Мужчина был уверен, что стоит ему подойти к туману, где скрылись свиньи, и ему уже не получится от них удрать. А представлять, чем могло бы закончиться их тесное знакомства... Человек поёжился и пошёл в сторону.
Он долго, очень долго плутал по улицам. Много. Очень много раз прятался от всяких тварей и порождений. Но... как же он удивился, когда увидел знакомую вывеску, - "Семейная больница", а под ней фотографию счастливой и улыбающейся семьи. Только была одна странность, - больница, которую он помнил, была в жилой девятиэтажке. Тут же больница была в отдельном, трёхэтажном здание.
Слыша за спиной приближающиеся завывания монстров, видя, что туман явно не намерен больше ждать, человек ринулся, что было сил ко входу в больницу. Ничто больше не имело смысла. Только бы спастись. Только бы вырваться из этой бесконечной долины страха и погони!
Глава 2
Холодно. Как же было мучительно, нестерпимо холодно! Мужчина, сидя на полу, прислонился к стене. Голова обессилено свесилась и лишь одним чудом он сам не падал. И пол, и стены покрывал кафель. Белый, столь же холодный цветом, как и по ощущению.
Над головой висела длинная лампа. Моргала с каким-то посторонним треском. Да и света от неё было не так уж и много.
Вокруг было мрачно. Только местами виднелись островки тусклого света, а так... длинный коридор со множеством дверей больше напоминал морг, чем семейную больницу. Слишком холодной. Пусто. Неуютно. И даже присесть оказалось негде.
Мужчина прикладывал все силы, на какие мог сподобиться его измученный разум, чтобы не заснуть. Он до нервной дрожи боялся вновь оказаться в том мире. И ему неотступно думалось, что этот самый мир, который так его напугал, есть всего-то загробный мир, в который он ступил одной ногой.
Несколько раз поднимал голову и глядел в сторону, где были запертые двери. Проходя мимо, мужчина точно помнил, как прочитал "Мед.Персонал" - написанное красным. Но теперь там была другая, размашистая надпись с подтёками краски. Он искренне надеялся, что именно краски. "Беги, идиот!" - гласила надпись.
Мужчина зажмурился чтобы избавиться от наваждения. И едва не вскрикнул, когда понял, что сделал. Заунывный стон, который донёсся с "другой стороны", порядочно его переполошил. Вскинув голову, человек вытаращился, напрягая глаза, насколько только мог, и прочитал надпись заново. "Тихое загробие - удел слабаков!"
Покачав головой, часто моргая, мужчина ещё раз уставился в сторону прохода. Но, прежде чем вглядываться в надпись, опустил взгляд и внимательно разглядел одну-единственную, выбивающуюся на общем фоне, сиреневую плитку.
"Что здесь твориться? - гневно подумал он. - Какого рожна происходит с надписью и этой треклятой плиткой?"
Закрыв лицо руками, но боясь зажмуриться, мужчина сидел и прислушивался к себе и своим чувствам. Он надеялся таким образом избавиться от тяжёлых чувств и ощущений. Пытался сбежать от всякого разного, что ему мерещилось.
"Словно мне одного врача было мало!" - злобно думал он, вспоминая приём. - "Грёбанный врач, долбанутая больничка!"
В это время, совсем тихо, едва разборчиво, прозвучало одно единственное слово на том языке, который он выучил во сне, будучи аристократом. Слово, на недоступном смертным наречие:
- Помни! - и в этом тихом слове, как во сне, скрывалась целая вереница различных образов.
Мужчина, словно вживую, увидел огромнейший, необъятный лес. Хвойный. Тесный. Непролазный. Он увидел множество буреломов. Увидел лесные тропы, окружённые кустарниками, - едва различимые и явно не предназначенные для людей. Кадры чужой памяти, сменяя друг друга, выжигали в его мозгу, как калёным железом, эти не виденные прежде, вживую, образы.
Это было сверх его сил. Мужчина, потеряв всякую способность бороться с подступившей дрёмой, провалился в краткую яму сна. Там не было ни намёка на сон или ведение. Простой провал во времени, который никак ему не запомнился. Как будто просто закрыл и открыл глаза. Точно мгновение и всё... но... точно определить, сколько он пробыл в забытье, мужчина в дальнейшем так и не узнал.
Никогда у него не было ручных часов. Считал это уделом более успешных. Более... счастливых. Сам обходился телефоном, но... как-то забыл о нём, когда с окровавленной рукой бежал, собрав все свои силы, сломя голову, по затянутым туманом улицам. Да и имело ли для него время какое-либо значение? Особенно теперь, когда именно он ждёт и никуда не может уйти. Слова доктора вновь прозвучали в уме так, словно тот стоял рядом и вновь повторял ранее сказанное:
- Посиди там, снаружи... погрейся немного! И это, не вздумай никуда уходить... нужно будет кое-что проверить... да и так. - перед внутренним взором возникло лицо закрытое медицинской маской и в какой-то шапочке. Явно не медицинской. Мужчина долго рылся в уме, но так и не вспомнил, где он видел подобную шапочку. - Вздумаешь убежать, так я тебя найду. Будь спок, найду! И уж тогда... тогда! То, что ты вскрыл вены, тебе покажется всего лишь детской шалостью!
Мужчина вспомнил, как к его лицу приблизилось лицо доктора. Как дыхнуло чесноком и спиртом, когда доктор добавил:
- Ты меня понял? - и сколько же угрозы было в этом, казалось бы, простом вопросе!
Что доктор, что его лечение, крепко засели в уме у мужчины. Он, конечно, не был баловнем судьбы. Но такое... такое!
***
В глаза ударил резкий, пронизывающий свет. Мужчина, вот-вот было уснувший, пришёл в себя. Перепугавшись, подскочил на месте. На плечо легла только с виду лёгкая рука и не позволила выбраться из не особо мягкого кресла.
Прошло несколько мгновений. Паника отпустила. Мужчина заметил, как рядом, буквально перед ним стоит худощавого вида человек. Разглядеть его лицо было нельзя, - медицинская маска. Но на голове плавательная, плотно прилегавшая шапочка.
- Ты ещё с нами? В смысле, жив? - спросил доктор. - Ну, что ж... ладно. Ничего, как грится, тут уж не поделаешь! - и с не слабо прозвучавшей печалью прибавил. - А я-то уж понадеялся... понадеялся!
Пациент не понимал, что ему говорит этот доктор. Его изумила эта шапочка. И благо, доктор додумался убрать свет, бивший прямо в глаза. Пусть и малая, но радость!
- Эка ты неловко бреешься! - с деланной грустью, сказал доктор, осматривая руку. - Мда! Это ведь надо постараться так не постараться!
- Простите? - вяло переспросил мужчина, на что доктор ответил.
- Даже не надейся! - резко так, с обидой. - Кто ж поперёк режет, а? Вдоль, вдоль надо резать! И не так слабо, а чтобы... чтобы аж... - неожиданно сменив тон, по-товарищески так спросил. - Ну, ты ведь понял, да?
Мужчина хотел было что-то ответить, но доктор, явно готовый к этому, просто направил ярчайший свет прямо в глаза. Получилось, что мужчина, открыв рот, тут же зажмурился, а после закрыл глаза здоровой рукой.
- Ты чего такой неразговорчивый? - спросил доктор с неподдельной сердечностью в голосе. - Обидел кто? Иванковский? Нет, я понимаю, для мужчины жаловаться - такая себе, сомнительная радость... но ты мне только, скажем... по секрету, а? Иванковский?
Пациент убрал руки от глаз. Он оторопело смотрел на врача, совсем забыв о жгуте на руке и ране, которая совсем недавно его беспокоила. Он открыл рот собираясь ответить, но врач повторил свой прежний манёвр, - ослепил, едва только мужчина открыл рот.
- Иванковский! Ну, так я и знал! Сволочь... вот ведь сволочь така! Сколько раз его уже ругали... объясняли, что пациенты - дело такое, важное! А что он? Ух... зараза! Ну, ничего... ничего! Вот заштопаю тебя, сделаю всё честь по чести и... мы с тобой его, гадюку такую, да как и прижмём! Будет знать, погань медицинская, как людей бедных и больных забежать!
Пациент окончательно терял связь с действительностью. Ему казалось, что он просто лишился рассудка. Какой такой Иванковский. Кто такой Иванковский? Да мужчина, только-только прибежавший с кровоточащей рукой в эту "Семейную больницу" никогда прежде не слышал об этом докторе.
Кроме того, пациента одолевали подозрительные галлюцинации. Всё меньше и меньше оставалось сомнений, что он пошатнулся рассудком, ведь в тенях ему мерещилось, словно таились какие-то уродливые, скрюченные твари. Мужчина видел, как опасливо на него, особенно на доктора, косятся эти низкорослые уродцы. Но, что радовало, они хотя бы не беспокоили своим бормотанием. Не отвлекали и не приставали заунывными песнопениями.
- А это у нас что? - спросил доктор, покосившись на жгут, который наложили прямо в туалете.
Забавное, но вместе с тем печальное дело. Человеку, который истекал кровью, отказались накладывать жгут, где бы то ни было, кроме как в туалете. Сказали, что кровью всё заливает. Сказали, что и без того уборщице работы хватает. И чуть ли ни тряпками загнали его в туалет, где какой-то мужчина, в засаленной робе, - явно не врач, - наложил жгут - толстую проволоку в изоляции.
- Всякий хлам - долой! - вскричал со смехом доктор, срывая жгут. Не развязывая, не ослабляя, а именно что срывая!
Это мероприятие оказалось невероятно болезненным. Каких усилий человеку, уже стоящему на грани, стоило сдержаться и не заорать от жгучей боли! Он терпел... сопел, мысленно кричал и ругался, но терпел.
- Дурак-человек! Ты чего так скривился? Лимон что ль, пока я не вижу, съел?
Ох, как невероятно сложно было устоять перед желанием бросить какую-то ругань. Просто так обозвать. Ругнуться. Выпустить пар. Дать ему со всего маха, пока так удачно стоит, ногой в пах, а после... после бить его и бить!
Мужчина чувствовал, как у него сводит желваки. Он и в самом деле не на шутку разозлился. Стиснул зубы, что было сил. И кажется, сломал один из них.