Ты, кстати, в столовой, вроде бы, пасся? Вкусно было или как во сне? Ел, вкусно, а потом вкуса не помнишь. Это и есть разница между живым и эфирным телом. Давай-ка я ещё поугадываю. Сначала, когда начал прятаться, когда ты приседал, держась за стену или за подоконники, то чувствовал их, их текстуру, плотность, холод из окна. Ощущал, словно был живым. А потом все эти ощущения стали какими-то странными. Вроде бы ты чувствуешь их, но сомневаешься, что чувствуешь. Вроде, ощущаешь твёрдость, но ни запахов, ни структуры. Я угадала?
– Ну, и?
– И всё это – просто эхо ощущений после смерти, пока твоя душа цеплялась за жизнь. Всё это – фантомы. Что там в столовой? Поел? Что, фрикадельки вкусные были в супе? Точно? Повара это оставили? Вот так прямо на плите в кастрюлях, а не в холодильнике?
– Ты за мной следила? – спросил Костя. – Столько обо мне знаешь.
– Присматривала. Мне легко путешествовать по лицею. В тех кастрюлях ничего не было. Они были вычищены и вымыты. Да, именно так, мой мёртвый друг, они были пусты. И, если бы ты был жив, ты бы это понял, физически увидев это. Но ты хотел увидеть там еду, и ты её увидел. Ты, как призрак, сам её создал, фантомом. А раз увидел – то и ел. Но это ты сам фантазировал, и тебе это показывали.
– Кто?
– Твои мысли. Ты верил в то, что ты нашел еду и с аппетитом её ел. Я тоже так пью дорогие вина. Представляю себе и пью, сидя на крыше и глядя на ночной город, полный огней. Нужно время, чтобы создавать свои миры. Я живу на чердаке и создала своё гнёздышко, как смогла, а если бы я знала к кому, к ангелу обратится или демону за помощью, я тут построила бы дворец со слугами и богатствами. Окружила себя заботой и комфортом. Я тоже, когда умерла, заказывала себе шоколад – очень его хотела и получала. Много ела и не наедалась. Жрала, как свинья, но шоколад всё лез и лез в моё горло. И память, что это вкусно, была всё время со мной. Я наслаждалась вкусом и процессом поедания. А потом мои желания перестали исполняться. Я угасла.
– Как?
– Правила. В живом мире есть физические законы и правила, здесь тоже есть свои законы и правила. Я закостенела в каком-то роде. Я прошла сорок дней и должна была воспарить. Уйти, как уходят души, которых не тянет вниз груз совести. Меня он не очень тянул, но я не захотела. Я тоже прячусь, когда поняла, что это такое. Фантазирую себе тут какой-никакой комфорт и прячусь. Не хочу покидать Землю. Не хочу терять свою память и свою личность, пройдя через щит очищения. Ты его не видел, но если долго будешь здесь, то увидишь его как некую мерцающую пелену за облаками. Это уже гораздо большее, это уже будет выбор, – снова её глаза стали странно себя вести, но Костя сделал вид, что не замечает этого. – И почему испугался Солидол?
– Не знаю. Увидел что-то и испугался. Испугался, когда открыл входную дверь и потом убежал. Если этот человек жив, то призрака не мог увидеть. Значит и он призрак?
– А что он увидел на стене? Он с ним ругался?
– Ну, кричал, что, мол, стены тот расписать хочет.
– На самом деле там был его Проводник. Бедный Матвей Маркович никак не мог это понять, что видел своего проводника в мир духов. Потому что, как и ты, он считал себя живым и у него были обязанности.
– Если и я мёртв, почему я его не видел?
– Потому что это – его Проводник, а не твой. Скажем так, персональный. Знаешь кто это?
– Нет.
– Это – призрак, который, как поводырь, помогает умершим душам. Может ангел, а может просто нанятый ими. Рассказывает и показывает, как нужно себя вести и куда идти. А Матвей Маркович сопротивлялся, не понимая, что умер. Даже на работу ходит до сих пор. Директорша вон сетует, что тот, кого наняли вместо Солидола, его и близко не заменяет: нет старой закалки, только пьет и дрыхнет на работе.
– Откуда ты знаешь?
– Слежу за призраками вроде тебя, чтобы не стали полтергейстами и не начали шмон в коридорах и комнатах и привлечение ненужных призраков.
– А к тебе Проводник приходил?
– Конечно. Уговаривал, но я его послала. Мне и здесь хорошо. Не хочу, сказала, терять свою память. Проводники не могут тебя заставить, только уговорить. Кстати, твой горящий призрак. Он просто пылает ненавистью. Он ничего не видит и не слышит и пылает и начинает превращаться в злобного духа. Что вы с ним сделали? Облили бензином и подожгли?
– Не знаю, я ничего не видел.
– А мне кажется, что ты врёшь, поэтому тебя не тянет вверх, где в облаках так красиво, такие сочные краски.
– А если это всё враньё? – он с вызовом посмотрел на девушку. – Я тебя не призраком вижу, а живым человеком. Это как? Не прозрачная ты, под пол не проваливаешься.
Он ударил её и она поморщилась. От чего, от боли? Снова ударил в корпус. Точно ведь ударил, он чувствовал, как его кулак бьёт в тело.
– Ты видишь всё это так, потому что ты думаешь, что бьёшь меня.
Она сидела на месте, опустив руки, а он бил её по лицу. Секунд пять. Кровь пошла, зубы зашатались, распухли щёки и под глазами расплылись синяки.
– Ты умер, и ты это знаешь, но сопротивляешься этому. Ты уже чувствуешь, понимаешь, но, тем не менее, твоё подсознание сопротивляется. Не хочет это принять, мешают твои чувства, фантомы. Твои моторные функции так делают. Они помнят, как это было при жизни. Как двигать руками и ногами и что ты ощутишь, если потрогаешь металл или камень.
Её лицо стало нормальным. Только что было разбитым, а потом – миг – и снова нормальное.
– Ну что, успокоился, проверил? Ещё живым себя чувствуешь, раз машешь руками. Кушаешь, какаешь, но это всё – обман.
– Хорошо, если я умер, почему не могу отсюда уйти? – спросил Костя. – Я же призрак, значит, точно могу проходить сквозь стены и утопать под пол. А я, блин, толкаю тут двери, даже на чердак не мог попасть.
– Всё просто. Есть правила и некие законы. Как физические законы, так и социальные, мы их создаём при жизни. Снял с руки перчатку, которую носил несколько дней, рука эту перчатку будет какое-то время помнить. Помнишь вкус хлеба, запах шоколадного ролла? Ты мёртв, но помнишь их вкус и запах. Я тебе дам нечто такое, что ты помнишь, например, бутерброд с колбасой, и, даже зная, что ты призрак, ты ведь точно начнёшь его есть, а не вставишь в себя через горло, хотя сможешь. Даже после смерти у душ есть ниточки, которые их удерживают. Или ты думаешь, что мне нравится сидеть здесь, на чердаке и бояться? Когда я прыгнула тринадцать лет назад вниз, я думала, что решила все свои проблемы. А они только начались. Моя мама, которая довела меня, была тогда ещё живой. А потом, после её смерти, моя боль ещё была повязана с ней, но уже не так, как раньше, они начали исчезать: злость и ненависть к ней. Пфык! – и исчезали наши с ней проблемы. Но мои проблемы оставались со мной. Осознание того, что я совершила… Я не смогла, не решилась, встретиться с мамой после смерти, струсила и потому я по-прежнему здесь. А что для себя определил ты? Тоже не решить проблему, а прятаться? Вот этот огненный человек приходит и приходит. Это – твоя проблема. Мой совет: если хочешь всё это закончить, просто встреться с ним. Ты ещё можешь решить свои проблемы.
– И это твой совет?
– Да. Я тебе показала, что ты умер, что ты замкнут в этом пожарном выходе. Боишься и возвращаешься сюда вновь и вновь. Живёшь на пожарной лестнице. Ты тут застрял и что бы ты ни делал, сюда дорога приведёт. Это твой ад на земле, пока ты сам его не разорвёшь. Дальше решай сам.
– Я подумаю.
– Думай и опасайся, потому что ещё тут шмыгают Тени. Чёрные души, которые питаются теми, кто слаб. Мерзкие создания. Они пьют энергию у тех, кто не ушёл сознательно и кто сошёл с ума и не понял, что нужно уйти. Меня ничто не держит, но я их боюсь, а вот те, кто убивал, грабил, они остались, и по-прежнему желают уйти, погружаясь и потом распухая до состояния, когда Тени начнут их есть. А ты… – её глаза стали как у сломанной куклы: сделались безжизненными и запали, – она потрясла головой, чтобы вернуть их на место. Секунд пять молчала, и глаза снова стали живыми.
– Что я?
– Ты – дебил, и всё, – прежде чем Костя открыл рот, чтобы что-то сказать, она добавила. – Тебе же подсказка всегда была. Если ты не понял, то ты дебил. Тебя преследует огненный призрак. Всегда тебя. Он тянется к тебе, хоть ты сам его не убивал. Тогда почему, может, за помощью? Значить тебе нужно встретиться с твоим огненным призраком, иначе будешь здесь прятаться вечно, терять энергию, бледнеть, терять форму тела, распухать, и потом превратишься в пар, который будет замкнут тут навечно. Вот ты от него прячешься сейчас, а что дальше?
– Блин! – сказал Костя и сел на пол.
Ну, получается, что типа сел, раз уж он призрак. Он чувствовал пол, крошку мусора, которая досаждала ему, тянущийся по полу холодок, слышал, как поёт ветер, видел, как колыхались эти покрывала и тряпочки.
– Зачем они? – спросил он у девушки.
– Не знаю, любила вязать, – ответила она. – Мой труд здесь, и кроме призраков никто этого не увидит.
– Да и я не вижу. Серые полотна, выцветший рисунок, всё в пыли, некоторые и вовсе рассыпаются.
– Я же – самоубийца и мне уготован ад. Как и я, так и мои творения рассыпаются. Они никому не нужны, мои мысли никому не нужны, – она начала говорить тоном выше, словно переходя в истерику. – Мои мысли, то, что я хотела. Я это создала! Ткала, красиво, вкладывала глубокий смысл, почему не нужно? Я это сделала, столько труда, и никому не надо, оно рассыпается, покрывается пылью! Смотри, как мои труды гибнут! Мой Ад?! Это мой Ад, тогда будьте все вы прокляты! Это им удалось, Проводникам Смерти. Сволочи!! – девушка вдруг начала визжать и упала на пол. Она каталась туда-сюда, визжала, хрипела, а потом в один момент остановилась, лёжа на боку, опять посмотрела на Костю помертвевшими глазами, ставшими похожими на вставленные в глазницы протезы и потом добавила:
– Это ты виноват! Ты меня заставил говорить и выставить свои мысли и злость наружу. Я тебя убью и разорву!
А потом её снова начало трясти, и она опять начала кататься в пыли чердака справа налево и обратно. Костя не стал ждать развязки, выпрыгнул прочь с чердака на лестницу и закрыл за собой дверь.
«Она никогда за неё не спускалась, значит, это её граница!» – успокаивал он сам себя. Смешно, раньше он от ужаса бежал вверх, а теперь от ужаса бежал вниз. Ничего, пару минут подождал, чтобы сердце успокоилось. Хотя, какое сердце? А что она ему сделает? Плюнет в него? Но надо спуститься вниз. Так он снова добежал до пролёта между третьим и четвёртым этажом, и, сидя на бетонной площадке, прислонившись к давно некрашеной, облупленной стене задумался. Тут он всегда чувствовал себя в безопасности. Тут нужно было посидеть и подумать.
«Итак, он может себе что-то представлять и это сбудется. Правда? Та же еда в столовой. Хм, он ел пищу, хотя, как оказалось, просто пустоту, но что-то он же ел. Может то, что осталось от фрикаделек, скажем, запах или ещё что-то, след, тень фрикаделек и пирожков? Ему стало немного легче. Сам себе придумал?»
Он посмотрел на свои руки. Есть свет от окна, но нет тени от рук и от него самого. Хорошо, ему было сказано, что он может дофантазировать. Еду вот смог же. Двери открыть смог. А если он захочет пистолет? Не идти же к Олегу так просто, безоружным. Пистолет будет его козырем, с ним ему будет спокойнее. Костя закрыл глаза и представил пистолет ТТ, как он его помнил. Двоюродный брат показывал и давал подержать. Холодное и тяжёлое оружие. Он помнил его, холодную сталь, каждую линию, каждую выемку на пистолете. Его тяжесть, его запах. И сейчас, закрыв глаза, он представил. Вот он, пистолет, в его руках. В правой руке Кости, он же правша. С закрытыми глазами он чувствует рукоять, курок, ощупывает затворную раму. Даже запах оружейного масла возник, но когда он открыл глаза, в руках… ничего. Так, это не работает. Это не еда, а пистолет. Костя раздраженно вздохнул и смирился со своей участью.
– Значит встреча один на один с Олегом, – пробормотал он и попытался заснуть до утра. Да он ещё мог спать, он считал, что спал. Ему во сне казалось, что тело находиться в одном положении всё время, пока он спит. Он не переворачивался, не крутился, а спал так, как заснул. А если бы он был живой, у него руки и ноги во сне точно затекли бы. Тогда нужно было тело переворачивать. Уже нет. Как заснул в таком положении, в том же положении и проснулся. Никаких чувств. Зачем сон ему нужен, он же мёртв? Он ничего не помнил из сна, хотя чувствовал, что там было сказано очень много важного.