперь интересны те дремучие времена?
Меня больше интересовало, долго ли он намерен тут просидеть. Наверняка дольше, чем я смогу игнорировать его.
- Моего приятеля зовут Чарли, - не унимался тёзка военачальника. - Он добрый пёс, любит гулять и не дурак покушать. Уверен, вы с ним подружитесь.
Добрый пёс вильнул хвостом, шевельнул бровями и улёгся перед нами. С озера прилетел лёгкий ветерок, взъерошил водную гладь... Пахнуло в лицо мокрой псиной.
Вслед за рябью над поверхностью воды показалась тёмная туча. Она то изгибалась, то вытягивалась столбом. Видно было плохо, но я знал, что это местные бабочки вновь затеяли брачные игры.
- Красивые здесь места. Я бы даже сказал: чертовски красивые. Очень подходящие, чтобы умереть. Хотел бы я в свои последние моменты оставить в памяти нечто столь же восхитительное, - он кивнул в сторону озера и приближающегося роя. Уже можно было разглядеть тысячи трепещущих крыльев, переливающихся всеми оттенками красного.
- Одно из тех зрелищ, от которых внутренний хор наконец умолкает и бытие так погружается в тебя, что невозможно понять - осязаешь ли ты его потому, что оно существует, или оно существует, потому что ты его осязаешь, - Грау склонился ко мне так близко, что по щеке мазнуло горячим дыханием. - Лично я уверен во втором.