-Гав, - тут же откликнулась дворняжка, словно соглашаясь с хозяйкой. Отсюда никуда.
Но и Человеку придётся уйти, когда погибнет мир, обрушившись в огненную бездну взорвавшейся Вселенной.
-Мне пора, - подходя к остановке, сказал я, - должен написать какую-то ужасную статью, что нам всем хорошо живётся.
-Мы так и не съели апельсин, - вздохнула Факши, - и шоколадку тоже. Живётся действительно плохо.
-Возьми, - сунул в ладонь девочки я жёлтое солнце, - тебе оно нужнее там, в переходе.
-Да я не о том, - глядя мне в глаза, произнесла девочка, и я вдруг понял, что действительно не о том. И вспомнил Лену Луговую, девушку, без которой я не мог дышать. Дома она сейчас или всё ещё с этим Вадимом? При мысли о последнем у меня руки непроизвольно сжимались в кулаки.
-Мне действительно пора, - вздохнул я, - вон идёт автобус. Пока. Завтра я тебя обязательно найду.
Я улыбнулся девочке и готовый уже влезть в уютный салон, расстегнул куртку, чтобы сразу показать кондуктору проездной.
-Не поворачивайся к автобусу спиной, он исчезнет, - сказала Факши, - смотри в глаза тем, кто спешит к тебе навстречу.
-Что за чушь, - махнул рукой я, уверенный в том, что автобус сейчас подойдёт. Мне казалось, что я успел разглядеть даже его номер. Но что-то уж долго ничего не было, и люди на остановке даже и не думали шевелиться. Ничего не понимая, повернулся к Факши: автобуса не было. Ни возле Торгового, ни дальше. Лишь в сторону Драмтеатра недовольно пыхтя, тащилась перегруженная маршрутка, уставшая за день, да вечные странники звёзды показались на небосклоне.
Мне же сейчас было не до звёзд.
-Я же видел его! - почти выкрикнул я, - Он просто не мог исчезнуть!
-Мы замечаем многое, чего на самом деле нет, - сказала девочка, - и пытаемся раздуть из этого невесть что. Автобуса не было, Дима, поверь. Тебе просто очень хотелось, чтобы он был.
-Это как? - не понял я, - Объясни.
-Ты любишь её? - неожиданно спросила у меня Факши.
Полка четвёртая. Горизонтам - гореть!
Tout est pour le mieux dans meilleur des mondes possibles.(фр., всё к лучшему в этом лучшем из миров.)
Вольтер.
Да, я любил её. На горизонте появилась робкая красная полоска, готовая разразиться очередным днём, обещающим письменный зачёт по английскому на третьей паре. В комнате хозяйничал вчерашний холод, перегоревшая лампочка на кухне виновато глядела на меня потухшим глазом, часы на холодильнике по-прежнему показывали половину девятого, секундная стрелка билась на месте, дёргалась, пытаясь пойти, как песенка, адресованная другу. Но силы были уже не те: песенка сильно отдавала попсой и дальше коридора соседей ковылять не хотела. "Надо будет поменять батарейку", - подумал я, прекрасно зная, что это не спасёт, и я опять опоздаю, даже явившись в универ раньше на пятнадцать минут.
Так оно и случилось. Я совсем не учил английский: прочитал вчера для приличия несколько страниц и только. Надеясь на случай, милость преподавателя, Лену и всех святых, я порой даже удивлялся, как это меня ещё не отчислили и не забыли о моём существовании, оставив за бортом уплывающего всё дальше и дальше универа.
"Тогда Расчешиську будут точно на руках носить", - улыбнулся я, прогоняя прочь не слишком-то приятные мысли об отчислении. Возле клумб бабушка выгуливала собаку, одетую в полосатый костюмчик, и я сразу вспомнил Человека, верного друга Факши, подумал, что надо будет навестить их после занятий, а потом...
...Расчешиська (лёгок на помине!) догнал меня на переходе и как дурак стал кричать моё имя, словно парня обещали расстрелять, если я не откликнусь. Поняв, что зовут именно меня, я обернулся, чтобы помахать одногруппнику, и чуть было не попал под машину. "Газелька" истерично взвизгнула, будто её собирались резать, а водитель высунулся из окна, покрывая меня матом. Отборным - в столько этажей в мире пока не строят. Краем глаза я заметил, что милиционер, находящийся неподалёку, направляется в мою сторону, и ускорил шаг, не желая сегодня уже с утра ввязаться в историю. Потерявшись в серых пятиэтажках, я успокоился. Вряд ли милиционер будет меня преследовать - невелика птица, много не сдерёшь.
-Что ты пошёл какой-то окольной дорогой? - вдруг спросил меня неизвестно откуда взявшийся Расчешиська, - Решил местность проверить?
-Вроде того, - отозвался я и огляделся по сторонам. Странно, всегда думал, что знаю Нефтяники как свои пять пальцев, а тут какие-то незнакомые дворы, сроду таких рядом с университетом не видел.
А может быть, просто не замечал, обижая бесконечностью собственного безразличия? Так постоянно не замечают меня, особенно по утрам, когда все куда-то спешат, постоянно опаздывая. Но Дима не прошёл мимо, а значит, не опоздал. Я хочу его увидеть сегодня... я не знаю, что вообще со мной происходит, как это понятно описать. Да, мне скоро семнадцать, но я никогда раньше не чувствовала такого... Когда было семь, мне нравился мороженщик, продавец зимы, торговавший пломбирами и эскимо на перекрёстке, я думала, что будет очень здорово, если он на мне женится, в детстве я очень любила мороженое. Потом моя первая любовь куда-то исчезла, и я поняла, что пришла зима, и торговать на улице стало холодно. Но летом он снова появился, чтобы исчезнуть в августе уже навсегда. Следующего лета я ждала с нетерпением, но никто не пришёл в этот год торговать мороженым. Ни в этот, ни в следующий... а потом я потеряла счёт времени, и продавец зимы канул в марианские глубины моего мозга, иногда всплывая на поверхность, когда очень уж хотелось мороженого... ...
...или осознания того, что ты в этом мире кому-то нужен. Когда просыпаешься ранним утром от предчувствия света.
-А так хотелось проспать сегодняшний день! - вздохнул Расчешиська, - Подумаешь, зачёт! Спал бы себе да спал...
...но когда я проснулся, меня удивило, что мир ещё стоит на месте. Горизонт разгорался наступившим утром, компьютер глядел на меня потухшим экраном, и я удивился, потому что не помнил, когда вчера оторвался от этого экрана и лёг спать, надеясь проснуться от взрывов. Но за окном лишь вызывающе сигналила машина, пытаясь дождаться кого-то из просыпающегося дома. Вышел на балкон, оглядел новёхонькие девятиэтажки, школу, в которую ещё спешила детвора, старенький магазинчик, где можно было купить болванку рубля на полтора дешевле, чем в центре. Утихомирившаяся машина была забрызгана грязью, верно хозяину просто было лень её помыть. А дальше, за огородами, начиналась Страна. Я был уверен, что именно за огородами и нигде больше. Дорога жила бесконечностью автомобилей, спешащих на запад, запад кончался Америкой, американцы наверняка уже ввели войска в Ирак. Но думать об этом сейчас не хотелось. Пусть будет всё прекрасно в нашем самом лучшем из миров, жаль только, что красота не вечна и миры лопаются, как воздушные шарики...
-Тебе-то ничего, - махнул рукой я, всё ещё не понимая, где мы находимся. - Ты наверняка уже знаешь, кто сдаст зачёт, а кто нет.
-Допустим, - согласился Расчешиська, - только сейчас это уже неважно. Всё равно всё кончится огнём. И только двое... только двое сумеют спастись.
-И одним из той счастливой парочки будешь, конечно, ты, - съязвил я, понимая теперь, что ни черта не знаю собственный город, - угадал?
Расчешиська лишь покачал головой.
-Кто-то любит стронций, а кто-то железо, - проговорил неожиданно он, - считая себя бесполезными, мы всё же остаёмся, но кто-то на трон сел, а кто-то не успел...
-Ты что, совсем спятил? - уставился я на парня, - Смотри, а то так и в психушку загреметь недолго!
-Огонькова, "Пройденный свет", - улыбнувшись, ответил мой спутник, - читал журнал "Акварель"? Суперская повесть!
-Она же ни о чём, - успокоился я, - читал, читал весь вчерашний вечер да так и не врубился. Что же здесь суперского?
-Самое сложное - писать книги ни о чём, - ответил Расчешиська, - потому что порой не знаешь, о чём там писать. И мысли есть, да русло пересохло. Кстати, ты не знаешь, где мы находимся?
И успею ли я... до первых холодов... спасти её... поняв, что люблю?...
Потом мне долго будет сниться кошмар: я бегу по незнакомому району, зная, что в двух шагах находится универ, но в универ так и не попадаю. Однообразие домов давит своей серостью, наваливается тяжёлое мрачное небо, полное листопада, и под моими ногами листья, сухие, мёртвые, облетевшие. В каждом дворе дворники жгут листья, и печальное пламя словно бежит за мной, постоянно повторяя: "Никуда ты не убежишь! И не пытайся!" Да, я слышу этот шёпот листьев и с ним вперемешку голос бабушки, зовущей домой собаку в полосатом костюмчике. Мне некуда деваться: один двор сменяется другим, другой - третьим...
Всё равно всё решится огнём...
Не желая сгорать, я просыпаюсь, осознавая, что нахожусь в кровати, и никаких незнакомых дворов нет и в помине.
Но они были. Огромная собака, на все сто процентов бродячая, неожиданно появилась впереди, возникнув неизвестно откуда, словно забыв, что сейчас утро и пора бы на боковую.
-Не двигайся, - прошептал Расчешиська, хватая меня за руку, - она не тронет, если мы не будем двигаться.
-Может, нам ещё притвориться мёртвыми? - снова съязвил я, хотя у самого поджилки тряслись, - Мы так в универ опоздаем, если будем обращать внимание на подобные мелочи.
Вот отхватит тебе такая мелочь ногу по колено, сразу по-другому запоёшь.
-Мы все когда-нибудь что-то теряем, - пожал плечами Стендаль, - ты написал статью?
-Сегодня же не понедельник, - откликнулся Вечер, и я удивился, потому что тот редко вступал в разговоры, выбираясь из своего виртуального мира. Сегодня, видно, решил сделать вылазку.
-Не понедельник? Прискорбно, - улыбнулся Стендаль, - Расскажи, что там случилось с твоей девчонкой? Слухи по всему универу гуляют...
-Не называйте её девчонкой, - проговорил сквозь зубы я, - или убью вас.
Этой собаке точно полосатый костюмчик не подошёл бы. Правда, никаких враждебных намерений она проявлять не собиралась, лишь загородила дорожку и уставилась на нас своими коричневыми иллюминаторами.
-Бобби! Бобби! - раздался вдруг голос у нас за спиной. Мы обернулись: мужчина в сером плаще приблизился к нам.
-Не бойтесь его, - на сто процентов бродячая подбежала к хозяину, норовя положить передние лапы к нему на плечи, - Бобби - смирный пёс. Его все хором с бродячими путают и стараются держаться подальше, а так он смирнее смирного. И хочет подружиться с людьми, а они его боятся...
-Неудивительно, - отозвался я, поняв, что бояться нечего, - что, Расчешиська, небось, в штаны наложил от страха?
-Ничуть, - улыбнулся парень, - подумаешь, какая-то собака... Вон, между прочим, и универ, а ты уже караул вздумал кричать, не правда ли?
Я хотел напомнить Расчешиське, кто именно первым сказал, что не знает этих мест, но сдержался. Не хотелось сегодня спорить, по идее мне нужен был отдых, а не пресловутый письменный зачёт по английскому. Хорошо хоть Лена есть, можно у неё скатать работу.
-Вряд ли сегодня это получится, - сказал Расчешиська, и я удивился, потому что был уверен, что не произносил свои мысли вслух, - Лену, брат, тебе сегодня лучше не трогать.
-Почему? - ещё больше удивился я, - Сам, что ли, захотел к ней подсесть? Ну, знаешь...
Повернулся и вышел из редакции, чуть дверью Настю Безуглову не сбив. В другое время я наверно удивился бы тому, что Насте могло понадобиться в "Ступоре" в этой жизни, но сейчас мне было не до неё. Она мне не скажет, где живёт Вадим, хотя прекрасно знает об этом.
Женю я отыскал в столовой. Вооружившись пластмассовой вилкой, девушка уплетала что-то непонятное, похожее на макароны с сыром, только ещё политое сверху кетчупом. Наверное, вкусно, но мне сейчас было не до еды.
-Мне нужен адрес Вадима, - без предисловий начал я, - очень нужно с ним поговорить. Как мужчине с мужчиной.
-Но... Дима, я не знаю его адрес, - испуганно посмотрела на меня Женя. Наверное, по моему внешнему виду можно было определить, что сейчас я способен убить кого угодно. Поняв это, я попытался успокоиться и осторожно сел на краешек стула, ожидая подвоха сейчас даже от него.