Ну зачем стазис, просто добавить чуть больше стабильности.
— Каледы заложили в нас стремление к идеальному миру для идеальной расы. Даврос тоже пытался решить эту задачу, но другими методами. Мы не считаем, что мир надо уничтожить, прежде чем собрать его заново. Это глупо. Всё равно что разломать кубик Рубика и сказать, что справился с головоломкой. Мы вычисляли и нашли алгоритмы, с помощью которых обойдёмся без разрушения Вселенной.
— Брось, для этого нужна парадигма Скасиса.
Я смотрю на него как можно более выразительно, улыбастер должен в этом помочь. Хищник вдруг сбивает шаг и глядит совсем дико:
— Врёшь, вы не можете рассчитать парадигму Скасиса, её нельзя вычислить голой логикой. А у вас нет воображения.
— Зато есть пятьдесят восемь зеттабайт обрабатываемой информации за один рэл и умение решать нестандартные задачи простым перебором вариантов и методом экстраполяции. Парадигма Скасиса — это то, чем младшая элита развлекается, сходя с конвейера, заново перерасчитывает её с нуля, просто чтобы уложить в мозгу знания, полученные через гипнопедию.
Зря я это, наверное, сказала. Хищник не только остановился, он реально побледнел и ищет, к чему бы привалиться, даже жилы на лбу набухли сильнее обычного. Как бы сердца не дёрнули, всё же он немолодой. А то это будет самая бездарно окончившаяся регенерация — Доктор умер от инфаркта после разговора с далеком о теории Вселенной. Тема для узких галлифрейско-скарианских шуток.
— Погоди... Ты хочешь сказать, что у далеков есть теорема Господа Бога?!
— Подтверждаю. Как, по-твоему, мы планеты двигаем и временем управляем? Как, в конце концов, Второй рассчитал необходимую массу ядерного топлива, когда мы мовеллан уничтожили?
Он сглатывает. Понимаю, чего он боится. Парадигма Скасиса давно превратилась в миф. Почему-то низшие расы считают, что с её помощью можно править миром. Ну, а что ещё планктон может придумать? Гордятся воображением, а на деле дальше материального благополучия фантазия не улетает. Для данной теоремы есть масса других применений, и уж править с её помощью точно не легче, чем с помощью закона всемирного тяготения.
— «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю», — цитирую старую местную мудрость. — Доктор, проблема в точке опоры и длине рычага, который обломается под собственной массой раньше, чем ты на него нажмёшь. Наука такого уровня требует огромных ресурсов. Ты не можешь построить ядерный реактор в каменном веке, если построишь — он уже перестанет быть каменным. Даже имея парадигму Скасиса, мы не можем ей воспользоваться в полной мере. Но с её помощью рассчитываем более мелкие операции — превышение скорости света, нарушение законов термодинамики, управление временем, подчинение энтропии, применение тёмной материи... Это и наша Вселенная тоже. Мы не хотим видеть её смерть. Низшим расам наши знания только вредят. Никто из низших не в состоянии ни мыслить, как мы, ни работать, как мы. Поверь, мы давали достаточно шансов, но нечистокровки — это всегда нечистокровки. Планктон проще и дешевле уничтожить.
Он разворачивается обратно в сторону города и какое-то время шагает молча, причём с каждым шагом делается всё более и более обиженным на жизнь.
— Я триста лет потратил на попытки решить парадигму Скасиса, всё безрезультатно. И вот на доконтактной планете, посреди задрипанного шоссе, какой-то младший командир далеков заявляет мне в лоб, что решил её в раннем детстве, как нефиг делать. И кто я после этого?
— Идиот с будкой, — услужливо подсказываю ответ на заданный вопрос.
— Полный и абсолютный, — соглашается Доктор. — Но.
— Но?
— Я, кажется, начинаю понимать, куда вы исчезли в будущем.
— Объясни-и?
— Ну, через пять миллиардов лет даже слово «далеки» будет забыто. Доиграетесь вы со своей парадигмой, вот и всё.
— Спойлеришь? — шиплю в ответ. — Ты просто завидуешь.
Жаль, Скаро предупредить не могу. Хотя Доктор постоянно врёт, мог и сейчас нарочно сказать гадость, чтобы меня позлить.
— Что говорят твои датчики? — совершенно внезапно спрашивает мой спутник.
— Подтверждают все предположения, — отвечаю. Несмотря на трёп, я не позволяю себе расслабиться и упустить контроль за показаниями приборов. — Пока не перехвачены только непосредственные сигналы амариллов, которыми они общаются друг с другом на больших расстояниях. Возможно, их просто мало, и нет необходимости сигналить друг другу издалека.
— Полагаю, в этом есть свой плюс — если их мало, а их главный корень тоже не слишком велик, то они не в состоянии контролировать весь город, пока занимаются Москвой и Подмосковьем на такой дистанции, — Хищник окидывает взглядом путепровод, на который мы медленно поднимаемся. — Знакомься, «мост смерти». В твоей базе есть это название?
— Подтверждаю.
Через сутки на этом путепроводе будет лежать радиоактивной пыли больше, чем в каком-либо другом месте города. А люди по незнанию пойдут сюда глядеть на догорающую АЭС. По некоторым данным, милиционеры из оцепления со стороны станции все умерли от лучевой, а с другой стороны — кто умер, а кто ещё много лет мучился последствиями. Больше всего в этой истории поражает безалаберность ответственных лиц. У нас такое в принципе невозможно. Если случаются аварии подобного уровня — а они, увы, даже у нас иногда случаются, — мы сразу рассчитываем на самый худший из возможных сценариев и ведём спасательные работы по нему, а не утешаем себя ложными надеждами и не упускаем драгоценное время. В конце концов, если произошла ошибка и всё не так плохо, как казалось, это будет приятно, а если ошибки не было, все необходимые меры будут приняты своевременно или немного раньше.
Стук и грохот товарного поезда под мостом. Датчики опять взрываются предупреждением — споры.
— Обернись.
Поворачиваю фоторецептор туда, куда мне указал Хищник.
Вот она, атомная электростанция, во всей своей красе, отсчитывающая последние часы до катастрофы. Внезапно понимаю, что во мне медленно нарастает волна экзальтации. Я уже дважды ввязывалась в истории со Временем, но тогда было другое, тогда не было объекта, на который смотришь и знаешь, что скоро его не станет, что вон та труба через несколько дней будет красоваться на первой полосе всех газет планеты, а вон та кровля перестанет существовать уже сегодня ночью. И меня действительно, по-настоящему, начинает потряхивать от предвкушения и азарта, как перед боем. Я увижу один из легендарнейших промахов Земли двадцатого века. Разве это не познавательно? Такое зрелище пропустить просто нельзя! Это ж слюни до гравиплатформы и трясучка в конечностях! Хочу это видеть, хотя бы частично! Правда, нельзя показывать ажиотаж, мои спутники этого не оценят. Для них-то сегодняшняя ночь — трагедия.
Но есть и то, что напрягает и меня, и несомненно, Хищника. Это сосняк за нашими спинами, ближе к АЭС, с дороги его не было видно.
Рыжий лес. В буквальном смысле этого слова.
Разве он не должен порыжеть после катастрофы?..
====== Сцена одиннадцатая. ======
— Ривер, Ривер, что с ней? — Доктор трясёт манипулятор, то так, то сяк тыкая в него отвёрткой. — Они же туда пошли, чёрт, ну ведь это должно работать, почему не работает?! Ну давай же...
Мимо проезжает ещё одна машина. Они тут редки, но через месяц и того не станет.
Я подкатываю с обочины к пышно цветущей сливе и, притянув ветку, прикладываю её к датчикам. Потом принимаюсь внимательно разглядывать кору, цветки и едва пробивающиеся листья, анализируя их цвет и клеточное строение.
— Доктор, здесь деревья тоже заражены, но с меньшей силой. Визуально это почти не заметно, но вакуоли в листьях начинают сливаться, а пигмент — накапливаться. Кстати, растительность Альвеги имела ярко выраженный красноватый оттенок из-за высокого содержания каротиноидов.
— Раньше сказать не могла?!
— Ты не спрашивал.
Он снова встряхивает неработающее устройство:
— Ну давай же! — в голосе смертная тоска и паника. Странно, а мне за Ривер вполне спокойно. Она взрослая женщина и может за себя постоять. Чего он изводится?
— Какая тут роза ветров?
— Понятия не имею, — отмахивается Доктор, снова что-то переделывая в манипуляторе.
Я продолжаю выстраивать логическую цепочку:
— Если судить по событиям грядущей недели, то южный и юго-восточный ветер — самый частый. Из этого можно предположить, что штаб амариллов всё-таки на ЧАЭС, и они распыляют споры прямо с её территории. Сосны не сбрасывают листву на зиму, следовательно, на их иглах осело наибольшее количество мутагена. Отсюда такой яркий цвет крон поблизости от станции. Эти деревья полностью мутировали. Возможно, это опытный участок амариллов.
— Понял, не дурак, не мешай! Ну же, Ривер, покажи, что ты жива...
— Уточнение, разве рассинхрон не поможет?
— Не знаю, отстань уже наконец!
В тот же миг «жучок» в манипуляторе вдруг без предупреждения и спецэффектов оживает:
«...ожнее. Весна, они спросонок ещё медленные. Просто шагаем и не останавливаемся».
— Уф, всё-таки живые, — выдыхает Доктор.
«Но почему они на нас реагируют, если мы в рассинхронизированном времени?» — умница Фёдор, мне тоже любопытно.
«Понятия не имею. Потом у Доктора спросим».
— Чего тут не понять, у деревьев другой ритм жизни, они сами как машины времени, — пристраивая манипулятор на руку, фыркает Хищник. — Тут рассинхрон на час нужен, не меньше, чтобы они перестали их чуять. Но такое даже ТАРДИС может не потянуть.
— Растения их обнаружили?
— Нет. Но чуют, что рядом кто-то ходит. А вот если мы сунемся, нас увидят сразу.
— Тогда вся обочина нас уже изучила и прослушала, — говорю и выдвигаю наиболее рациональное предложение. — Огнемёт?
— Лучше просто заткнись.
Сама вежливость. Я ведь хочу как лучше.
Впрочем, если амариллы действительно потихоньку оживляют растительность Земли, тут вокруг нас ещё совершенно «ювенильные» особи, и вряд ли они понимают, насколько мы для них опасны. Инопланетных цветочков, судя по всему, попало на Землю очень мало, держать всё под контролем они не могут — для того и сделали аналог марионеток. У них вообще с тактикой и стратегией плохо. И это хуже не придумаешь, потому что из-за неопытности и альтернативной логики они непредсказуемы в принципе. Кто знает, что они там насоображают?
По звукам из манипулятора Ривер, вторая группа молча продирается через подлесок. Мы же входим в жилые кварталы по проспекту Ленина. Одновременно с этим мои приборы ловят лёгкое изменение фоновой смеси излучений.
— Доктор, тут есть поблизости военные объекты?
— «Чернобыль-2», антенна ПВО.
— Странная пульсация. Похоже, нас ищут. Ставлю защиту. Держись ко мне поближе, она и артронное излучение слегка маскирует.
— Земляне не умеют...
— Земляне. А амариллы руками землян? — кручу фоторецептором во все стороны, выискивая местных и готовясь, если что, удирать, а сама продолжаю объяснения. — Мне неизвестно, на что они способны. Мы считали, что альвегиане не умеют путешествовать по космосу, но они же как-то попали на Землю.
Между тем изменение в фоне нарастает. И я с некоторым удивлением понимаю, что это не радары ПВО. Это что-то другое. Совсем другое. Совершенно мне незнакомое. То есть это даже не оно само, а его... следы на фоновом излучении? Что... это?
— Доктор...
— Что?
— Уточнение. Это не радары землян и не биополе амариллов. Это что-то третье.
Из манипулятора доносится: «Ой, смотрите, шиповник! — Мари, не до этого. — Да нет же, вы посмотрите, он цветёт! — Что?! — Ого, видел бы это Кузнецов!..»
Что-то там интересное в глубинах Рыжего леса происходит, но у меня на мониторе — не менее любопытные вещи. Приборы не могут засечь саму волну, она за пределами их чувствительности. Есть только искажения, но они проявляются во всём остальном. То есть, это глобальное возмущение с эпицентром... Совпадающим с центром города?!
— Нам на главную площадь, — командую. — Неизвестный сигнал идёт оттуда.
— Что там?
— Пытаюсь разобраться.
Смотрю на приборы, медленно, но верно выстраивающие структуру сигнала. Да быть того не может!.. Но против факта не попрёшь.
— Три коротких пика, три длинных, три коротких. Три точки, три тире, три точки. Это сигнал «SOS» морзянкой, запущенный как помеха по фоновому излучению Земли. Кто-то пытается докричаться до людей на языке, понятном и им, и ему самому, прямо из Припяти.
— Ты понимаешь, какой ты бред несёшь? — спрашивает меня Хищник, но глаза у него загораются. Вполне его понимаю, сама умираю от любопытства, к которому примешивается некоторый процент жути. Не могу от неё отделаться. Хоть скафандр и герметичен, но инфекция есть инфекция, а взрыв реактора есть взрыв реактора. Всякое может случиться.
— Город насквозь простреливается, здания стоят редко, деревья вокруг ещё совсем молодые. Мы будем торчать там на виду у всех. Ты готов быстро убегать?
— Не в первый раз.
— Тогда забирайся и держись крепче, сократим маршрут.
— Наконец-то вижу явную пользу от скарианской бронетумбочки, — хмыкает он, пытаясь приладиться на выступе гравиплатформы. Размер его ноги куда больше, чем у Ривер, и Доктору неудобно. Зато хватается правильно, не заслоняя мне рецепторы. Группа Сонг тем временем обсуждает найденную полянку с модифицированным климатом. Похоже, чем ближе они подходят к станции, тем сильнее переделана местность.
— Но-о, Росинант, поскакали!
Росинант? Запросить базу данных... Что?! А в глаз прямой наводкой? Сразу беру боевую скорость, так что Хищник едва не улетает на асфальт. В следующий раз пусть подумает, прежде чем обзываться старой клячей, сам такой.
Припять — город-невеличка, и очень скоро мы оказываемся на центральной площади. Пока летели, народу попалось не так уж и много, в основном в районе магазинов и детских площадок, но инфицированы были все. Даже если раньше амариллы прозевали наше появление, то теперь их точно известят. Если верить отчёту, конкретно эти экземпляры с Альвеги далеков не видели, но после подстанции в Королёве должны были уяснить, что столкнулись с серьёзным противником. А значит, вот-вот всполошатся, что я внезапно оказалась у них под боком. А если ещё и деревья Рыжего леса сообщат, что кто-то топчется по их травке и корням, противник вообще запаникует. Пусть. Паника — лучший наш союзник.
Сбрасываю скорость, подбираясь поближе к точке, откуда идёт сигнал. Как ни странно, это клумба.
— Тут ничего нет, — Доктор крутит головой во все стороны, потом вытаскивает чудо-отвёртку и принимается ей жужжать на разных частотах. — Вру, есть.
Писк отвёртки начинает перебиваться равномерными паузами. Три точки, три тире, три точки.
— Отсюда, — Хищник, сдвинув седые брови, сдаёт на пару метров вправо, огородным пугалом влезает в самую гущу колючек и замирает, держа инструмент на высоте полутора де-леров в воздухе над лысыми, ещё не проснувшимися, розами. Припять не Рыжий лес, мутации и контроль микроклимата здесь ещё не так продвинуты, на кустах только-только проклюнулись почки. Хотя, согласно моим данным, для местного климата весна случилась слишком солнечная и ранняя. То ли совпадение, то ли не очень.
Я пристально слежу за его манипуляциями и за местностью.
— ТМД, знаешь, что это?
— Нет.
— Дриады это.
База данных, “дриады”, уточнить. Что?..
— Ошибка, дриады — мифические существа, которые...
— Замолчи, будь добра. Эти «мифические» существа в 2014-м Землю от солнечного протуберанца спасут. В древности земляне верили, что в деревьях есть души и что с ними можно говорить. Иногда появлялись отдельные люди, утверждавшие, что действительно слышат голоса растений, — он встряхивает отвёртку, как доисторический ртутный градусник, и снова принимается изучать мини-дисплей. — И они были не так уж неправы. У местных растений действительно есть то, что можно назвать «душой», но я теперь стал называть это дриадами, так красивее. Коллективный разум, способный прогнозировать космические катаклизмы, за одну ночь вырастить на планете бесконечный лес, и которому раньше было глубоко плевать на хомо сапиенс. Это он встревожился и кричит «SOS». Что-то, с чем он справиться не в состоянии, а люди, выходит, могут... Ну-ка, погоди.