Одно только понимание проблемы смогло внушить мужчине, что решение можно найти. И что он не болен. Не так тяжело, как мог бы, ведь ещё можно всё исправить. Ведь ещё ничего не потерянно... безвозвратно.
А дальше психиатр с завидной педантичностью объяснял пациенту важность системного принятия лекарства. Объяснил когда и сколько следует пить обычных таблеток, уже знакомых для Виктора. Но этим не ограничился, добавил к двум баночкам таблеток, один тёмный пузырёк с жидкостью и пластинку с одной только таблеткой. На счёт первого он сказал:
- Если случиться особо острая паническая атака, то раскрой пузырёк... просто отломи вот тут, - доктор показал, где именно нужно переломить пластиковое горлышко, - с этим ничего сложного. Только запомни, внимательно запомни, - выделил он со всей возможной важностью свои слова, - только если станет совсем страшно. Когда страшнее попросту не куда. Только тогда и никогда иначе!
Виктор кивнул. Всем своим видом он показывал ясное понимание важности содержимого пузырька с непонятной жидкостью.
- Ну а эту таблетку, - старик поднял в воздух пластинку с одной таблеткой, - выпей перед сном. Сегодня... ну или завтра. Главное не откладывай на потом! Важно, чтобы всё было в своё время!
Виктор вновь кивнул. Взял лекарства и положил их в карманы брюк. Но, уже уходя, замер в дверях и оглянулся. Понимал, что уже несколько не вежливо спрашивать о подобном... к тому же и так было поздно, а он и без того отнял слишком много времени... но любопытство, оно не знает разумных границ. Виктор спросил:
- Та мелодия... которая играла прежде... я тогда ещё на диване лежал, - качнул он головой в сторону дивана на котором остался скомканный плед, продолжил. - Не могли бы вы мне подсказать её название? Я помню саму музыку, но... название... как-то не могу упомнить.
Старик хмыкнул.
- Не уверен, что ты когда-нибудь слышал это выражение, но в одну комнату нельзя зайти дважды. Подумай об этом, пока будешь возвращаться домой. И подумай, почему я, желая тебе добра, не скажу названия той симфонии... и не смотри так, всё равно не скажу! - хохотнул старик и замахал руками на такой искренний и детский взгляд обращённый на него. - Поверь, так будет лучше!
Глава 7
Его кто-то тормошил за плечо. Он слышал приглушённый бубнешь, но не понимал, чего от него хотели. Да и не было сил даже просто открыть глаза и посмотреть, кто это ему мешает спать. Сон цепко хватался за сознание и не было самого малейшего желания пробуждаться от сладостной дрёмы только для того чтобы взглянуть на того гада, что его будил.
Его перестали тормошить. И где-то на мгновение, - во всяком случае, именно так ему показалось, - он вновь задремал. Такое короткое, но неописуемо приятное мгновение... которое оборвали самым грубым и жестоким образом, - пнули ногой в живот... ощутимо так пнули... пнули, что всякая нежная и чувственная дрёма враз исчезла без следа.
Скрючившись, лежавший на полу человек, заспанными глазами посмотрел на стоявшего над собой мужчину. То был мужик с длинной неухоженной бородищей, в простой, но крепкой рубахе и штанах... в вышей степени грязный, ощутимо пахнущий... повседневной жизнью и тяжёлым крестьянским трудом, с дико выпученными глазами.
- А ну встал! - потребовал этот мужик. Просто так и повелительно. Так властно, что едва проснувшийся молодой человек послушно встал на ноги.
Удар был размашистым. Молодой человек мог бы с лёгкостью отшатнуться или оттолкнуть мужика, но... почему-то промедлил. Виктор не понимал, почему он просто стоял и ничего не предпринял. Чувствовал, что мог избежать тяжёлого и болезненного удара... но стоял и терпеливо, безропотно ожидал пару мгновений, пока не получит очередной ощутимый удар.
В голову отдало болью. Ноги ослабли, и он грузно повалился на пол, с которого только что встал. Скула ныла, а на коже меньше чем за минуту обозначилось красное пятно, которое к вечеру уже обещало стать приличного вида синяком. Но, ни единым движением, ни взглядом или мимикой молодой человек не выдал той досады и оглушающего гнева, который в нём кипел.
- Вот и стоила она того? - спросил мужик, а после, качнув головой, точно выплюнув, сказал. - Иди завтракать.
Не дожидаясь ответа или послушания, мужчина вышел из небольшой комнатушки. Молодой человек, потирая горевшую огнём скулу, подавлял в себе жгучую злобу и ненависть. Терпел. В очередной раз терпел подобную обиду, к которой так и не сумел привыкнуть за всю свою жизнь.
Виктор понимал, что ничего с этим поделать нельзя. Понимание того, что устоявшиеся порядки - скала, а он всего лишь маленький росток. Не ему перечить устоям. Не ему пытаться менять привычный уклад жизни. Понимал, но с жаром молодости на сердце ничего поделать не мог, - его не устраивало такое положение дел. Ему не нравилось терпеть обиды... а невозможность ответить на подобное... это ужасно опаляло его разум. Казалось, сам мозг сгорал в жарком пламене гнева.
Услышав тихие смешки, молодой человек посмотрел в открытую дверь. У самого порога, едва заглядывая в комнатку, было три детские мордашки, - почти самые младшие из семьи. Двое братьев и сестрёнка. И все они, трое, чумазые и неразумные, посмеивались над ним... Ох, как это обожгло самолюбие!
- А ну кыш! - со злобой прорычал Виктор.
- А то что? - со смешком спросил один из братьев.
Вот этого молодой человек уже стерпеть никак не мог. Рывком, соскочив на ноги, быстро шагнул в сторону порога. Вышел из комнаты, а младших и след просты. Как по волшебству, исчезли!
Спустившись на первый этаж, молодой человек прошёл мимо животных. Строить отдельное строение для скота у них не было возможности, - слишком уж это дорого. Да и так вернее было, что никто не украдёт ночью их животинушку, а потому они жили под одной крышей со свиньями, коровой и лошадью, а также с десятком куриц в отдельном вольере.
Злоба не отпускала. Первый порыв был выместить свою злобу на животном... пнуть хряка, дать по рогам корове или хлопнуть лошадь по шее. Молодой человек даже замахнулся, проходя мимо лошади, но... рука обессилено опустилась на холку этого дорогого для него создания.
В деревне любое животное имеет ценность. Особенно ценны лошади и коровы, - без первых не вспахать землю, а без вторых... без коров и молока не видать, а это весьма неприятно. И Виктор, уже многие года по весне вспахивая землю с этой лошадью, - когда то разрешал отец, - чувствовал с ней некоторое родство. Это молчаливое создание поражало своей терпеливостью и решительной силой. И молодой человек это ценил. Он знал, как порой сложно себя сдержать... а этот образец кроткости и стойкости ему был ближе многих в родном доме.
Погладив гриву, молодой человек схватил лошадь за морду и уже привычно заглянул в глаза вечно полные спокойствия. В этих глазах он находил успокоение. И уже улыбаясь, забывая о невзгодах случившегося утра, гладил лошадь за ухом и тихо-тихо рассказывал о своих печалях. Вместе со словами, всякая беда и печаль, раз и навсегда покидали его, едва он рассказывал это семейной лошади.
А после, с успокоившимся на сердце пожарищем, молодой человек вышел на улицу. Широко раскинувшаяся деревня только-только просыпалась. Совсем редкие крестьяне уже отправлялись в поле. А ведь солнце едва-едва начинало окрашивать небо далеко на горизонте. И холодный ветер, ещё не растратив холода и свежести ночи, со свистом бродил по улице и дарил живительную бодрость и пробуждал ясность мысли.
Виктор делал всё как-то бессознательно. Просто делал потому, что так привык, потому, что не мог иначе. Подошёл к небольшому бочонку с холодной, дождевой водой и, быстрыми, привычными движениями умылся. А после, отплёвываясь и утираясь грязным рукавом рубахи, возвращался домой.
Зайдя домой, поднявшись на второй этаж, молодой человек прошёл мимо комнатки, в которой проснулся. Освежённый и бодрый, он зашёл в основную комнату. Посредине стоял огромный стол, а за ним сидело не менее огромное семейство. Одиннадцать детей, их родители и три молодые женщины, - жёны самых старших братьев.
Без каких-либо лишних слов он сел за стол и посмотрел на смурного отца, - того мужика, что его разбудил. Они встретились взглядами. И молодой человек, признавая, что был не прав, опустил взгляд. Его отец не стал что-либо говорить. Так и не сказав ни одного слова, они принялись за не хитрый завтрак, - хлеб да каша с молоком.
Когда молодой человек жевал, невольно посмотрел на поглядывавших в его сторону двух младших братьев и сестрёнку. Они сидели с другой стороны стола и ехидно так поглядывали на него. Гримасничали и беззвучно посмеивались над ним. Один из братьев так и вовсе показал ему язык, - за что и получил от сидевшего по соседству, уже женатого брата.
Еда была пресная и безвкусная. Но молодой человек не знал ничего иного. И просто довольствовался тем, что было. Ведь еда была необходима для жизни... а остальное и не имело значения.
После завтрака, который притупил, но не избавил от чувства голода, они почти всем семейством отправились на поле. Дорога была длинной. Шли они не одни, - словно вся деревня, ещё до восхода солнца, отправилась на поля. Дорогой слышался детский смех. Разговоры и шутки взрослых. Подростки собирались в небольшие стайки и, поглядывая на взрослых, разговаривали о своём, - не доступном и тайном для других. А матери, совсем не редко, несли с собой грудничков.
Из деревни, вслед за ними какое-то время шагали пастушки и их помощники из совсем малых детей. Всего один взрослый, но ещё не женатый паренёк и несколько подросток с малыми и глупыми детьми вели огромнейшее стадо коров, лошадей и коз на выпас. В итоге пастухи, с бегавшими рядом и приученными к делу собаками, повернули мычащее и блеющее стадо в сторону от диких полей, - на огромный, необозримый зелёный луг.
Виктор мельком обращал внимание на то, как ветер, порывисто набегая, ерошил высокие травы, как они покачивали ещё не зрелыми верхушками. И этот самый ветер, насыщенный свежестью, приносил густой запах ранних цветов и молодых, но высоких трав. Виктора дурманило, кружило голову от ярких ароматов. Но особенно ему запомнился такой явственный запах парного молока, который доносился от уходящего в сторону стада.
Молодой человек и сам прибился к одной небольшой стайке. Виктор никого из окружения не мог вспомнить. Также, как и не понимал поначалу, где он проснулся и кто его окружал там, в семейном доме. Но, словно сонное забытьё, он сбрасывал скверные и тяготившие его мысли. Весь тот кошмар, который он пережил, все злобы жизни, с которыми он познакомился прежде, - они напоминали собой обрывки бредового и кошмарного сна. Сна, который уже таял.
Он по одной только привычке отвечал и слушал приятелей, которые явно не замечали каких-либо перемен. И это успокаивало Виктора. Для него это значило, что всё идёт так, как и должно быть. Это означало, что всё хорошо. А большего ему было и не нужно. После того-то кошмарного сна, в котором он начинал встречать монстров на каждом шагу! Одна мысль о том, что он жил, пусть и во сне, без смысла и цели, угнетала Виктора.