– Как?.. – опешил инспектор, застыв у стола с листом бумаги в лапе. – Уж не хотите ли вы сказать, что этот Колобок жив?
– Не только хочу, но и с огромной долей вероятности берусь утверждать это.
– Но это невероятно! Откуда вы это взяли, Шерлок Зай?
– Вот из этих самых снимков и заявления, которое вы держите в лапе.
– Вы изволите шутить?
– Ничуть. – Шерлок Зай поднялся со стула и, пройдя к столу, положил на него фотографии, придавив их лапой. – И, более того, намерен заявить, что данное дело можно будет закрыть уже сегодня, если мы поторопимся.
– Куда же вы собрались, если не секрет?
– Не только мы с Уотерсоном, но, очень надеюсь, и вы с нами. А также я рекомендовал бы вам заодно освободить Лисье. Теперь, я надеюсь, вы понимаете: доказательств его вины не существует. К тому же нам может пригодиться союзник в этом деле, заинтересованный в поимке настоящего преступника.
– Но как я могу освободить главного подозреваемого в деле?
– Дорогой инспектор, еще до захода солнца вы получите нового подозреваемого, которому уж точно не удастся отвертеться.
– Вы в этом уверены? – Листрейда снедали тяжкие сомнения, и это было отлично заметно по его колебаниям.
– Более чем. Ну так что, будете сомневаться, или мы все же поторопимся?
– Хорошо! – убежденность Шерлока Зая передалась и Листрейду. Он решился. Уж очень инспектору не терпелось поскорее поставить жирную точку в этом запутанном деле. – Подождите на улице, я сейчас составлю бумагу на освобождение Лисье. Но смотрите, Шерлок Зай… – погрозил он когтем сыщику, не закончив угрозы.
– Давайте уже перейдем к делу, – спокойно ответил тот и, развернувшись, направился в коридор, на ходу набивая трубку. – Да, и захватите с собой еще пару зверей на всякий случай, – обернулся он у самых дверей. – Мало ли что, знаете ли…
На улице, пока мы дожидались Листрейда, я, снедаемый любопытством, все ждал, когда же наконец Шерлок Зай объяснит мне суть происходящего, но тот лишь задумчиво дымил своей трубкой, глядя в серое, бугрящееся низко летящими облаками небо. Когда я уже решил было спросить сам, из дверей вдруг появился инспектор в сопровождении двух полицейских-волков – огромных, серых и с очень злобными мордами – и ничего не понимающего Лисье. Заметив Шерлока Зая, Рыжик Лисье кинулся к нему.
– Это вы сделали? О госдоди! Но как вам удалось? – с чувством выпалил он, резко останавливаясь в метре от моего друга. На его морде отражались одновременно радость, испуг и неверие в собственное освобождение.
– Разве это важно? – ответил лису Шерлок Зай, обернувшись к нему. – Главное, вы на свободе.
– Но я не понимаю… Черт! – Лис смущенно почесал затылок. – Впрочем… я найду способ отблагодарить вас за все.
– Разумеется! Вы поможете схватить настоящих преступников, – кивнул ему Шерлок Зай.
– Да-да, я с радостью, я готов!
– Так значит, убийство все-таки имело место? – нахмурил брови Листрейд, ожидавший нас чуть поодаль и прислушивающийся к разговору.
– Разве я это говорил? – повернул к нему голову Шерлок Зай. – Я сказал: «настоящих преступников», – а о составе преступления вы узнаете в свое время. Так что давайте поторопимся, а то уже скоро темнеть начнет.
– Давно пора, – проворчал инспектор, сделав знак полицейским, сопровождавшим его, следовать за ним. – Хотя бы скажите, куда мы направляемся?
– Сначала к зайцу, потом к волку, а после заглянем к медведю. Хотя, я подозреваю, самое интересное нас ожидает именно в медвежьей берлоге.
– Вы имеете в виду тех, которым не удалось закусить Колобком? – догоняя Шерлока Зая и идя с ним нос в нос, спросил Листрейд.
– Именно, – подтвердил тот, бодро вышагивая в направлении леса.
– Ничего не понимаю. При чем здесь эти трое?
– Скоро вы все узнаете, коллега. Я должен для начала проверить свою версию.
Вскоре мы углубились в лесную чащобу. Серый день и без того давал очень мало света и тепла, а в лесу воздух и вовсе был промозглым, и казалось, будто наступил поздний вечер – верхушки деревьев, плотным шатром сходясь над нашими головами, почти не пропускали света. Под ногами пружинил мох и что-то все время неприятно хлюпало. Неприятно, в смысле, для всех, кроме меня. По мне, так погода и все остальное было в самый раз.
К норе Пыха Заяйса – и такие странные фамилии, оказывается, случаются! – мы вышли очень скоро. Притаилась она под большой старой березой, надежно скрытая орешником, буйно разросшимся вширь и ввысь. Но инспектор уже бывал здесь, и потому уверенно направился к лазу, раздвинув ветви кустарника. Остальные, включая нас с Шерлоком Заем и Лисье, устремились по его следам. Остановившись у почти идеально круглого проема, Листрейд осторожно постучал ухоженными когтями по дощечке с именем владельца, укрепленной над входом в нору. Из норы донесся какой-то шорох, но никто не вышел и даже не отозвался. Инспектор подождал еще немного и постучал уже кулаком. В норе зашуршало сильнее; до нашего слуха донеслось, как осыпаются мелкие камешки, скатываясь по лазу внутрь.
– Кто там? – гулко ухнуло из норы. Голос был крайне недовольный, взволнованный и с хрипотцой.
– Полиция! – гаркнул в нору Листрейд. – Выходите, Заяйс!
– А меня нет дома, – ответила ему нора, и все опять стихло.
– Не очень убедительно, но занятно, – заметил Шерлок Зай, стоя позади инспектора. – Вам не кажется, дорогой Листрейд, что нам здесь не особо рады?
– Мне тоже так показалось, – вынужден был согласиться с ним инспектор. – Эй, Заяйс, выходите немедленно! Хватит нам мозги пудрить.
– Сказано же: меня нет! Приходите завтра.
– Да он издевается над нами, – возбужденно всплеснул лапами Листрейд. – Ну, хорошо! Так, вы двое – за мной, – скомандовал он сопровождавшим его волкам и первым полез в нору.
– Не имеете права! Это произвол! – тут же раздался из норы сдавленный крик Заяйса. – Сейчас же убирайтесь отсюда!
– Неподчинение властям, введение в заблуждение полиции, нежелание содействовать расследованию, – Листрейд, пыхтя, пробирался по узкому лазу, по ходу дела давая пояснения своим действиям. – Ай! Нападение на инспектора при исполнении!
– Что с вами стряслось, инспектор? – участливо спросил Шерлок Зай, нагибаясь к самой норе, но в плотной темноте совершенно ничего не было видно.
– Этот… этот Заяйс мне чем-то в глаз засветил! – прогудело в норе. – Ну, держись, косой! Именем закона… Ох!
– А теперь? Что теперь? – разволновался Шерлок Зай, искренне переживая за судьбу своего друга-инспектора.
– Теперь это, похоже, был крупный огурец.
– Вы поаккуратнее там, дорогой Листрейд, а то следующим может быть кочан капусты.
– Благодарю вас за предупреждение, мой друг. Я это учту… Ага, попался! Ах ты, гад ушастый!.. Не угадали, дорогой Шерлок, это была репа! А вот и капуста, и… Господи, да тут целый склад! Так, ребята, взять его!
Из лаза донеслись волчье рычание, истеричные визги и шумная возня. Что-то бухнуло, потом разбилась глиняная посуда, еще и еще раз. И вдруг все разом стихло. Из лаза показалась голова Листрейда. Выбравшись на поверхность, инспектор отряхнулся и дотронулся лапой до шишки на лбу. Левый глаз его был красен, но, судя по всему, пострадал несильно.
– Это же надо! Такое неуважение к властям, – досадливо проворчал он. – Меня, инспектора, всяким гнильем!
Следом за инспектором из норы выбрались оба волка. Первый полицейский держался за распухший нос. Второй деловито ощупывал несколько распухшее ухо; свободной лапой он тащил за уши упирающегося хозяина норы.
Пых Заяйс был связан крепкой веревкой по нижним и верхним лапам, но продолжал дергаться и извиваться в попытке уползти в кусты. Однако, полицейский, крепко державший его за уши, выпрямился и приподнял Заяйса над землей. Тот разом успокоился, поджав связанные задние лапы, и лишь бегающие красные глазки выдавали его крайнее волнение.
Шерлок Зай, а за ним и я, сгорающий от любопытства, проникли в опустевшую пещеру, оказавшуюся довольно комфортным жилищем. Три комнаты в лесной чащобе – это знаете ли… Мебели не так много, обстановка по минимуму: лежанка из хвороста, кособокий низенький стол, стульев нет вовсе, какие-то деревянные коробки или старые ящики, заваленный всяким ненужным хламом. Да и окон нет – темнотища, хоть глаз выколи! С потолка свисают «бездействующие», покрытые пылью «светлячковые» фонари. И оплывший огарок свечки на столе – скорее всего, потух во время сражения. Одна из комнат завалена под самый потолок овощами. У меня глаза от восхищения чуть не полопались – вот честное слово! Такого изобилия мне ни разу в жизни еще видеть не приходилось. И чего тут только не было: огурцы, помидоры, капуста, редис, свекла, репа и прочее, и прочее.
– О-фи-геть! – выдохнул я.
– Совершенно согласен с вами, коллега, – более сдержанно отреагировал на увиденное Шерлок Зай и полез обратно, наружу. Между тем инспектор уже вещал наверху:
– Господин Заяйс, вы арестованы и предстанете перед судилищем за свои преступления!
– За что? Я ничего не сделал! – забился в крепкой волчьей лапе перепуганный Заяйс, разом побелевший раньше установленного природой срока.
– Следствие разберется, кто и что сделал, – важно заявил Листрейд. – Отнесите его в КПЗ, оформите и возвращайтесь с подмогой.
– Вы уверены, патрон? – с сомнением в голосе спросил волк с отбитым носом. – Я имею в виду, насчет подмоги?
– А вы разве нет? Это был всего лишь заяц, и посмотрите, как он нас отделал. А следующий на очереди волк. А там и медведь, если верить моему другу Шерлоку.
– Слушаюсь! – гаркнули оба волка, вытягиваясь в струнку, и сорвались с места. Арестованного второй из них закинул себе на спину, и Зайяс, тараща жалостливые глаза, прыгал у удаляющегося скачками волка на спине, поскуливая и поджимая связанные лапы.
– Ну, дела-а, – протянул Листрейд, опускаясь на мшистую кочку. – Это ведь надо, сукин сын: целый склад овощей в норе устроил! Вы знали, что так будет? – обернулся он к стоящему в сторонке Шерлоку Заю.
– Предполагал, но масштабность этого явления, честно признаться, меня тоже поразила.
– Вы думаете, это именно те овощи?
– Дальше видно будет, – уклончиво отозвался Шерлок Зай. Он был не любитель делать преждевременные выводы…
Нет смысла описывать, как мы ждали под березой битый час, когда волки наконец вернутся с подмогой. Я уж грешным делом начинал подумывать, не заснули ли те двое по дороге. Но они вернулись, приведя с собой… черепаху! Как оказалось, никого больше в столь поздний час в отделе полиции отыскать не удалось.
– Нет, я все понимаю, – Листрейд в третий раз обошел по кругу Кремня Черепыха – так звали эту рептилию из Отдела регистраций. – Но неужели никого больше не было?
– Никого, патрон, – шмыгнул разбитым опухшим носом волк и потер его лапой. – Все уже дома. Остальные – кто на обеде, кто охраняют заключенных.
– Мда-а! – протянул инспектор, теребя когтем ухо.
Черепых следил за ним немигающим взглядом, вытягивая свою складчатую, похожую на пожеванный ремень, шею, и молчаливо ожидал вердикта начальства.
– Ладно, делать нечего, – махнул лапой Листрейд. – Но учтите: никакой задержки я не потерплю! Если что, вот это, то есть его понесете сами, на собственном горбу.
– Слушаюсь, патрон! – вытянулись «во фрунт» оба волка, выпучив глаза в служебном рвении, но морды у них при этом выглядели явно озабоченными и крайне недовольными. Еще бы, тащить на себе эдакую тяжесть! Но все разрешилось как нельзя лучше. Оказалось, Черепыха можно катить, если поставить его набок, и дело сразу пошло веселее.
До норы волка по имени Хрящ Лохматый добрались довольно быстро. Нора, в отличие от заячьей, не таилась за кустами или деревьями, а нахально взирала на нас черным глазом широкого проема из бока невысокого бугра. Вокруг норы во множестве валялись тонкие и белые, начисто обглоданные кости небольших птиц и разноцветные перья. Меня передернуло, но я стиснул клюв и решительно направился за инспектором и Шерлоком Заем.
– Перышки какие-то, – произнес Листрейд, нагибаясь и поднимая длинное черное перо с синеватым отливом. – Павлин, что ли? Или попугай?
– Петух, – лаконично заметил Шерлок Зай, присмотревшись к перу повнимательнее. – Обычный домашний петух.
– Вы так считаете? – нахмурился Листрейд, повертев в пальцах перо, затем бросил его на землю и медленно приблизился к норе, в отверстие которой он мог свободно войти не пригибаясь. – Эй, Лохматый, вы дома?
– Чего надо? – на пороге норы возник довольно крупный волк, гораздо крупнее, чем полицейские. Прислонившись плечом к срезу дыры, он нагло уставился на Листрейда и принялся ковырять острой косточкой в зубах. – Ну?
– Мы хотели бы осмотреть ваше жилище, – нисколько не смутившись, заявил инспектор. – У следствия есть некоторые подозрения на ваш счет.
– Ха! А больше вам ничего не хотелось бы? Пр-роваливайте, пока целы! – Хрящ Лохматый сыто рыгнул и оскалился в довольной ухмылке.
– Угроза насилия? – уточнил Листрейд, спокойно глядя в глаза серому амбалу снизу вверх.
– Понимай, как знаешь, инспекторишка.
– В таком случае нам придется применить силу. Эй, вы, двое! – махнул он лапой волкам. – Взять его!
Волки бросили на землю Черепыха, чьи глаза настороженно выглядывали из панциря, пригнули головы, выставили передние лапы и синхронно, лапа в лапу пошли на Лохматого, но тот даже глазом не повел. А когда полицейские приблизились, он вдруг резко выбросил лапы, ловко сграбастал обоих за глотки и без видимого усилия швырнул в разные стороны.
– Ха, полиция! Вертел я вашу полицию! – расхохотался Лохматый прямо в морду Листрейду, продолжавшему невозмутимо взирать на Лохматого. – Ну, дальше что?
– Дальше? – спросил он, и вдруг бросился на Лохматого, вцепившись тому острыми зубищами прямо в нос.
– Ой-ей-ей! – взвыл Хрящ, пытаясь оторвать инспектора от себя, обеими лапами оттягивая того за хвост. – Бусти, больдно же! Дак дечестно!
– Гы-ы! – прорычал Листрейд, лишь сильнее стискивая зубы на носу волка. По-видимому, это самое «гы» должно было означать в устах инспектора нечто вроде «не отпущу» или что-нибудь подобное.
– Бусти! Ну, бусти же! – завертелся на месте Хрящ, и в этот момент Черепых, незаметно подобравшийся к нему, вытянул шею и цапнул своим острым клювом Лохматого за палец. – Ай! – Волк подпрыгнул на пару метров вверх и тут же угодил в лапы вовремя подоспевших полицейских. Те заученно опрокинули его на землю и скрутили.
– Дедавижу вас! Дедавижу! – гундосил Лохматый, ворочаясь в попытке скинуть с себя двух пристроившихся на его широкой спине волков.
Листрейд тем временем разжал зубы, сплюнул на землю и одарил презрительным взглядом поверженного Лохматого.
– Сопротивление представителям закона. Нанесение побоев. И еще вот это. – Инспектор наклонился, поднял с земли перо и повертел его в когтях перед погрызенным носом волка.
– Это не мое! Это мне подбросили! Не докажете! – забился Хрящ в лапах полицейских. Те насилу удерживали здоровенного волка, уж больно силен оказался Лохматый.
– Ах, подбросили?! – взбеленился Лисье, до того тихо стоявший в сторонке под деревом. – С-сволочь серая! Да я из-за тебя едва за решетку капитально не угодил! – Никто даже глазом не успел моргнуть, как Лисье, стиснув кулаки, подскочил к волку и со всего размаху саданул ему в здоровый глаз кулаком. – Вот тебе, получай!
Голова Лохматого дернулась, глаза закатились, из пасти вывалился красный язык, и волк затих. Его правый глаз быстро заплывал, сравниваясь в размерах с синяком на левом глазу, подбитым еще, судя по всему, Колобком. И в этот момент из пещеры донеслось беспокойное квохтание кур и звонкое «ку-ка-ре-ку» петуха.
– Вот тебе и «подбросили», – произнес Шерлок Зай, толкая для проверки лапой длинный язык лохматого. Хрящ даже не пошевелился. Видимо, действительно пребывал в полной отключке.
– Свяжите его покрепче, – приказал Листрейд. – Оставим его пока здесь и заберем на обратном пути. А сейчас – к медведю!
Берлога медведя Топтопыча располагалась в корнях огромного дуба, широко раскинувшего свои ветви. В тени его кроны больше не росло ни одного дерева или кустика, словно дуб, будучи категорически против этого и охраняя личное пространство, каким-то образом не допускал неудобного ему соседства. Но на самом деле проблема заключалась не столько в дереве, сколько в хозяине берлоги. Именно Топтопыч, отличавшийся особенной нетерпимостью к зеленым насаждениям, беспощадно выдирал и вытаптывал все подчистую, пресекая на корню попытки деревьев и кустарников прорости в пределах его владений. Это было непонятно и странно, но имело место быть. Кстати сказать, фамилию и имя медведя никто не знал, а за буйный нрав и привычку топотать, когда тот бывал крайне недоволен чем, он и получил прозвище Топтопыч. В Среднелесье он эмигрировал из каких-то дальних неведомых краев, выставил из берлоги прежнего ее владельца и с тех пор припеваючи жил в свое удовольствие, обирая малинники и разоряя ульи диких пчел, на что те неоднократно, хотя и без толку жаловались.