- Без разницы чего мне это будет стоить... я приму вызов от кого угодно, когда угодно и где угодно! Если кто-то посмеет оскорбить меня, но при этом не решиться бросить мне вызов, то я сам востребую долг крови!
Широкоплечий шагнул в сторону молодого человека. Все прочие, молча, смотрели на грядущее, пусть и малое, но поле боя. Молодой человек усмехнулся.
- Ну же, идём ко мне! - тихо и обманчиво спокойно сказал он.
Виктор чувствовал, что юнец всю ту злобу, что собралась у него, собирался выплеснуть на ничего не подозревавшую жертву. Жертву, которая сама шла в лапы зверя.
На плечо возможной жертвы опустилась рука взрослого, но ещё молодого мужчины.
- Угомонись, - спокойно сказал его старший брат.
И всё. Не потребовалось больше ни слова, чтобы успокоить широкоплечего. Но тот взгляд, которым он продолжал смотреть на молодого человека, не предвещал ничего хорошего. В этом взгляде Виктор почувствовал не прикрытую и явную угрозу. А молодой человек коротко бросил.
- У тебя неделя. По её окончанию я сам востребую с тебя долг крови! И никто, слышишь меня? Никто не помешает мне в этом праве!
***
Вернувшись в деревню, молодой человек первым делом подошёл к бочке с водой и смысл с лица высохшую кровавую корку. Нос по дороге перестал кровоточить, но неприятное чувство и боль его не покинули. И дорогой, уйдя с глаз других крестьян, юнца вывернуло наизнанку. Желчная рвота, которую он прежде успешно подавлял, всё-таки выбралась наружу.
Дома он первым делом подошёл к лошади. К той, которой рассказывал самое сокровенное и важное. Единственное создание в целом свете которое, казалось, понимало его, но при этом никогда не расскажет об этом кому-нибудь другому. Это молчаливое понимание молодой человек и ценил в семейной лошади.
Наверху, в жилом этаже, его встретили молчанием. Семья ещё не знала, что случилось. Отец семейства пока не вернулся назад. И молодой человек не горел желанием сам начинать рассказывать. Просто попросил кусок хлеба, который должен был стать его ужином, и пошёл на свежий воздух. Это никого не насторожило, ведь он обычно ходил ужинать на улицу. Говорил, что под светом луны и звёзд хлеб сытнее.
А Виктор всё размышлял о том, что говорил молодой человек семейной лошади. И только одна фраза не давала ему покоя, - остальное и так было ясно, понятно и предсказуемо.
"Они все забыли о том старом законе... они ещё узнают, чего я стою!" - Виктор раз за разом мысленно это повторял, но никак не мог осознать, что же за закон такой, которым можно со всеми свести счёты. И, не находя понимания юнца, вспомнил другую фразу, которую тот доверил лошади. - "Она должна меня ждать... она не знает о том, что случилось со мной... И это, пожалуй, самый быстрый способ всё дело провернуть!"
Таясь, мелкими перебежками, молодой человек сбежал из деревни и отправился в сторону холма, на котором стояла мельница. В свете луны тёмный и высокий силуэт обретал мистические черты. Неправдоподобно выглядел. И было в этой мельнице нечто угнетающее, пугающее.
Ветер мягко дул ночным холодом. По небу плыли перистые облака, которые не могли упрятать полную луну. Но вокруг ночного светила был радужный, пышный ореол. И свет, такой магический, обращающей простейшие вещи в чудесные или пугающие, преображал мрачный мир во что-то незнакомое.
В дороге его сопровождал тихий шелест трав. Ветер неспешной волной пробегался по верхушкам растений. Но вскоре, когда молодой человек ещё только-только приближался к мельнице, к уже ставшими привычными звукам прибавился лёгкий скрип и приглушённый, прерывистый посвист, - ветер свистел в щели меж рассохшихся досок. Но, по мере приближения к порогу молодой человек приметил ещё один звук, который его порядочно так встревожил.
Непроизвольно юнец вновь начал мягче шагать. Он прислушивался самым внимательным образом к тому, что происходило кругом. И озираясь, вглядывался в то, что освещалось тусклым лунным сиянием.
Не сразу молодой человек сообразил, что за звук он слышит. Но, даже начиная понимать, догадываясь о том, что увидит там, на мельнице, не мог отступиться или повернуть назад. В груди росло чувство страха, а он самым фатальным образом, примирившись со злой судьбой, шагал на верную погибель. И, подойдя ко входу, уже ясно понимая, что там его ожидает, всё же заглянул в тёмное нутро мельницы.
На полу лежала молодая и знакомая девушка. Молодой человек её не любил, хотя страстно уверял в обратном. И когда он увидел, как огромное животное, только силуэтом напоминающее человека, нависло над ней... видя, как монстр пожирает нутро девушки, в сердце молодого человека не возникла и толики сострадания или беспокойства за неё... но как же он забеспокоился о себе!
Мягко ступая, с трудом сдерживая панические позывы бежать и кричать, оглашая всю округу об пришедшей домой к крестьянам угрозе, он с расчётом и точностью шагал той же дорогой, которой и пришёл. Весь похолодевший от страха, он долго боролся с собой, но... инстинкты с каждым мгновением всё более и более явственно предупреждали о близкой и смертельной угрозе.
В уме оживало краткое мгновение, когда он заглянул внутрь мельницы. Виктор тоже видел то воспоминание. Девушка, с безвольно раскинутыми руками, лежащая на полу. Монстр, нависающий над ней и длинными когтистыми лапами вырывавший из её живота органы... громко чавкающий, мохнатый монстр. И платье, которое пропиталось кровью... кровью, что текла по каменному полу.
Молодой человек в какой-то момент не совладал с собой. Бросился бежать, что было сил. Бежал, как никогда прежде. Жадно хватая воздух и толкая целый мир ногами. Бежал, как заяц бежит от пожара. Но всё же умудрялся совладать с желанием орать. Сдерживался, пока не приблизился к деревне и не понял, что опоздал.
Ноги безвольно подкосились, когда он увидел немногочисленных мохнатых, двухметровых отродий, шнырявших от дома к дому. И молодой человек, и Виктор понимали, - они просто истребляют людей, чтобы после, когда не кому будет оказать сопротивление, полакомиться ещё свежим и горячим мясом.
Юнец понимал, чего ему будет стоить крик. Понимал, что умрёт. Но так же ясно, как чувствовал страх, он понимал, что если не привлечёт к себе всеобщее внимание, если не даст крестьянам время, то те просто будут истреблены в считанные минуты.
"И ведь мужчины, - думал Виктор, - ещё не вернулись домой!"
Да, шансов на спасение у мальчишек, девушек и женщин было не много... но они могли выиграть необходимые крохи времени... они могли выжить. И молодой человек, не смотря на ужас происходящего, явно понимал, что на одной чаше весов его жизнь, а на другой жизни сотен односельчан. Сложный выбор нужно было сделать в мгновение, - нельзя было медлить. И выбор был сделан.
- Берегись! - заорал молодой человек, дрогнувшим голосом. - Лесные уродцы! Они здесь! Вооружайся все, кто может! - а после, чтобы наверняка все услышали, юнец громко-громко засвистел, сунув в рот два пальца. Его свист пронёсся над всем селом. И крик, ставший неожиданно твёрдым голос, пронёсся над крышами домов. - К бою! Уродцы у наших дверей!
"Уродцы" не стали терпеть подобного. Сразу несколько особей бросились в сторону молодого человека, у которого ничего не было, кроме голых рук. А он всё кричал и свистел, понимая, что обречён.
И даже когда огромная образина подскочила к нему, когда крупная, в разы больше людской, лапа опускалась на него, юнец продолжал свистеть. Когти сделали своё страшное дело. И Виктор, чувствуя, как из тела утекает кровь, чувствуя боль, ощущал небывалую гордость и счастье. Умирая, юнец был счастлив, что смог дать другим шанс на выживание.
Глава 8
Пробуждение было резким, неприятным и вместе с тем чересчур болезненным. Да, Виктор уже падал с кровати. Но в отличие от прошлого, недавнего случая, мужчину не только вырвало и скрутило от боли, - из страшных ран на ключицы текла вязкая и тёмная кровь.
Виктор не имел ни малейших сил прекратить рвавшийся из него поток рвоты, - особенно скверно пахнущей. Не мог ничего поделать с ранами, с глубокими и рваными разрезами, словно его когтистой лапой ударил крупный хищник. Кости были целы, но кожа и плоть... весь удар пришёлся именно на них.
До самого утра он лежал на полу, в зловонной луже из рвоты и крови. Оказался пленником своей слабости и бессилия. Был прикованным к пограничью меж миром явным и забытьём. Стал лишним и ненужным разом в обоих мирах. Ничего не мог сделать или изменить, да и укрыться в грёзах не получалось. Но боль и отвращение не покидали его, а уж про мрачные фантазии, врывавшиеся в привычный мир, и говорить не приходилось.
Опять Виктор чувствовал присутствие других. Тех, кому не место в его мире. Тем, кто каким-то образом пробирался из мира вечной ночи. Их присутствие сопровождалось явственной атмосферой страха и ужаса. Голоса... неотвязные, цепкие голоса, сверлили в уме человека пугающим осознанием, что от этих тварей нет и не будет спасения. Угрозы мучительной смерти, рассказываемые шёпотками, вгрызались иглами в сердце и ум человека:
- Оторвать ему его поганый язык! - шептал один из голосов.
- Вырвать ему глаза, - подхватывал другой, - они не свежие, но вкусные!
- Оторвать нос! - вклинился третий голос. - Пробить там камнем кость и выцарапать мягкий, сочный мозг!
А Виктор не мог даже просто ответить, пусть даже шёпотом, - только и делал, что мысленно кричал:
- Отстаньте! Проваливайте прочь! Убирайтесь!
Но голоса не унимались и продолжали свои перешёптывания:
- Вскрыть нутро! Вскрыть его слабое и мягкое нутро!
- Там трепещет сердце, мягкое, сочное, нежное сердце!
- Вырвать желудок, заставить его самого съесть гнилостную часть своего тела!