Виктор покрутил в воздухе рукой, пытаясь этим жестом что-то сказать. Но и сам не мог объяснить, что же пытался так сказать. Помотал рукой и, поморщившись, продолжил рассказ.
- Такое и прежде случалось... не часто, но случалось. Ведь не охото просто так и без дела сидеть, - время расстягивается и становится мучительно ждать оканчание рабочего дня. А как другие... мне там не с кем говорить. И скука... скука заставляет занять себя даже такой, бессмысленной работой, ведь иначе до конца дня просто недожить.
Вновь вздохнув, Виктор продолжил.
- И каждую неделю, в понедельник, шеф... босс... короче, начальник, устраивает разнос за то, как плохо мы работаем. Все вместе и по отдельносте в частносте. Ругается, орёт, матерится. Краснеет весь, но орёт так, что даже кажется стёкла в окнах звенят. А после, когда проорётся, выдаёт работу на нынешнюю неделю. Чтоб вы понимали, за глаза его все называют боровом или просто свиньёй, - и внешне, и по характеру подходит.
Виктор широко раскрыл глаза и посмотрел на старика. Всем своим видом он передал то удивление, которое испытал в понедельник:
- И вот вы представляете... сижу, значит, жду очередного разноса и выдачи работы на неделю... а тут в офис заходит огромный такой, жирный боров! Ну, настоящая свинья! Только заходит на двух, задних лапах... да и сам одет в костюм, который полопался весь... и вот в эти прорехи ткани прямо таки вытекает жир... складки жира, висящие сквозь порванную одежду! Стоит... босс... обводит офис маленькими и тупыми глазками и как начнёт... хрюкать! Уши аж заложило... и ведь, ничего ведь не разобрать! Слышно немного нашего, человеческого языка... но так, плохо...
Виктор покачал головой, продолжая вспоминать и рассказывать:
- Сижу и стараюсь не смотреть ему в эти маленькие чёрные глазки... а он стоит себе да хрюкает на всех. Я скосил взгляд на сидящих рядом "коллег" - выделил он со злобой слово, - а им всё едино! Словно так и должно быть! Сидят со скучающим видом, да слушают... шефа!
Виктор схватился за голову и смотрел перед собой. Ему было не понятно то, что он озвучивал. Это было слишком не реально. Неправдоподобно. Но он был всему этому свидетелем. И это противоречие откровенно выбивало его из понимания мира. Он словно потерялся в давно знакомом лесу. Потерял тропу, которую знал с самого детства, заплутал меж пары-тройки деревьев.
- И целую неделю, - продолжал мужчина, - целую неделю происходило не пойми что. Каждый день кто-нибудь из "коллег" становился монстром. Менялся кардинально, но только внешне... и не один из них не обратился в такого же свина, как шеф... это... это просто безумие какое-то! - воскликнул Виктор. - Но что ужаснее, никто этого не замечал... только я... представляете каково это целую неделю работать в окружение монстров, которых никто кроме тебя не замечает? Целую неделю!
Достав из кармана пустую баночку из-под чудодейственных таблеток, показав её старичку, добавил:
- Они мне помогали... но не избавляли от главного... от этих уродцев! Мне становилось легче, но и только... Меньше беспокоился и переживал... не больше!
А после Виктор замолчал на долгие минуты. Ему больше нечего было сказать... совершенно нечего. И он размышлял о том, что видел за неделю. Размышлял о том, насколько плохи его дела. И вывод, крайне неутешительный и болезненный, он выразил коротким вопросом... вопросом, от которого на сердце возникла жгучая боль:
- Я ведь сошёл с ума?
Психиатр, что удивительно, не стал отвечать на вопрос. Не разуверял и не заставлял поверить во что-либо. Он долго молчал, постукивая указательным пальцем по столу. Явно был погружён в свои мысли, которые, в конечном счёте, не стал озвучивать. Просто встал на ноги и, подойдя к проигрывателю, включил другую композицию.
Под агрессивно звучащий контрабас оркестра, старик подошёл к книжной полке и демонстративно провёл пальцами по корешкам старых книг. Тихо-тихо мурлыкая что-то под всё возрастающий мотив музыки доктор взял одну из книг. Старый и потёртый томик с полностью истёршимся названием.
Обернувшись и ободряюще улыбнувшись, психиатр задал несколько уточняющих вопросов. Виктор не понимал, что именно пытается понять доктор, но всё же отвечал. Чувствовал, что его ответы вообще никак не связаны с делом. Боролся с растущим чувством непонимания и даже тихой злобой, но отвечал. Говорил о том, что он и в самом деле не понимает своих "коллег" и что с ними у него отношения с самого начала не задались. Подробно объяснил, что не понимает, для чего работает и зачем это вообще нужно, - бесконечные и бессмысленные отчёты, как он сам признавал. Признавал, не забывая уточнять, что под нужные ответы уравнивал различные значения. И признался, что ненавидит шефа лютой ненавистью, но никогда не решался озвучить свои мысли.
- А ведь решение всей той беды, о которой вы мне рассказали... о прошедшей и, несомненно, тяжёлой неделе, крайне простое. Да-да, мой любезный друг, всё просто и даже немного очевидно! - сказал психолог, вернувшись к столу и положив на него книгу. - Я вначале сомневался в своей догадке, но... всё это и в самом деле очевидно. Вы попросту ненавидите свою работу и вынужденное, рабочее окружение!
Старик сказал это с таким умным видом, что слушавший его Виктор едва не вскочил на ноги с возгласом "Да неужели? Правда? Ну да... конечно! А я-то сомневался и терялся в догадках!" - но он промолчал. Промолчал, чувствуя, как яд разочарование сжигает изнутри.
"Неужели можно это назвать помощью и решением?" - думал он, сокрушённо опустив голову. - "Чего ради только потратил и своё, и его время?"
- Зря вы так... очень зря! - со старческим брюзжанием сказал доктор, видя всю ту яркую гамму чувств, которую Виктор попросту не смог контролировать. - Пусть причина и очевидна, но вы, кажется, ещё не поняли взаимосвязи происходящего... а это очень печально, мой милейший друг!
Покачав головой, Виктор попытался отогнать от себя ощутимо коловшую сердце досаду. Посмотрев на доктора, он сказал:
- Вам явно виднее...
- Но не мне должно быть одному это видно! - воскликнул старик. - Не мне одному! Поймите, Виктор, если вы сможете понять причину вашего несчастья, то путь к решению сложившейся... тенденции, - сказал психиатр, избегая слов "болезнь" и "проблема", - станет заметно более простым. Что проку если вы будете просто питаться лекарством? Вы должны понимать первопричину происходящего... и уже тогда, каждый день, держа высоко поднятую и ясную голову вы сумеете найти выход из того лабиринта, в который угодили!
Виктор старался внимательно слушать, но слова, которыми сыпал доктор быстро стали непонятной тарабарщиной. Он не смог проследить линии рассуждений. Сбился. Затерялся в словах. Хмурился и пытался понять, что же говорит ему старик.
- Не беспокойтесь... я могу вас понять, будьте уверены! - улыбнувшись, сказал он. - Просто доверьтесь мне и постарайтесь понять, что я вам говорю... ну а если будет что-то непонятно, то вы мне только скажите!
На это мужчина только и смог, что кивнуть. Да и слова тут были излишне.
- Поймите, мой любезный друг, что вы не больны. Нет, нет и ещё раз нет! Это не болезнь, а просто-напросто невероятная усталость от всего, что с вами происходит. Непонимание со стороны окружающих. Непонимание своей работы и зачем она собственно нужна... да непонимания себя самого! Именно это и стало причиной всех этих навязчивых видений, именно в этом корень выросшего и навязчивого... - доктор едва не сказал "бреда", но вовремя замолк и подставил более мягкое слово, - беспокойства. Поймите, мой милый друг, что вы не больны, а попросту ужасно устали от одиночества и непонимания в самом, не побоюсь этого слова, важном для личности вопросе.
Старик заметил, что его пациент вновь потерял нить повествования. Огорчился. Но, вздохнув, вновь улыбнулся и даже позволили себе приглушённо хохотнуть. Открыв книгу и с блеском в глазах, он заговорил:
- Эта книга об истории. О том, как жили наши пращуры многие и многие века назад. - психиатр пробежался взглядом по строчкам и его отеческая улыбка стала нежной, умилительной. - В этой книге много интересного, но... не буду же я вам её всю пересказывать? Если захотите, то возьмите её... после того, как мы закончим.
Отложив книгу на край стола, психиатр принялся за рассказ:
- Раньше, в прежние времена, выживание было превыше всего. Даже при относительной цивилизованности общества, любая засуха или болезнь могла стать причиной мучительной и неумолимой смерти. Тогда вопрос выживания стоял самым, что ни на есть, острым образом. И неважно было, аристократ ты, феодал или, скажем, буржуа. Любая мелочь могла стать причиной смерти.
На этот раз Виктор уже понимал, что говорит доктор, но не мог понять, зачем?
- В то время жизнь была тяжёлой, - продолжал психиатр. - И каждый человек ясно понимал, что и для чего он делает. Пахарь понимал, чем обернётся дело, если он не в тот день посеет пшено. Каждый кустарный мастер знал, что и когда следует делать, а чего избегать... понимал, для чего нужен его труд. Любой кузнец имел предельно ясное понимание, чему будет служить его тяжёлый труд...
Старик пощёлкал пальцами, а Виктор уже задним умом начинал понимать, что именно пытается ему донести старик.
- Раньше все имели своё место в жизни. Каждый человек был необходим. И все они работали не только ради куска хлеба или звонкой монеты, - хотя это и было основой их труда, - но также они знали чего стоит их труд. Их тяжкий, ежедневный труд. Они понимали, для чего живут. И осознавали свою значимость в чужой жизни.
Смутная, ещё не до конца осознанная мысль взбудоражила Виктора. Он, кажется, уже понимал, о чём идёт речь. Но, доктор развеял всякий туман, договорив:
- Мой добрый друг, вы не больны. Вам выпала куда как более печальная участь, - вы не знаете своего места в жизни. И это вас угнетает. Вы не там, где должны быть. Вы занимаетесь не тем, что вам интересно. Вы не раскрываетесь как индивид. И что печальнее, вы не чувствуете потребности в своей деятельности... а разве может быть что-нибудь печальнее нереализованности? Работать за просто так... не имея понимания, что без тебя жизнь была бы хуже.
Виктор был потрясён до глубины души, ведь ему открылось логическое понимание происходящего. Теперь он мог объяснить себе, почему в боссе и коллегах он начал видеть монстров. Пусть и не все, но часть коллег ведь тоже обратились в монстров. Стало понятно, почему в некоторых окружающих он начал видеть монстров и уродцев, способных убить его, - они были такими внутри.