Инга сразу притихла, словно ощетинившаяся кошка шерсть пригладила. Оскорбленный кумир оскорбленным кумиром, однако позволить себе враждовать с семейством Ярайли могли лишь безумцы да самоубийцы.
Отец Санго, Йоган Ярайли, был особо приближенным и доверенным советником прошлого короля. Он распоряжался казной как собственным кошелем, смещал и назначал министров, проводил реформы, во многом определившие нынешний облик страны. Лет пятнадцать назад Йоган Ярайли пожелал уйти на покой, уехал в своё дальнее имение и сделался затворником. Если поначалу он еще посещал какие-то приемы, то позже вообще перестал показываться на людях.
Дед Санго, Якоб Ярайли, тоже был знаковой фигурой своего времени - полководцем-героем, отстоявшим независимость страны в страшной войне с Союзом Истинных Королевств. Памятник ему стоит на главной площади столицы, а его именем назван орден.
Анка подумала о самом Санго. Что ж... Даже величайшие из родов рано или поздно обречены на вырождение.
Немного помолчав, Инга уже совсем другим тоном, словно ничего не произошло, продолжила разговор:
- Как видите, церковь находится в крайне плачевном состоянии и нуждается в срочном ремонте. Своими силами мы, как можем, поддерживаем её центральную часть, однако восстановить фасад и башни нам уже не по средствам.
"Дайте нам денег", - услышала Анка, а вслух сказала:
- Не беспокойтесь. Господин Гжецкий, - указала она на чуть ли не облизывавшего витраж Миха, - один из лучших специалистов нашей службы. Можете не сомневаться, он верно оценит талант Вацлава Миеже. При вынесении решения его заключение сыграет главную роль.
Ингу этот ответ полностью удовлетворил. Судя по довольному выражению лица, она уже прикидывала, с чего за казенный счет начнет ремонт церкви, и мысленно составляла смету.
Смотреть остальные работы Вацлава Миеже Анке пришлось одной: Мих даже не отреагировал, когда она его позвала. Сидя в соседнем с молельней помещении, куда более светлом из-за отсутствия части крыши, она листала старые хрусткие тетради, исписанные едва разборчивым почерком. Рассматривала разложенные на белых простынях полотна. В научных трудах по механике и математике Анка ничегошеньки не понимала, а картины оказались далеко не гениальными, но вполне ничего.
Как Инга и обещала, вскоре к витражу потянулись люди - благодарить за защиту во время землетрясения. Они падали на колени, тыкались лбами в пол, бормотали молитвы. Некоторые пытались целовать Святой Бригиде ноги, страшно нервируя этим Миха, демонстративно оттиравшего платочком все отпечатки губ.
Анка пару раз заходила к нему с той или иной картиной, желая узнать его мнение, однако он не обращал на неё внимания. Даже когда она заглянула вечером и предложила сделать перерыв до утра. Мих стоял в сгустившемся мраке посреди опустевшей молельни и безотрывно смотрел на витраж. Заходящее солнце придало его краскам густоты и насыщенности, отчего запечатленный в стекле образ смотрелся торжественней и драматичнее. Костром горели рыжие волосы Святой Бригиды, мягкими локонами спадая ей на грудь. Пылали львиные зевы, смотрясь на её белом платье пятнами пролитой крови или вина.
Решив, что Мих может торчать здесь хоть всю ночь, а вот она точно едет ужинать и спать, Анка вышла из церкви.
Со всех сторон доносилось шуршание сметавших битое стекло веников. У крыльца лежал их с Михом багаж: Санго выгрузил его из кареты, прежде чем забрать её и куда-то смыться. "Наверняка кутить", - подумала Анка со смесью облегчения и раздражения. С одной стороны, хорошо бы он не объявлялся до самого конца поездки. С другой - Анке теперь придётся идти пешком, таща на себе тяжелую сумку с вещами. Проклиная этого наглого папиного сынка, она пошла выяснять, где их разместили на ночь. Оставалось надеяться, что где-то неподалеку.
Анка как раз закончила писать свой дневной отчет и уже готовилась отходить ко сну, когда в дверь постучали. Гадая, кому она могла понадобиться в такой час, Анка набросила китель поверх сорочки и открыла. На пороге стоял Санго. В тусклом свете догорающей свечи его фигура выглядела мрачной и зловещей. Анка испугалась: зачем этот наглый, уверенный в своей вседозволенности тип явился к ней ночью?
- Господин Ярайли... - пролепетала она, невольно стискивая на груди края кителя.
- Ознакомься, - буркнул Санго, пихая ей в руки стянутую бечевой стопку каких-то тетрадей и бумаг.
- Что это?
- Материалы дела Вацлава Миеже. Из архива Круга Дознавателей.
- Как? Откуда...? - Анка неверяще уставилась на тяжелую кипу старинных документов.
- Гусья Заводь относится к Загравской волости, следовательно, делом Вацлава Миеже занималось Загравское отделение Круга Дознавателей, расположенное в Бычьем Роге. Бычий Рог всего в нескольких часах пути отсюда.
- Разве дознаватели выдают документы из своих архивов?
- Нет, но я - особый случай. Мне они не посмели отказать.
Анка с удивлением подумала, что Санго всё-таки мог быть полезным.
Он ушёл, больше ничего не сказав, а Анка закрыла дверь, зажгла новую свечу и бережно развязала бечевку на документах. Да, они вряд ли имели какое-то отношение к оценке художественных способностей Вацлава Миеже, но когда ей еще удастся порыться в секретных материалах Круга Дознавателей?
Старая бумага едва не сыпалась в руках, так что переворачивать страницы приходилось очень осторожно. Здесь были выцветшие протоколы допросов и осмотров, изъятые при обыске чертежи и схемы, служебные записи дознавателя.
Дело открыли после обращения соседки Вацлава Миеже, утверждавшей, что по ночам к нему приходили подозрительные личности, а на утро из-под его двери тянулся странный терпкий запах.
Несколько человек подтвердили, что в последнее время Вацлав Миеже изменился, стал более нелюдимым, замкнутым. Оборвал связи с прежними друзьями и стал проводить в мастерской даже больше времени, чем обычно.
Анка пролистнула несколько страниц с непонятными схемами. "График движения светил в созвездии Летящего Тунца", "Графическое доказательство теоремы Шушта-Крапольки", "Расчет гороскопа на пятое ливня, Луна в перигее" - гласили накарябанные на них заголовки. Приняв за данность, что всё равно ничего не поймёт, Анка было отложила их в сторону, но вдруг заметила, что почерки, какими были написаны основной текст и заглавия, отличались. Это не сильно бросалось в глаза, однако художник разницу видел. Немного подумав над этим, Анка продолжила рыться в бумагах.
Дальше шли очередные протоколы допросов, схема мастерской с описанием содержимого, анализ покупок Вацлава Миеже... Чего в деле не было, так это показаний его невесты Ивоны. Она просто исчезла. Судя по множеству служебных записок, дознаватель наводил о ней справки и пытался отыскать, но она словно в воду канула. По словам Вацлава Миеже, Ивона сказала, что полюбила другого, и собиралась уехать с ним из города. Имени её любовника он не знал.
Все обвинения в практике запретных искусств он отрицал, странности своего поведения объяснял изматывающей работой над витражом, делом всей своей жизни, а по её завершении - предательством любимой невесты.
Дознаватель ему не верил.
Первым, что увидела Анка, проснувшись, было решение о закрытии дела в связи с недостаточностью улик. Ценный документ лежал у неё под щекой и немного пах плесенью. Нехотя оторвав от стола голову, Анка зевнула и огляделась. Свеча догорела и потухла, соскользнувший с плеч китель валялся на полу. Солнце, щедро лившее в окно свой свет, подсказывало, что рабочий день давно начался, и в иных обстоятельствах Анку ждал бы выговор за опоздание. Стыд и срам!
Никого из её спутников в гостинице уже, разумеется, не оказалось, так что, торопливо позавтракав, Анка снова отправилась в старую церковь. Архивные документы она взяла с собой: если что, можно было оправдаться, что всё утро занималась их изучением.
Багаж Миха лежал на том же месте, где Анка его прошлым вечером и оставила. Странно, что никто не украл его за ночь. Похоже, этот ненормальный действительно отсюда не уходил. Заглянув в молельню, Анка увидела, что сам Мих тоже стоял на том же месте, где она его прошлым вечером и оставила. Он смотрел на витраж затуманенным взглядом, а по щекам его текли слёзы.
Сразу поняв половину ходивших о нём шуточек, Анка оставила Миха наедине с его стеклянной любовью и отправилась на поиски Санго, хоть и не очень надеялась его тут найти. Инга, словно опытный полководец, командовала небольшой армией девиц с тряпками и ведрами. Теперь, когда восстановление церкви казалось ей делом решенным, она жаждала действий.
К некоторому удивлению Анки, Санго, подложив руки под голову, дремал на одной из уцелевших скамей запевальни. Услышав её шаги, он лениво приоткрыл правый глаз.
- Вот, прочитала, - протянула ему Анка стопку документов, не зная, что еще сказать. - Это же надо вернуть в архив?
"Наверное, сначала стоило поздороваться", - подумала она с запозданием. Высокородный господин Ярайли не требовал перед собой расшаркиваний и лебезения, однако простую вежливость еще никто не отменял.
- Что-нибудь поняла? - спросил её Санго, закидывая ногу на ногу.
Сначала Анка хотела сказать, что нет, ничего: не тот это был человек, с которым бы ей хотелось обсуждать серьезные вопросы. Однако желание поделиться мыслями оказалось сильнее предубеждения перед умственными способностями собеседника. Положив документы на соседнюю скамью, Анка выудила из стопки привлекшие её внимание бумажки.
- Вот, например, - сказала она, демонстрируя одну из них. - Почерк различается. "Графическое доказательство теоремы Шушта-Крапольки" написано Вацлавом Миеже, а всё остальное - кем-то другим. Думаю, заголовок не соответствует содержанию. Возможно, Вацлав Миеже считал, что дознаватели всё равно никогда не слышали о такой теореме, поэтому замаскировал под её доказательство что-то опасное. Что-то, что хотел от них скрыть. Эту схему ему кто-то дал, и он ей дорожил, потому не мог уничтожить.
Санго лежал на скамье и, прищурив один глаз, с интересом разглядывал Анку.
- А ты не безнадежна, - улыбнулся он.
Анка не знала, как реагировать на такую сомнительную похвалу, тем более от человека, которого она не уважала и не воспринимала всерьез. Однако не успела она ничего сказать, как со стороны молельни послышались грохот и истошные крики. Не ожидая ничего хорошего, Анка бросилась выяснять, что произошло.
По витражу стекала мыльная вода, ползли хлопья грязной пены. В луже под окном валялось пустое ведро. Клубок из растерянных и перепуганных девиц прижимал к полу сбитого с ног Миха. Стоявшая рядом Инга лупила его мокрой тряпкой.
- Она хочет умереть! Она хочет умереть! - орал Мих, вырываясь.
Девицы цеплялись за него изо всех сил, однако было видно, что они предпочли бы держаться от него подальше.
- Что случилось?! - воскликнула Анка, пытаясь перекричать царивший гвалт.
- Этот человек! - тяжело дыша, Инга указала на Миха. - Пытался разбить витраж!
Её прежде безупречно уложенные волосы растрепались. Выпученные глаза грозно сияли на перекошенном яростью лице. В этот момент Инга могла посрамить любую проклятую душу с любой из картин Богды Колека, не рисовавшего ничего, кроме разгула нечисти.
- Пытался разбить витраж!!! - проорала она, пытаясь выразить всю тяжесть едва не свершившегося преступления.
- Но... это невозможно! - беспомощно лепетала Анка, холодея. - Он бы никогда... Это какое-то недоразумение!
- С размаху швырнул в него полное ведро воды! Какое, да пропади пропадом вся ваша Королевская служба, недоразумение?!
Вдруг тело Миха скрутило судорогой, а глаза закатились. Изо рта пошла пена. Он забился, словно выброшенная на берег рыба. Державшие его девицы отпрянули: побоялись, что их обвинят в убийстве королевского служащего. Анка, по-прежнему сжимая в руках случайно захваченные с собой схемы, в панике заметалась на месте. Кто-то грубо оттолкнул её с дороги.