На репетицию новоселья собрались все наши семьи, сидели кто на полу, кто на уцелевших после ремонта колченогих табуретках, ели курицу-гриль, хрустели привезенными с дачи огурцами, пили шампанское и родители постоянно кричали горько, чем смущали меня до алых ушей, но целовалось мне тогда так сладко... Я всех благодарила за труд, помощь, любовь, заботу, за все-все-все! Ближе к ночи гости разъехались, и я наконец смогла толком рассмотреть наш будущий дом.
Июль вплывал в открытые окна одуряющим липовым ароматом, а я ходила по комнатам и все не могла понять - и вот тут я выросла? И это мой старый дом? Уж не знаю как, но мои мужчины сумели невероятное. Старый сероватый паркет теперь мягко сиял лаковым янтарным полотном, на стенах были не обои в цветочек, а простая светло-бежевая краска. Это сейчас всем привычно, а тогда ни у кого считай, такого не было! Наконец-то разделили санузел и по утрам никогда больше не будет гонки между жаждущими чистоты наружной и пустоты внутренней, сопровождающейся надрывными стонами "Брысь оттуда! Мне тоже надо!".
Я все ходила по дому, трогала стены руками, осторожно ступала по гладкому прохладному полу и не верила, что все это нам, все это мое, наше. А потом Дан вытащил из кладовки новенький белый матрас, подушки, белье, полотенца и сказал, что теперь мы останемся тут, насовсем, ну, кроме ночи перед свадьбой. Отправил меня в душ первой, а когда я вышла, на полу посреди нашей спальни красовался уже застеленный матрас. Сам Даня почему-то вдруг зажался, помрачнел, в ванну не пошел, а натурально сбежал и долго не выходил. Я уже и обидеться успела, и понервничать, и поругать себя за недостаточные восторги, наверное, он не понял как я рада, и снова обидеться и каких только глупостей не надумать!
В итоге, когда он вышел из душа, я накрутила себя до предела, сидела столбиком на матрасе и все терзала подол длинной белой маки, пытаясь натянуть ее на колени. Вид же у моего любимого был тогда совершенно шальной, даже почему-то виноватый.
И вот, когда я испуганно ждала, что ты от всего откажешься, скажешь что передумал и ничего не будет, ни свадьбы, ни совместного будущего, ни нас, ничего, совсем ничего, ты, вот же дурак, как был после душа, мокрый, лишь в сползающем с бедер полотенце, упал передо мной на колени, протянул на влажной ладони свое первое ювелирное чудо и наконец-то спросил: "Ты будешь моей женой?"
М-м-мм, солнышко ласково обнимает плечи, нежно гладит кожу, почти как ты когда-то. Замираю мухой в янтаре в настоящем, в этом пронизанном светом и теплом моменте, путаюсь в паутине воспоминаний, когда все было возможно, когда все двери были открыты и душа пела, когда я была по-настоящему живой. И когда ты был жив. Черт, что-то рано я расклеилась, еще ведь и не дошла до места. Держись, родная, теперь ты одна. Снова. Уже как обычно. Это не слезы, нет, я не плачу, это просто пот стекает по щекам, жарко ведь. Не плачу... Постою минутку, отдохну.
Как ты тогда меня напугал! А сам все говорил, говорил, торопился, проглатывал слова, нервничал так, будто я могла тебе, Я, ТЕБЕ, сказать: "Нет". Вспоминал, как в первый день нашего знакомства уже точно знал, что я твоя судьба, говорил что любишь больше жизни, и что ты выбьешься в люди, и что все для меня сделаешь, что я достойна только самого лучшего и все у меня будет, у нас обязательно будет свой дом, большой, красивый, на месте старой дачи или где я скажу, и что детей хочешь троих, чтобы любить меня и наши продолжения всегда, каждый день, всю свою жизнь, что я твоя радость, счастье, твоя мечта, твое вдохновение, весь твой мир. Я же потрясенно молчала, и не могла оторвать глаза, завороженно разглядывая серебряную вязь нежной веточки плюща, покрытую, как росой, мелкой россыпью брильянтов. Эту хрупкую красоту мог не сделать обычный человек, лишь волшебные крошки-эльфы, таким идеальным оно было. Мне казалось, что это не просто кольцо, а воплощенное обещание счастья, моего счастья.
- Ты ограбил сокровищницу феи? - наконец я решилась подать голос. - Это, это же... Настоящее чудо! Где ты его достал? - сказала я и кончиками пальцев обвела окружность кольца, приласкав кромку листиков.
- Сам сделал.
- Ты?! - я так удивилась, что наконец смогла оторвать взгляд от маленького сокровища в его руке и взглянуть на любимого.
- Да. Так ты согласна? - Дан отмахнулся от моего вопроса и снова задал свой, нахмурившись. Никогда ни до, ни после я не видела у него такого взгляда: он меня придавливал многокилометровой толщей земли, прожигал огнем, промораживал до костей, выжимал воздух из легких, скручивал внутренности - я чувствовала, что от моего ответа зависела вся наша дальнейшая жизнь, я ничего в жизни не хотела больше, чем сказать ему: "Да! Да! Тысячу раз да!" Но...
Я громко сглотнула и снова перевела взгляд на кольцо в его руке, которое вдруг стало непреодолимой преградой между нами. У меня никогда не было сомнений, я же с пяти лет знала, что скажу "да" на все его вопросы, соглашусь на все предложения. А сейчас испугалась. Потому что поняла - ну зачем я ему такому нужна? Он вот так просто говорит, что сотворил это чудо своими руками, а я не представляю, как это, я же в своей жизни ничего сложнее борща не создавала! Ну ладно, вареники с вишней, чтобы край косичкой. Но это все! И когда он только успел, когда нашел время между ремонтом, поступлением в ВУЗ, подготовкой к свадьбе, нашими встречами, Бог знает чем еще! Он же суперчеловек, гений, мастер!
А я... Я в это же время только и делала, что переживала из-за своих экзаменов в пединститут, даже от свадьбы меня считай отстранили три наших мамы, две по праву родителей и одна "для разминки перед гипотетической свадьбой сына", решив наиграться в невесту и красивое торжество, а я и не против была, ведь знала что все будет замечательно, именно так как мы все любим. Принимала любовь и заботу со всех сторон и ото всех, а что давала взамен? Ну, да, помогала то с тем, то с этим понемногу, но никакого героизма и мастерства. Я же самая обычная, простая, мне только отчаянно повезло с ним встретиться, вот и вся заслуга.
А ты все так же молча сидишь рядом, в собственноручно отремонтированной нашей квартире, нашем доме, и все кругом так, как я даже мечтать не могла, абсолютно идеально, и все так же протягивает мне это волшебное колечко на подрагивающей ладони. Такой невозможно прекрасный в мягких отсветах фонарей на светлых стенах. И эти непокорные, отросшие льняные кудри, и упрямые росчерки светлых бровей, и чуть выгоревшие кончики длиннющих ресниц, и эти глаза, в сумерках почти чернильно-синие, и мягкие золотистые завитки на груди, и тонкая дорожка волосков, сбегающая к краю полотенца. И я вдруг вижу тебя совсем по-новому, ты тогда не то чтобы примелькался или приелся, просто я посмотрела на тебя со стороны и оценила по-новому.
Заметила, как ты вырос, возмужал, как плечи раздались и налились силой мышцы. Почему-то до того момента для меня ты был продолжением себя-мальчишки, того самого с которым мы познакомились в наш пятый день рождения, и вдруг я увидела перед собой молодого мужчину, прекрасного как молодой языческий бог, творца, хозяина.
Тога я внезапно со всей ясностью поняла, что если бы судьба нас свела не в детстве, а в то время, то даже не рискнула бы захотеть быть рядом с таким парнем. Потому что слишком красивый, слишком талантливый, слишком хороший. Для всего мира, наверное, а для меня так и подавно.
И мне было отчаянно, нестерпимо стыдно, что я такая простая, обычная, не талантливая, да что там, не одаренная даже, вот и будущую профессию себе выбрала саму заурядную - педагог.
А он, а я, ыыыы... И начала позорно реветь, со слезами в три ручья, с соплями, натурально вся трясясь и рыдая взахлеб, всхлипывая и размазывая руками слезы по щекам, как бывало только в самом раннем детстве, еще до знакомства с ним.
Ты тогда ничего не понял, только сжал в кулаке кольцо до побелевших костяшек на пальцах и молчал. А я все расходилась, никак не могла ни слова сказать, только сильнее упивалась своим горем, еще и тебя своим невысказанным отказом умудрилась обидеть. Повалилась носом в подушку и спряталась ото всего мира, пытаясь заглушить крики и стоны. Мне было так больно, так обидно от понимания, что у нас ничего никогда не выйдет, потому что это именно я такая бестолковая... Ты молчал, а я все глубже проваливалась в паутину отчаяния, которая укутывала меня непроницаемым пологом непонимания, одиночества и страха.
Ты молчал, а я все глубже проваливалась в паутину отчаяния, которая укутывала меня непроницаемым пологом непонимания, одиночества и боли.
Невдалеке, над пестрыми холмиками могил, в небе парит какая-то птица. Ее тень вдруг стремительно выныривает откуда-то у меня из-за спины и проносится вперед, задевая меня распахнутыми крыльями. На мгновение силуэт птицы хищным серпом прорезает желтоватый диск солнца, а спустя один мой вдох она уже скрывается в высокой траве, чтобы взлететь оттуда с зажатой в когтях жертвой. Жизнь конечна внезапно. И кто сказал, что люди для мироздания важнее какой-то крохотной полевки? Какая же я тогда была счастливая! Дурная только.
Сквозь судорожные всхлипы услышала что ты встал, прошлепал босыми ногами по полу и встал у окна.
- Ты мне сейчас собираешься отказать.
И как догадался? Заметался вдоль стенки, снова подошел и встал на колени у матраса.
- Почему? Хотя знаю, дурак, сам все испортил, то кольцо, то ремонт, еще экзамены эти. Я совсем тебя забросил, и свадьбе не уделял никакого внимания, помощи от меня никакой и вообще. Кася, ну прости меня, ну не муча меня пожалуйста. Я ведь правда хотел... ты же у меня достойна самого лучшего, вот я и... Ну не молчи же ты! Хотя лучше, наверное, молчи.
А я в ответ только реву и кусаю подушку чтобы не выть в голос.
- Ксюша...
Чувствую только неуверенное касание пальцев к плечу и наконец выдаю охрипшим голосом:
- Зачем я тебе такая нужна-а-а-а?
- Какая такая? - похрипел мне в ответ.
- Ни-никакая! Ничего не у-умееею, ты мне все, а толь-лько и могу что рубашки гладить! - ну вот, от слез еще и заикаться начала. - Ты мне и-и колечко, и ремонт, и ты сам, ты вообще во-вон какой, а я...
- Так. Стоп. Подожди. Я правильно понял, что вот этот вселенский потоп и километры моих убитых нервов из-за подобных глупостей? Ксюха, Ксюха, как была в пять лет неразумным дитя, так и осталась, - не смотря на протесты ты все же сгребаешь меня в охапку, затаскиваешь к себе на колени и гладишь по голове. Ну да, как раз как ту самую бестолковицу. И мне так отчаянно хочется тебе верить, что я наконец затихаю, только вздрагиваю иногда. - Я что, похож на мужчину, который будет соревноваться с любимой женщиной? Кто больше может, умеет, делает? М? Нет. Запомни, родная, это всегда буду только я. Потому что старше на целых три часа! -тут я нервно хохотнула и снова затихла. - Шучу, конечно, - продолжал ты совсем другим, серьезным, чуть усталым голосом, - Просто потом что люблю сильнее.
- Нет, - пытаюсь сказать что это я, я люблю больше, но он мягко кладет ладонь мне на губы и не дает договорить.
- Ш-ш-ш, глупая принцесса. Пусть у меня ремонт, квартира, но ты ведь и сама без дел не сидишь. На тебе Владов дед. Да на тебя вся его семья разве что не молится! У Николай Петровича диета, режим, а все туда же, характер. Генерал в отставке, понимаешь. Он завотделения в военном госпитале не слушается, а у тебя как шелковый. Таблетки пьет, для уколов оголяется и ест что надо и спит когда велено.
И мамин Ярыс, тигр-недоросток мохнатый. Только ты с его паскудным характером и можешь совладать, он ведь жрет всех натурально, когда со шприцом видит! А у тебя просто вздыхает печально и на руки потом лезет, жалеться. Загнулся бы давно со своими почками, но ты не даешь.
Я тебя, конечно, слушаю, но не верю, мне кажется, что вся та простая помощь по дому, забота и любовь подвигом не являются, не то что у тебя.
Воспоминания. Каждый год такие разные, но всегда яркие, настоящие, живые. По сравнению с ними реальность кажется лишь сном. Тягучим, липким, невнятным калейдоскопом из лиц, мест, событий. Вроде бы я там, что-то делаю, с кем-то говорю, о чем-то думаю, а оглянусь назад - сплошная мутно-серая пелена, как не было ничего. А сейчас, когда я здесь, почти с тобой, кажется закрою глаза, сделаю шаг вперед и почувствую тепло твоего тела на коже, вновь заскользят по шее чуткие губы. Порывисто опускаю руку, чтобы пройтись кончиками пальцев по твоей ладони, спуститься ниже, тягуче лаская длинные пальцы. Невесомыми касаниями подразнить жесткие подушечки, скользнуть вверх почти до самого запястья, чуть задевая кожу острыми ногтями. Сделать вид, что отстраняюсь, чтобы ты поймал мою ладонь, удержал, до хруста сжал тонкие косточки, а потом сплел свои пальцы с моими, чтобы никакая сила не мокла разомкнуть их.