Через два дня, когда Павел почти забыл о встрече с журналистом, на столе в его кабинете вдруг оказалась принесенная кем-то газета. На первой странице он увидел себя, перешагивающего через сугроб, и длинный заголовок:
" Высокий брюнет среднего роста. Возраст от тридцати до преклонного, цвет волос рыжий, за остальной информацией в избирком!"
Статья Кирсанова была посвящена верхнегрязевскому предвыборному феномену. Оказалось, что до беседы с Павлом он успел переговорить еще с несколькими сотрудниками штаба и собрать совершенно противоположные сведения об их кандидате. Из всего этого был сделан вывод, что таинственный фаворит предвыборной гонки не известен даже своим помощникам. Ничего не сообщили дотошному журналисту и в избиркоме. Вопрос о том "Как человек без лица и биографии смог стать фаворитом предвыборной гонки?"- красной нитью проходил через всю статью. Павла же больше всего затронули несколько строчек посвященных ему лично. Журналист хлестко и зло описал их короткую встречу на автостоянке. Ощущение было такое, что тебя в одних подштанниках вытащили из постели и поставили всему честному народу на обозрение.
Однако это было только началом неприятностей. Вечером, как обычно в кабинет зашел курьер, известный в штабе под прозвищем Шустрик. В обязанности его входило переносить бумаги из одного отдела в другой. Целыми днями этот сухощавый человечек бегал по коридорам с полными папками.
- Шустрит, незаменимый наш! - иронично говорили, глядя ему вслед, молодые люди в курилках. В кабинеты курьер заходил на цыпочках, забирал бумаги и так же тихо выскальзывал обратно. Но на этот раз Шустрик повел себя по-другому.
- Ознакомились? - спросил он тыкая Пальцем в злополучную статью.
- Тебе-то какое дело?! - хотел было огрызнуться Павел, но встретив взгляд курьера, вдруг осекся. А тот, уже повернувшись к двери, на ходу бросил:
- Чтоб больше таких промашек не было, а то накажем!
Павел даже опешил от такой наглости
"- Шустрик , ничтожество, смеет ему угрожать!"
Правда, тут же Павел осознал, что Шустрик просто передал то, что было велено. И тогда ему совсем стало не по себе:
"-Будешь наказан ... Что это они задумали?!"
Перед глазами сразу возникла массивная фигура Перетягина с зажатым в руке пучком розг.
"- Бред какой-то! Крепостное право у нас еще в позапрошлом веке отменили!" - тщетно пытался успокоить себя Павел. Но угроза никак не выходила из головы. Он снова ощутил себя букашкой попавшей под ноги безжалостному гиганту и всю следующую неделю прожил в страхе. На улице старался лишний раз не появляться, а сталкиваясь в коридоре с Шустриком или с Перетягиным, опускал глаза и ускорял шаг. Прятался он и от своей новой пассии Риточки, так как в эти дни совершено не чувствовал себя мужчиной.
Конец такому унизительному существованию наступил благодаря успешной тактической находке. Видимо критическая ситуация разбудила талант нашего героя и Павел без помощи своего электронного коллеги неожиданно выдал удачную идею. Несмотря на высокие рейтинги "Нашего Кандидата" головной болью его команды по-прежнему оставался процент явки на выборы. Количество не желавших принимать участие в празднике демократии все еще могло перевалить за опасную черту. Найти подход к этой разношерстной массе было крайне трудно. На анкетные вопросы эти люди, как правило, не отвечали и электронный мозг, привыкший работать со статистическими данными, был здесь бессилен. Вот тогда и наступил черед человеческой интуиции. Радикальное средство борьбы с уклонистами Павлу подсказало его собственное состояние. Ключевым словом здесь был "страх". Ломая голову над тем, как заставить людей голосовать он вдруг понял:
"- Они должны бояться, не придти на выборы!"
Когда его рекомендации поступили в тактический отдел, там некоторое время сомневались:
- Кого сейчас напугаешь? Вроде не те времена.
Но все-таки решили попробовать и эффект оказался потрясающим. Воздействие как всегда было минимальным. Пустили слух, что списки не проголосовавших на второй же день после выборов окажутся на столе у Нашего. Дальше система начала раскручивать саму себя. Испугавшиеся с каким-то сладострастием принялись пугать остальных.
- Ну чего, Палыч, на выборы не надумал идти? -спрашивал сосед соседа и услышав традиционное "Пошли они все!" с улыбкой предупреждал- Смотри! Говорят, неходильщиков перепишут, и потом Наш с них по всей строгости!
Сосед, натянуто улыбаясь, шутил в ответ, но чувствовал уже некоторое беспокойство:
"А может и правда не светиться, сходить на эти чертовы выборы?!"
Быть пофигистом вдруг стало не модно даже среди молодежи.
- При Нашем пиво подешевеет и вообще он мужик прикольный ! - говорили теперь на молодежных тусовках. Появились даже группы хулиганствующих фанатов. Обмотавшись шарфами цвета предвыборных плакатов, коротко стриженые молодые люди стаями расхаживали по городу, громко выкрикивая :
- Все на выборы! Наш победит!
Попавшимся в темном переулке прохожим предлагалось присоединиться к скандированию. В случае отказа строптивцев били. Отделения милиции были завалены заявлениями пострадавших, однако меры принимать не спешили:
" Они, конечно, хулиганы, но все-таки кто его знает!"
За какую-то неделю количество, собиравшихся идти на выборы, возросло чуть ли не в два раза. Для творца удачной идеи такой успех не остался без награды. Внеплановый конверт на рабочем столе с лихвой компенсировал недавнее унижение. Шустрик, заходя в кабинет за бумагами, снова скромно опускал глаза. А однажды в коридоре Павла остановил Перетягин, и по-приятельски хлопнув по плечу, заявил:
-Поздравляю! Растешь, смена молодая!
- Реабилитирован! - понял Павел и, не дожидаясь завершения рабочего дня, устроил для коллег грандиозную попойку. Поводом для праздника был объявлен "очередной день рождения", что вполне соответствовало сложившимся в штабе традициям. После пережитой опалы Павел и, правда, чувствовал себя заново родившимся. Весь вечер он был в ударе, много острил, флиртовал с женщинами. Пил он в тот вечер тоже много, и, в конце концов, очнулся он на стуле в совершенно пустом буфете. Никого не было даже за стойкой бармена. В тусклом мерцании дежурного света уютный подвальчик выглядел совершенно по-другому, и Павлу даже стало жутко.
"- Сволочи, до номера не могли довести" - думал он, с трудом поднимаясь из-за стола. От недавнего душевного взлета не осталось и воспоминаний. При относительной ясности мысли голова казалось налитой свинцом, а в ногах ощущалась нездоровая расслабленность. Слегка пошатываясь, Павел двинулся к выходу, но на прежнем месте выхода почему-то не оказалось.
- Это еще, что за чертовщина?! - испуганно пробормотал Павел. Взгляд в панике заметался по стенам. И тут его словно ударило молнией:
" Господи, неужели умер! Лежу сейчас где-нибудь в морге, а этот буфет последнее воспоминание из жизни!"
В ужасе он стал ощупывать свое тело, и вдруг увидел дверь. Она была там же, где и следовало быть, правда из-за тусклого освещения почти сливалась со стеной. Подгоняемый смертельным страхом Павел кинулся в обнаруженный выход. Пробежав по тускло освященной лестнице и подозрительно пустынным коридорам, он оказался у себя в номере. И только тогда немного успокоился.
" Чего только не почудится, завязывать пора с этой пьянкой!"
В порыве похмельного раскаяния он дал себе страшную клятву бросить пить, и, не раздеваясь, рухнул на кровать.
Посетившее его в эту ночь сновидение не походило на обычные, что забываешь, еще не открыв глаза. Даже малейшие детали этого странного сна надолго запали в память. Началось все красочно и фантастично. Восседая на спине дракона, он вместе с компанией молодых ведьм и чертей, носился среди багровых облаков. Далеко внизу, как лубочные картинки, проплывали крохотные деревенские домики, желтые поля, церквушки с покосившимися куполами. Развлекаясь, крылатая кампания с жутким хохотом и визгом проносилась над этим мирным пейзажем. Со злой радостью Павел наблюдал, как выскакивают из домов испуганные маленькие человечки. От ощущения силы и вседозволенности сердце переполнялось восторгом. Но потом, как это бывает во сне, все внезапно изменилось. На пути дракона возникла крылатая свинья. Из-за ее могучей холки появилась физиономия Перетягина. Грозно сверкнув глазами, главный редактор показал на Павла толстым как сарделька пальцем:
- А как этот сопляк с нами увязался?!
- Прочь с дороги, толстомордый !- крикнул Павел, но тоненький голосок его вызвал только смех окружившей их братии. А Перетягин, превратившись вдруг в Примаса, предложил:
- Покувыркаем его, братцы!
В тот же миг нечисть набросилась на Павла. Сдернув со спины дракона, его швырнули к облакам, поймали у самой земли и, подкидывая словно мячик, потащили дальше.
- А ну сделайте ему небо в овчинку! - злорадно кричал Примас. Замирая от ужаса, Павел видел то клочья облаков, то стремительно надвигающуюся землю. Наконец, наигравшись, нечисть бросила его посреди замерзшего болота и с хохотом унеслась в сторону заката. В следующем кадре Павел увидел себя посреди припорошенного снегом поля. Вокруг сгущались сумерки. На кочках, сгибаясь под ветром, шелестела сухая трава и только где-то далеко-далеко мерцали огоньки человеческого жилья. От обиды и отчаяния из глаз потекли слезы, но после этого неожиданно стало легче. Сжав стучавшие от холода зубы, он, спотыкаясь на кочках, побрел к далеким огонькам...
Просыпаясь, Павел почувствовал, что замерзает уже наяву. Оказалось, вчера он забыл закрыть окно. Утром его распахнуло ветром, и холодный мартовский воздух выстудил комнату. Вскочив, Павел быстро затворил раму. Все еще находясь под впечатлением сна, одну за другой выкурил несколько сигарет. Почувствовав тошноту, со злостью загасил последний окурок. В тот момент он уже окончательно решил, что сразу после выборов, даже если предложат остаться, будет искать себе другую работу.
Наступила последняя предвыборная неделя. При ожидаемой почти стопроцентной явке рейтинг Нашего перевалил за девяносто процентов. Встречаясь в курилках, сотрудники штаба всерьез обсуждали, удастся ли достигнуть классических девяноста девяти. Работой уже всерьез никто не занимался. Люди болтались по коридорам, с обеда начинали прикладываться к спиртному, а вечера превращались в сплошной праздник все больше напоминавший древнеримские оргии. Устав от разгульного житья, Павел решил за три дня до выборов взять причитавшийся ему выходной и съездить в Москву.
" Сегодня не пью!" - зарекался он, спускаясь вечером в буфет. Проскочив мимо веселившейся компании, направился к столику в дальнем углу. Здесь в полумраке под арочным сводом в одиночестве ужинал историк-краевед Нилов.
" Сюда можно, этот вроде трезвенник," -подумал Павел, но тут же понял свою ошибку.
- Присаживайтесь, составьте компанию,- предложил Нилов, и Павел слишком поздно заметил на столике полупустой водочный графин.
"- Господи, и этот туда же!" - подумал Павел, а краевед слегка запинаясь, сообщил:
- А я, Павлуша здесь в гордом одиночестве событие отмечаю.
- Какое же событие? - поинтересовался Павел.
- Прощаюсь я, Павлуша, с этой конторой. Точнее, ухожу не попрощавшись - улыбаясь, произнес Нилов, и Павел сразу же почувствовал интерес к разговору:
- А почему выборов не дождетесь? Три дня всего осталось.
- Давайте не будем об этом. Лучше выпьем за вас. За человека, у которого все впереди!- предложил Нилов, и когда они осушили рюмки, продолжил тему - Вы знаете, и у меня когда-то было это самое "все впереди". Чего только не грезилось! Диссертация, переворот во взглядах на историю, международное признание, пресс конференции, симпатичные журналисточки с микрофонами...
- А потом что вышло? - спросил Павел.
- Потом - суп с котом! Текучка без конца и края. С диссертацией прокатили, женился, детей завел, халтурил в десяти местах. Но все время ждал : " Вот-вот что-то произойдет и наступит". Многие годы ждал. А в один прекрасный день посмотрел в зеркало и понял. " Ничего у тебя брат в жизни уже не будет! По протираешь еще с десяток лет штаны в институте, проводят на пенсию, и засядешь ты в своей конуре с ободранными обоями. Оттуда тебя однажды и вынесут вперед ногами..."
- Мрачно вы сегодня настроены, Сергей Евдокимович!