...Вот и стенд с объявлениями. Стали ли они более пожухлыми? Вроде, нет. А чёрт его знает!.. А вот и она... Да, она. Олег смотрел на неё, чувствуя необъяснимое волнение, потом вчитывался в уже знакомые строки (кажется, текст не изменился, да и с чего бы), потом опять долгое время смотрел ей в глаза. И он помнил её. Помнил её в движении. Помнил все годы с ней. На фотографии она выглядела моложе, почти такой, какой была, когда они познакомились. Блин, но это же невозможно! Абсолютно невозможно! И тем не менее, это случилось и это происходит. Всё невозможно, что творится вокруг, но оно есть, от него не открестишься.
...А Ира? А Никитка- Никитоз? Они куда делись? Господи... Пусть хоть с ними всё будет хорошо. Он был плохим и ревнивым мужем и хреновым отцом для них, и теперь его уже, по всей видимости, нет, но ему было страшно думать, что они исчезают из его жизни- настолько невозвратно, что сама его жизнь замещается какой-то другой.
Олег задрожал всем телом, но на этот раз не от холода, наоборот, ему почему-то стало жарко... и душно... Пошатнувшись, Олег отошёл в сторону, тяжко привалился к ширме.
Ладно, сказал он себе, всеми силами пытаясь успокоиться, это происходит. Я не верил, а в жизни, оказывается, случаются самые дикие вещи. Но, скорее всего, это уже не жизнь, это другое... Думай, блин, как будем выбираться. Ни Ольга, ни тем более Ира ничем не помогут, так что не думай о них. Сейчас ты здесь один. И выход один. Где-то есть один выход, он должен быть. Обязательно должен быть, иначе во всей жизни, во всём мире, во всей Вселенной не было и нет никакого смысла.
Олег крепко зажмурился, постоял так несколько секунд, затем открыл глаза. Успокоился? Тогда вперёд.
Он проверил за ширмой. Все эти двери. Лампочки сигнализации больше не светились, но двери по-прежнему были заперты.
-Открывайте, суки!- выкрикнул Олег, чувствуя, что входит в неестественный горячечный кураж.- Мне бля как нужен автомат! Нет у вас автомата? Где дежурный по вокзалу?
Естественно, ответа не было. Он и не ждал. И взламывать двери он не хотел. Возиться с этим. Пошатываясь, заплетающейся походкой, Олег направился в другой зал- в центральный вестибюль. Здесь он давно уже не был, а потому внимательно осмотрелся: не изменилось ли чего? Вроде как, всё было по-прежнему, только и здесь ощущалось явное, но неброское запустение. Надо бы проверить расписание, подумал Олег. До сих пор ли все дороги ведут в Поля Камышей?
Туда он и пошёл, по дороге оглядывая все уголки просторного зала, держа нож наготове. Большое табло между двумя киосками совершенно не изменилось, и все пути- бесчисленные километры рельсов- всё ещё сходились здесь, в этой точке. Тогда почему я тут совершенно один?- спросил себя Олег. Но в действительности ему не было особо интересно. Впрочем, как посмотреть. С другой-то стороны, он мечтал и молил о том, чтобы встретить кого-нибудь. Разумного и дружелюбного, само собой. Им завладевала скука, вернее, острое одиночество, он совершенно устал вариться в собственном обществе. Вот бы с кем поговорить, разделить непомерную ношу. Но при всём при этом ему казалось, что теперь он знает главную тайну. Эта мысль стала для него своеобразным императивом, исподволь она подкрадывалась давно и долго зрела, и теперь он почти спокойно принял её.
Всё-таки это смерть. Грёбаная послежизнь, или как это ещё назвать.
А иначе и не объяснишь всё происходящее. Да и все признаки налицо. Да, блин... Какие, к чёрту, признаки? Откуда можно знать, как это бывает? Но всё равно. Он решил считать так. И почему-то даже огорчало, что он совершенно не помнит момента своей гипотетической смерти. В поезде его, что ли, прибрало, так сказать? Надо полагать. По-крайней мере, поезд, это последнее, что он помнит, да и оказался ведь на станции. Или все оказываются на станции? Интересный, конечно, вопрос, но заведомо безответный.
Раньше ему думалось, что жизнь это своего рода растянутое воспоминание, и есть только один миг настоящего- тот самый последний и самый важный, а он его каким-то образом пропустил, и вдобавок началась непонятная круговерть, и воспоминания его удвоились. Да и смерть-то какая-то ненастоящая, не всамделишная. Для смерти он подозрительно живой. Значит, что? Значит, и это не конец. Значит, и отсюда может быть выход. Все-таки большая его часть хотела надеяться , что не всё так страшно и категорично. Так бескомпромиссно. Это было несколько обидно, думать о себе, как о покойнике, тем самым отсекая себя от всего своего прошлого мира, от незавершённых дел, от неувиденных мест, от непроизошедших событий, от всех тех, кого встретил, знал и любил на своём пути. Конкретная и нерушимая граница. Но сейчас Олег находился словно бы в бреду, и мысль о смерти казалась ему правильной, более того, она даже не очень пугала.
А вообще, это всего лишь одна из гипотез- не лучше и не хуже других. Можно даже не обращать на неё особого внимания, что изменится, в конце концов?
Олег стоял под расписанием маршрутов, не зная, что ему делать теперь, и хочется ли вообще что-то делать. Он прислушивался к себе, пытаясь осмыслить свой новый статус, но чувствовал лишь непомерную усталость и грусть одиночества. Даже живой и всепоглощающий страх, испытанный ночью, сейчас отступил, представлялся уже не столь реальным. Совсем недавно он подстёгивал себя к действиям, заставлял думать, а сейчас им овладевала банальная лень и безразличие. Кажется, подумал он, во всём виновата холодная тушёнка с офигенным куском жира. Тяжёлая сытость замедлила все его побуждения, но в душе он знал, что действовать всё-таки необходимо, а иначе ближайшей же ночью смерть может стать не такой уж абстрактной. Можно ли убить мёртвого человека? Запросто, если сам он не может объяснить, в чём его отличие от живого.
Надо подумать, решил Олег, а сам уже шёл по залу в сторону служебных помещений, зная, где ему, живому ли, мёртвому ли, думается лучше всего и находя в этой мысли мрачноватую, но не без весёлости иронию. Он открыл дверь с надписью «Служебные помещения» и замер на пороге. Совсем забыл, что в отсутствие электричества длинный коридор без окон встретит его темнотой. Тусклый свет лился только из проёма лестницы на второй этаж. Олег тщетно пощёлкал выключателем. Особо и не надеялся. Всё же он решил не отступать, да и настроился уже. И почему-то сейчас темнота не слишком пугала. Может, потому что мёртвый? Но и мёртвые, получается, боятся за свою жизнь, только пока Олег не чувствовал угрозы. Он медленно пошёл по коридору, открывая все двери по пути. Забавно, что все они были не заперты. И вообще, эта часть вокзала казалась странной. Он видел за дверьми практически одинаковые кабинеты- столы, компьютеры, кипы бумаг. Скорее, контора или офис (где операторская, прочие службы, всё такое?), чем что-то, относящееся к вокзалу; впрочем, Олег не был так уж осведомлён, как там и что на вокзалах. Войдя в один такой кабинет, светлый, выходящий окнами на осеннюю площадь, он поднял телефонную трубку, послушал тишину, напрасно пощёлкал кнопкой включения компьютера, немного порылся в бумагах в смутной надежде найти что-нибудь интересное. Непонятные приказы и финансовые отчёты. Дебиты, кредиты, колонки цифр, ничего не значащие распоряжения типа: «утвердить график номер такой-то», « перейти на режим такой-то» и всё подобное.
Покинув кабинет, Олег направился к туалетам. Окон здесь не было, но он открыл дверь кабинета напротив и распахнул все двери в самом туалете, на сей раз мужском, без зеркала во всю стену. Темнота осталась, но перестала быть абсолютной. Жалко, что одноразовой зажигалкой долго не посветишь. Ну, для его нехитрых нужд вполне сойдёт и так. Он сидел и думал о том, что не испытывает страха, это даже немного удивляло. Настороженность, опасения, но не страх. Почему? Вокруг сумрак, полнейшая неизвестность, а он сидит себе на толчке, как ни в чём не бывало, пялится в прямоугольник тусклого света. Нужно уходить отсюда. Если где и есть выход, то только на улице. Здесь ловить нечего. Правда, вот это объявление, а ещё это табло с расписанием... Понять бы, что во всём этом кроется.
Всё-таки, подумал Олег потом, нет причин думать о себе, как о мёртвом. Да и вообще, как можно в наше время верить в подобную чушь? Конечно, что-то случилось и происходит, что-то странное и непонятное, но можно ли всё объяснить такой банальностью, как послежизнь? Когда-то люди во всём готовы были увидеть сверхъестественное. Человеку из средневековья какой-нибудь простой, не знаю, фонарик мозг бы вынес. Колдовство,мол. А сейчас-то что? Мы должны были привыкнуть к быстрым переменам. Неужели человек не изменился?
Олег понял, что всё ещё пытается цепляться за остатки здравого смысла. Всё ещё надеется, что выход есть. А для мёртвого едва ли есть выход. Во всяком случае, в нужную сторону, туда, куда хотелось бы. Обратно в жизнь. Значит, не надо думать, что умер. Мало ли, что кажется... А как бы это было, интересно? Пришёл бы на станцию какой-нибудь поезд, как в «Гарри Поттере»? Этакий древний паровоз, а может, наоборот, «Сапсан», почему нет? И что тогда? Что бы я делал? Вошёл бы в вагон?..
На секунду Олег испытал неприятное чувство: ему подумалось, что вдруг действительно придёт поезд? Он словно бы наяву услышал эхо протяжного гудка. И вот здесь-то его кольнуло холодной иголкой страха. Можно рехнуться. Ладно, дела сделаны, надо идти.
Покинув кабинку, он вымыл руки ( порезанную осторожно промыл под слабой струёй воды), ополоснул лицо (взбодриться надо!), посмотрел на себя в зеркало и остался недоволен. Сойдёт ли когда-нибудь с лица это безумное потерянное выражение?.. Потом подумал, что напрасно вчера простирнул шорты. Надо же- кровь. Ну и пускай. Не стираться же сейчас. И без того не жарко, да и рука, да и вообще не до этого. Он ещё раз глянул на своё отражение. Словно совершенно незнакомый, чужой человек, хмуро и в то же время с ужасом глядящий на него с той стороны стекла. Он ещё в прошлый раз это заметил,но с тех пор ситуация только ухудшилась. Человек в зеркале стал ещё дальше. Кто ты и где ты?
«Солипсизм»,- выскочило в голове невесть откуда. Да, что-то такое проходил когда-то. Если всё это только у меня в башке, то где в таком случае находится сама моя башка?
Он моргнул, даже зажмурился на мгновение. Зеркала- опасная штука. Отвернулся и вышел в сумрачный коридор. Собрался пойти на улицу, но вместо этого поднялся по лестнице на второй этаж, не столько надеясь найти здесь что-нибудь, сколько из простого любопытства. Но ему хватило беглого осмотра. Весь этаж- копия первого- представлял собой одну стройку: характерная строительная пыль, стопки листов гипсокартона, вёдра со штукатуркой и краской, баллончики монтажной пены, металлические профиля. Кто-то затеял глобальный ремонт. И где они теперь?
Олег спустился вниз, немного разочарованный. Всё-таки ещё одна возможность отрезана, ещё в одном направлении не оказалось заветной дверцы с надписью «выход». Знал же, что ничего не обнаружит интересного, а всё равно обидно. Так его сожаления всё возрастали, а сам он покинул коридоры служебных помещений и вернулся в вестибюль. Он отправился к дверям, выходящим на привокзальную площадь. Там, за окнами и стеклом дверей по-прежнему была неуютная хмурая осень. Олег попытался открыть дверь, и, конечно же, она снова не поддалась. Он внимательно осмотрел её, но не обнаружил никаких замков, если только с той стороны какие-нибудь засовы. Ну нельзя туда, нельзя, сказал он себе. Понимаю.
Используя давишнюю скамейку с железными ножками, Олег попытался снова разбить стёкла, и на этот раз упорно долбил в самые разные места, перетаскивая скамейку от окна к окну, до двери и снова до окна. Пока голова не закружилась от усилий. Всё безрезультатно. Флаг вам, твари.
Постояв немного с поджатыми губами, с холодной ненавистью во взгляде, Олег пересёк пустой, пугающе заброшенный вестибюль и беспрепятственно вышел на перрон. Вдохнул полной грудью чистый, по-осеннему свежий воздух, почему-то наполненный запахами леса, прелой листвы, трав, грибов. Совсем не чувствовалось нефти и других сопутствующих человечеству запахов, хотя на первый взгляд здесь ничего не изменилось. А нет, блин. Изменилось. Олег присел на ту самую скамейку, на которой очнулся когда-то, где-то в другой жизни (или послежизни?). Он немного продрог в своей легкомысленной одежде. Хорошо хоть ветра нет, полнейшее затишье. Он смотрел на пустые пути и видел, что во многих местах они заросли густой травой, которая уже пожухла и пожелтела. Товарняк стоял на прежнем месте на далёких путях, и Олег, хоть и видел его недостаточно резко, готов был поклясться, что колёса его также вязнут в ничем не потревоженной траве. Это впечатляло и пугало неведомой грозной силой. Это было то, чего он не мог понять, а оттого боялся.