- Печень, - вклинился четвёртый голос, говоривший заметно громче. - Отдайте мне его печень!
Виктору были не подвластны даже веки. Он не мог закрыть глаза или посмотреть куда-нибудь в сторону. Только под свою кровать, под которой мельтешили смутно заметные силуэты. Маленькие, но с блестящими зубищами. И ничего, кроме них, он не мог видеть.
- Выпотрошите его, - прозвучал требовательный старушечий голос. - Забирайте себе его нутро.
- И глаза, - тут же зашептали прежние голоса.
- С языком.
- И розовый, вкусный мозг!
- Забирайте, - продолжила старуха, - но правую ногу и руки не трогать! Надкусите хоть один кусочек и ОН, - с благоговейным тоном, сказала старуха, - ОН вас тогда самих сожрёт!
Виктор не понимал, кто там такой важный покусился на его правую ногу и обе руки. Да и знать, говоря откровенно, не желал. Продолжал мысленно орать:
- Пошли прочь, прочь, твари!
А в ответ слышались всё новые угрожающие шепотки.
Ближе к утру, когда ещё на улице только-только обозначался рассвет, шепотки разом смолкли. Виктор наслаждался тишиной, как величайшим благом. И даже страх, крепко сжимавший его сердце, отступил. Но, то было всего лишь затишьем перед бурей.
Тяжёлое сопение, раздававшееся со спины, ясно говорило, что мужчина погорячился, решив, что всё кончено. Злая насмешка судьбы, - он уж благословлял провидение, что всё позади, а позади оказался какой-то незримый, но ужасно пугающий одним своим дыханием, монстр.
Виктор по-прежнему не мог пошевелиться. Только и получалось, что слушать, как по доскам царапают когти. Нечто выползало прямо из стены, - так он себе это воображал. Представлял, как из темноты, покрывающей стену, выскребается монстр, как когтистыми лапами хватается за доски и подтягивается к нему, человеку, к жертве.
Виктор привык жить с постоянным чувством страха. Но в последнее время чувство стало инстинктивным и почти всегда паническим. Однако, безвольно лёжа на полу, к не малому собственному удивлению, мужчина злился на себя. Злился на бессилие и слабость. Злился на подлых и коварных монстров и чудовищ, что боятся бросить ему вызов, когда он может им ответить. Неожиданная злоба опаляла разум, но ничего не могла изменить.
Сопение приближалось. А в воображение всё более и более живо возникал облик огромного, косматого монстра, что подбирается к нему. Неумолимая судьба подкрадывалась к нему, с треском раздирая поверхность лакированного пола. И дыхание... это тяжёлое, горячее дыхание, что долетало уже до шеи и затылка человека.
"Неужели я так и умру, ничего не сделав? Умру в этой грязи и зловонье... в пасте какой-то твари?"
Виктор всеми силами пытался вернуть себе контроль над телом. Злился, мысленно ругался и проклинал насмешницу-судьбу. Но ничего поделать он не мог. Совсем ничего. А тварь всё ближе и ближе подбиралась к нему.
Но в какой-то момент всё стихло. Виктор больше не слышал ни единого звука. А разум его, преодолев незримую преграду, погружался в пучины забвения. Глаза сами собой закрылись, а вслед за этим и сознание отправилось на краткий отдых.
Сквозь запылённое окно и тонкую шторку утренний, солнечный свет едва пробивался. Но комната, которая своим мраком прежде угнетала Виктора, стала светлой. И тени, пугавшие его, забились по углам и под кровать.
Глаза открылись сами собой и сознание, как по волшебству, сразу же вернулось к нему. Но отдыха прошедшая ночь для уставшего тела не принесла. Напротив, оно было разбито и плохо слушалось. Поднимаясь на ноги, мужчина утирал с лица липкую и зловонную дрянь. Ключица ныла и болела, но он не опускал головы, чтобы взглянуть, в чём же дело. Только позже, в ванной комнате, он понял, в чём дело.
- Твою же пролетарскую матерь! - прошептал Виктор, ярко окрасив голосом всю степень своего удивления. - Какого рожна опять случилось?
Он выходил из дома не только уставший, но и замученный из-за своей неумелости в вопросе врачевания ран. Заштопать рану у него не хватило духа, - пару раз ткнул иголкой по воспалившейся коже вокруг крупных ран и понял, что так ничего сделать не сможет. Воспользовался бинтами, ватой и пластырями, но так неумело и неловко, что результат его тяжёлого труда явственно выпирал и был виден контурами через рубашку.
Дверь подъезда хлопнула за спиной, а в глаза бил неправдоподобно яркий солнечный свет. Виктор словно умудрился отвыкнуть от дневного света, и теперь он прямо-таки выжигал глаза, заставляя жмуриться. Так он и шагал в сторону подземки, - почти ничего не видя, едва приоткрывая на мгновения глаза. И полагаясь больше на память со слухом, чем на зрение, проделывал неожиданно ставший сложным, привычный путь.
Ещё в дороге Виктор несколько раз почувствовал странный, удивительно едкий запах, проплывавший стороной. Про себя отметил, что: "Мало ли кто шастает по улицам?" - и всякий раз, примечая движение, жался к краю тротуара, уступая как можно больше пространства для других людей.
Зайдя в подземку, где был только искусственный, всегда приглушённый свет, Виктор уж было обрадовался. Подумал: "Ну, наконец-то!". Да только вначале он остолбенел и удивлённо и опасливо поглядывал кругом. После испытал тихий страх, а уж на смену ему пришла яркая и жгучая паника.
"Да что за день-то сегодня такой!" - со сжимающимся от ужаса сердцем, сглатывая комок, застрявший в горле, думал он.
Кругом было полно различных созданий. В обычной жизни они явно виделись Виктору простыми людьми. Но теперь это были вырванные из кошмарных снов порождения.
"Это ведь те, бледные люди?" - думал Виктор, вспоминая один из своих снов. - "Те, трусливые, всего боящиеся люди, которыми питаются все хищники. Люди, которые не способны дать никому отпор, даже одиночным хищникам, хотя и обитают стайками!"
Виктора посетила одна догадка. Он думал: "Возможно, это просто моё отношение к простым людям так сказывается? Возможно... возможно всё это не на самом деле!"
Только один момент, прежде остававшийся незамеченным, привлёк внимание мужчины. Он оглянулся и... порядочно так удивился. Кругом него, точно вокруг скалы, поток людей расступался. Никто не приближался к нему. Все эти бледные порождения из мира вечной ночи сторонились Виктора.
"Да что же происходит?" - думал он, оглядываясь через плечо. Он стоял рядом с центральным выходом. И под его взглядом бледные люди, точно рыба, выскальзывающая из рук в воду, быстро и со всей возможной осторожностью, выбегали из подземки. - "Чего они боятся? Не меня ведь!"
И тут у Виктора в уме появилась неприятная мысль. Мысль, от которой он не мог отделаться. Мысленно говорил себе: "Нет, нет, не может быть!" но всё же, не глядя, засучил рукава рубашки, а после, закрыв глаза, поднял руки перед собой. Открыв глаза, он невольно выкрикнул:
- А-а-а! - и отшатнулся назад, от своих собственных рук... словно это могло ему помочь и избавить от ожившего страха. - А-а-а! - вновь закричал он.
Он оказался посреди выхода из подземки. Закрыв глаза, стоял и обдумывал увиденное. Не такое уж сложно было понять, что всё совсем, совсем плохо. Но... до последнего Виктор надеялся, что его беда не окажется столь сложной и не предвещающей ничего хорошего, даже самого малого шанса на спасение.
Одна рука была привычной, - тощей и людской. Но другая... другая явно не принадлежала человеку. Пусть и худощавая, но лапа! Лапа, покрытая чёрной чешуей и с длинными, клинообразными когтями.
Жмурясь, мужчина едва не разрыдался. Он осознавал, что всё, его песенка спета. Что обратного пути, в адекватную жизнь ему не видать. Что он обречён на судьбу изгоя... и в конечном счёте на тесный дом с войлочными стенами.
"Как же всё могло так скверно сложиться?" - сокрушаясь, думал он. - "Когда я успел так оступиться... почему и где я допустил роковую ошибку?"
На смену страху и печали пришло странное и усталое чувство смиренного принятия.
"Так ли важно, - думал Виктор, - здоров я или нет... до этого никому нет дела. Даже если я просто исчезну, то ничего не измениться... совершенно! Я не могу никого спасти. Я ничего не могу изменить в своей собственной жизни. Так имеет ли значение, что я лишился ума?"
Ответ для Виктора был очевиден. Настолько очевиден, что он даже почувствовал некоторое облегчение. Ощутил лёгкий отблеск безразличия.
Открыв глаза, мужчина увидел нечто удивительное и непонятное. Помимо центрального выхода были ещё боковые, но их пока что не открыли. Или уже закрыли. Виктор этого не знал. Да и это ему было не важно. А вот огромная толпа бледных людей, жавшихся друг к другу и забившихся чуть ли не в саму стену, смотрящие куда угодно, только не ему в глаза, - это было удивительно и по своему важно.
Виктор поднял правую руку, - когтистую лапу с чёрной чешуёй. Поглядел на неё, после окинул взглядом более сотни бледных людей. Пожал плечами и направился вглубь подземки. Не оборачиваясь и не оглядываясь, бросил:
- Никого не смею задерживать, - и направился к эскалатору.
Сотни ног незамедлительно, шумно застучали по плитке подземки. А Виктор изумлялся и вновь глянул на изменившуюся, правую руку. Поднял её и... остолбенел. Она вновь была обычной, человеческой. Ни единого следа метаморфозы или перемен. Никаких ощущений. Ни-че-го.
"Да что ж такое-то!" - мысленно восклицал мужчина, заходя в тесную железную коробку, переполненную привычными, бледными людьми.
Он встал так, чтобы никого не касаться. Один вид их, сама кожа, вызывали отвращение, а от мысли о том, что её можно коснуться, Виктор содрогался всем телом.
"Фу-у-у, мерзость!"