Теперь-то всё было иначе... правильно и приятно. Он был в кругу друзей и приятелей. Говорил с ними о разном, в целом - ни о чём. У него была семья. Крупная, настоящая семья. И пусть пробуждение было грубым, а младшие над ним посмеялись, но почему-то Виктор был убеждён, что в случае нужды его не оставят одного. Вспоминая обрывки страшного, но такого живого сна, Виктор видел, как там... в иной жизни, он был дома совершенно один. Как он был там всегда одинок. Даже на работе или на улице, в толпе людей, - он живо и явственно ощущал то ужасающее одиночество.
Когда они вышли к полям... не замедляя шага и не подав вида, Виктор изумился тому, какой всё-таки был размах и масштаб работы. Его это так потрясло, словно впервые увидел подобное, - сам для себя мысленно отметил он. А ведь и в самом деле было чему удивляться, - до самой линии горизонта тянулись полосы полей. От самой дороги и далеко-далеко в сторону раскинулись широкие, трёхполья, - одна полоса, не засаженная ничем, другая с ещё ранней пшеницей, а третья полоса была засажена репой.
За работу они принялись, пока воздух был ещё прохладным и едва только начинал прогреваться после ночи. Солнце озарило небо и тихо-тихо начинало согревать. Работали быстро, не расходуя даром и мгновения, избегая лишних и ненужных движений. Виктор изумлялся, как легко и непринуждённо у него, без всякой мысленной деятельности, получалось работать на земле.
Разговоры не утихали. Порой слышались шутки, а то и вовсе кто-нибудь начинал петь песню, которую вскоре подхватывали другие. Не хитрым образом крестьяне облегчали свою нелёгкую трудовую жизнь. А время неуклонно ускоряло свой бег. Солнце поднималось всё выше, крестьяне быстро-быстро пропалывали репу от молодой поросли лебеды и прочих сорных трав. В один день было немыслимо справиться со всей работой, но люди старались. Особенно это было заметно в том, как быстро подростки, - в основном девчушки от десяти, может даже девяти лет, - быстро перетаскивали выдранные сорные травы в специальную яму с будущим удобрением.
Виктор с лёгкостью справлялся с не такой уж и простой задачей, - пропалывать густые заросли от различных растений при этом, умудряясь не выдирать ни одного ростка репки. Его удивляла и приятно изумляла та педантичная точность, с которой он, не задумываясь, справлялся с работой. Также работали и другие, - быстро, точно и ловко. Без устали и ропота. С разговорами, песнями, шутками и смехом.
К обеду люди уже обливались потом. Жар откровенно их мучил. Давно уж смолкли разговоры и песни. Крестьяне тяжело отдувались, утирались, но продолжали работать, пока на то были силы. Не отвлекались больше от работы, не растрачивали даром силы, но при этом умудрялись работать, как и прежде, - точно, быстро и ловко.
Виктор удивлялся, с какой стойкостью и терпеливостью умудряется переносить солнцепёк. Это было чем-то попросту немыслимым! Тяжело верилось что, не смотря на тяжесть испытания, ему и в самом деле удаётся справляться с работой. Долго не понимал, насколько всё это неправдоподобно.
С самого утра Виктора не покидало тихое сомнение. Какая-то необъяснимая недоверчивость к происходившему. Да, в окружающую действительность верилось легче и охотнее, чем в то, что он помнил о себе. Те обрывочные воспоминания выглядели попросту кошмаром, - обычным таким ночным кошмаром, который ещё долго продолжает по пробуждению крепко стискивать сердце и не оставлять в покое ум. Но то, что он и в самом деле так мог работать, не терзаясь от жары и усталости, - это было уже явным перебором. И сомнение, с которым он жил с самого пробуждения, явственно ощущалось.
Раз за разом пытаясь вспомнить окружавших его людей, Виктор начинал осознавать, что попросту ничего не помнит. Вспоминая лица людей, с которыми ранним утром завтракал за одним столом, Виктор вновь и вновь сталкивался с непреодолимой стеной забвения. Он боялся и избегал всё более крепнувшего осознания... избегал, но продолжал автоматически работать, чувствуя ужасную пред полуденную жару и усталость. Долго откладывал то, что и поставило жирную и непоколебимую точку в происходящем. Избегал того, что в одно мгновение ему объяснило, что происходит на самом деле. Но всё же не смог долго терзаться угрюмыми мыслями и попытался остановить свою руку.
Он просто попытался остановить ту руку, что уже выдирала с корнем колючее растение. Сквозь толстые и крепко огрубевшие мозоли колючки не смогли добраться до мягкой плоти. Рука сама собой, автоматически откинула немного назад эту траву. А после, без промедления ухватила другую сорную траву. Виктор пытался остановить руку. Пытался повлиять на работу тела, но как-то безуспешно.
"Что происходит?" - чувствуя грозный взгляд страха, подумал Виктор. - "Неужели... - чувствуя внутренний холод и содрогаясь, думал он. - Опять!"
На обед, вместе с приятелями, молодой человек пошёл на речку. Утирая пот, перекидываясь редкими шутками и фразами, они шагали под раскидистые прибрежные ивы. А Виктор мысленно метался от печального сознания, что его сон в очередной раз немыслимо переменился.
"Да как же такое возможно!" - мысленно восклицал он. - "Как всё могло так сложиться?"
Его разрывало противоречивое понимание, что тот обрывочный сон, который про себя он окрестил особо страшным кошмаром, - действительность. Виктор мучился от понимания, что он вновь угодил в сон, что опять осознаёт в нём себя... и самое главное, помнил, чем подобное оборачивалось прежде, - слишком уж редко такое приключалось. Но что ещё печальнее, он был всего лишь зрителем. Зрителем, который не только всё видел чужими глазами, но и испытывал те же чувства, что и молодой человек, в тело которого попал Виктор.
Он не знал, о чём думает молодой человек. Он не знал того же, что знал молодой человек. Виктор никак не мог повлиять на происходившее, но в полной мере ощущал и жару, и усталость. Явственно ощущал весёлость, когда молодой человек смеялся над шуткой приятелей. Вспоминая события утра, Виктор чувствовал и досаду, и затаённый, сдержанный гнев. Помнил то сердечное тепло, которое испытал молодой человек, когда тайком делился своей печалью с единственной в семье лошадью. И то, как после стало легче, - словно скинул тяжёлый груз. Помнил всё то, что чувствовал молодой человек и вместе с ним проживал тот день, - как простой зритель, такой близкий, но не зримый и не заметный для других. Даже для того, кто был его невольным носителем.
Обед у молодого человека и компании его приятелей был до безобразия прост, - две буханки ржаного хлеба и один кувшин с молоком. И это на восьмерых подростков и молодых парней! Отложив рушники, - в которые был завёрнут хлеб, - разломили буханки и, усевшись в тени ивы, принялись за обед. Голод давал о себе знать, - ели торопливо, плохо прожёвывая. А кувшин, как сокровище, переходил из одних рук в другие только для того, чтобы продолжить своё невольное путешествие по рукам приятелей.
После тяжёлой работы этот, самый что ни на есть, простейший хлеб вместе с молоком был удивительно вкусным и приятным. В какие-то пару минут они окончили с обедом, но так и не смогли наесться. Переглянулись меж собой и вздохнули, понимая, что больше нечем подкрепиться.
С реки веяло прохладой и свежестью. В тени было по-своему уютно, - солнышко, даже сквозь густую листву, каким-то образом пригревало, но не мучило жарой. А чуть в стороне от ивы, над дикими травами, стояло густое такое марево.
Немного отдохнув и переведя дух, приятели принялись разговаривать о всяком разном. Постепенно разговор с малозначительного и не имеющего особого интереса переместился на грядущую, ещё такую далёкую осень. Говоря о сборе урожая, они все как-то смолкли. Виктор ощутил затаённую надежду, которая заставила сердце молодого человека вначале замереть, а после более часть застучать. Чувствуя взволнованность, молодой человек спросил о том, что всех их тревожило и будоражило:
- Кто в этом году собирается?.. - он не договорил, но всем было ясно, о чём речь.
Один только Виктор не знал наверняка, о чём вопрос.
Приятели молчали. Почти минуту никто не решался первым взять слово. Словно всем им предстояло совершить рискованное дело, - не решались, но чувствовали жар и предвкушение перед грядущей сложностью.
- За лето думаю дом отстроить, - сказал один из приятелей, а другие разом уставились на него.
- Что, всё же решился? - спросил другой приятель.
- А чего тянуть? - как-то отрешённо ответил тот, что собрался строить дом. - Выбор у меня не так уж и велик... ничего... справимся!
- Да ведь она хромая! - не унимался всё тот же приятель.
- Словно у меня такой уж великий выбор, - продолжал отвечать всё тот же, что первым взял слово после паузы. Горько улыбнувшись, добавил. - По-твоему за меня отдадут какую-нибудь другую? Ну, да ничего... справлюсь... справимся!
- Но ведь... - попытался отговорить приятель, но на плечо ему опустилась рука молодого человека.
- Словно это сделает его хуже! Хромая или не хромая... какая разница? Работать это нам не помешает... а так, по мере сил, всем миром будем помогать. Как говорится, сегодня я могу, - помогу. А завтра, если сможешь и ты нам подсоби! - молодой человек подмигнул и хитро так улыбнулся. - А как строиться начнёшь, дай знать. - уже широко улыбаясь, оглядывая приятелей, спросил. - Поможем ведь, а? Поможем другу?
Тот, что собрался по осени жениться, а летом строить дом, уже более живо, весело улыбнулся. Его друзья, переглянувшись, подтвердили, что не бросят и с домом помогут, да и так, кто чем сможет, - поможет. Даже начали обсуждать, насколько большой дом будут строить.
Спустя время, когда обсуждение планов касаемо стройки сошло на нет, кто-то вспомнил о молодом человеке и обратился к нему:
- А ты что, будешь осенью жениться?
Виктор почувствовал, как у молодого человека обозначилась ухмылка. Почувствовал его насмешливый взгляд, обращённый на спросившего. Чувствовал превосходство над окружающими.
- А зачем мне это? - с не скрываемым ехидством спросил молодой человек, мельком окинув приятелей надменным взглядом. - Что я там не видел?
Кто-то даже присвистнул. Остальные оторопели и откровенно вытаращились на него.
- Так это же... ты ведь не... не?
- Скажи мне, мой добрый друг, - с елейностью начал молодой человек. - Зачем мне заводить у себя во дворе пасеку, если я могу сходить в лес и там, у диких пчёл, вдоволь наесться мёду?
- Так ведь если у тебя, у дома, то не нужно бегать по лесу. Искать, рыскать... а после ещё, того и гляди, пожалят!
- Но ведь и спроса тогда никакого не будет, да и... так даже интереснее. Медком лакомиться, но при этом ничего сверх нужды не делать. Чем не раздолье?
- А законы? Как же законы! - хмуро заметил один из приятелей. - Что будешь делать, если поймают?