Со временем камень становился все горячее, так что неприятно обжигал стопы, но это еще получалось терпеть. В конце концов, за очередным поворотом Финвэ увидел красно-оранжевый огненный отсвет и быстро, но бесшумно поспешил туда. Вскоре он оказался перед широкой расселиной в скале, откуда исходил жар, будто от огромного костра. Финвэ удивился, как в бесплодных землях, где на лигу вокруг сыщешь от силы десяток деревьев, можно развести такой жаркий огонь, но спрашивать было не у кого, и он просто полез дальше. Может, раз Черный Всадник огромный, и костер ему нужен по размеру?
Он подобрался к самой расщелине и заглянул внутрь. Тропа здесь обрывалась крутым, таким же сглаженным и оплывшим склоном далеко вниз, а еще ниже горел огонь. Внутри все заволокло дымом — едким и удушливым, очень горячим, и от него ужасно хотелось кашлять. Но все же сквозь него Финвэ разглядел, что под склоном светил вовсе не костер. Там текла река, только не из воды, а из алого жидкого огня. Финвэ не представлял, как такое вообще возможно, но больше его занимало другое. Если даже наверху такой жар и так много дыма, то что же будет, если спуститься к огненной реке и пройти вдоль нее? Наверняка он задохнется еще при спуске. Финвэ уже думал искать другой ход, как сквозь дым разглядел узкий карниз с правой стороны расщелины, нависающий над огненной рекой и ведущий куда-то в темноту, в глубь горы. Он казался хрупким и ненадежным, но все же это был шанс.
Поколебавшись немного, Финвэ оторвал от льняной рубахи полосу ткани, смочил ее из бурдюка и замотал лицо.
— Не убоюсь я, — повторил он сам себе.
А затем прыгнул на карниз. Он впечатался руками и всем телом в стену, распластался на ней, пытаясь удержать равновесие, не отскочить назад и не свалиться. Через одно страшное мгновение он понял, что стоит крепко, и, все так же прижимаясь к стене, полез вперед.
Путь был не слишком уж долгим, но все же Финвэ успел наглотаться дыма так, что едва не потерял сознание. И наконец он достиг странного тоннеля очень правильной, округлой формы с гладкими стенками. Дыма здесь было меньше, и Финвэ наконец смог отдышаться. А когда глаза перестали слезиться и легкие уже не пытались вывернуться наружу, он увидел впереди другие огненные отсветы — но поменьше, как от горящих веток или факелов. Цель явно была близка, и Финвэ пошел на свет.
========== VII. Логово ==========
Финвэ не знал, сколько времени он шел по бесконечным тоннелям логова Черного Всадника. Ходы извивались, переплетались друг с другом, переходили в просторные залы разной формы. Кое-где в полу разверзались глубокие трещины — на дне их плескался жидкий огонь. Некоторые ходы освещались вделанными в стены факелами, другие были погружены во тьму. Но это место полнилось тенями и чудовищами, от которых Финвэ лишь каким-то невероятным чудом ускользал.
Твари ползали по тоннелям, гнездились в залах, плодились и охотились друг на друга. Финвэ видел, как одна гигантская ящерица поймала другую, поменьше, и пожирала ее еще живую. Перевернув жертву на спину, она разорвала ей брюхо и втягивала в пасть влажно блестящие кишки, сыто чавкая и порыкивая. Черная кровь стекала по ее морде, струилась по крупной лоснящейся чешуе. Жертва еще подергивалась в предсмертных судорогах, хвост ее дрожал и метался, а обессилевшие лапы тщетно стремились задеть и поранить убийцу. Ящерица то и дело перекусывала кишку, затем ловила длинными изогнутыми зубами обрывок, похожий на толстенную безголовую змею, и втягивала его в пасть снова. Меньшие ящерицы, то ли потомство удачливой охотницы, то ли просто падальщики, заползали в гигантскую отверстую рану, обрамленную по краям неровными лоскутами разорванной шкуры и мышц, копошились в ней, будто черви в подгнившем трупе, и вгрызались в склизкую темную плоть.
Финвэ видел, как летучие мыши-кровососы, много крупнее, чем встречаются в недобрых уголках леса, с крыльями размером с руки квендо, выманили на берег из подземного озера бесформенное чудовище со множеством щупалец. Оно принялось ловить юркую летающую дичь, но вскоре вымоталось, и тогда мыши набросились на него всей стаей и начали жуткую трапезу. Они раздирали крепкие щупальца и мягкое, похожее на огромную гору слизи тело и упивались кровью, пока не насытились. Финвэ же оставалось только наблюдать, сидя в боковом проходе, и дожидаться, пока стая улетит, чтобы пройти дальше. Он старался не думать, насколько быстро такие создания могут разорвать и сожрать квендо.
Финвэ видел, как в отдельном полупустом зале неведомое существо резало и истязало чудовищ. Это создание было похоже на одного из квенди, но отличалось от него так же, как отличался Черный Всадник. Разве что ростом поменьше. Но его тело казалось лишь оболочкой, внутри которой прятались тьма и злоба, и было их так много, что они будто бы не помещались в существе и вытекали наружу черными волнами, от которых душу охватывал ужас. Это создание ножом из неведомого материала резало крепко прикованную цепями и распятую на стене ящерицу. Сдирало шкуру и рассекало тугие жгуты мышцы, извлекало внутренности и пристально рассматривало их. А потом Финвэ с внутренним содроганием наблюдал, как в руках существа части тела ящерицы видоизменялись, меняли форму, становились крупнее или, наоборот, усыхали. Исказив что-нибудь, существо пришивало это на место. Вот оно, не обращая внимания на истошный, полный боли, визг и шипение, разрезало ящерице верхнюю челюсть и выдернуло из кости сперва один клык, затем другой. И вскоре вернуло из на место — более длинными и сочащимися какой-то густой черной жижей. Финвэ предпочел бежать прочь от этого места и не попадаться на глаза тому, кто так жутко искажал саму природу, пусть даже природу чудовищ.
Много ужасов встретил Финвэ на своем пути, но не повернул назад. Мысль о том, что где-то среди этого бесконечного кошмара его ждет мать, подстегивала и гнала вперед.
Время здесь как будто не шло. Не было неба, и Финвэ не мог видеть, как сменялись звезды. Только постепенно истощавшиеся запасы еды и воды говорили о том, что время еще где-то существует. И они как раз подходили к концу, когда Финвэ нашел, что искал.
Среди бесконечного переплетения тоннелей он обнаружил гигантскую пещеру, такую длинную и широкую, что ее конец и противоположные стены терялись во мраке. Стоило Финвэ заглянуть в нее из тоннеля, как ему в уши ударил невообразимый шум. Какие-то существа рычали, подобно зверям, кричали, как квенди, стонали, будто от боли, и даже что-то говорили, но их голоса были лишь грубым, каким-то искаженным подобием настоящего языка.
Это открытие оказалось для Финвэ, пожалуй, страшнее, чем все виденные им твари. Неужели кто-то или что-то могло изуродовать не только чудовищ, не только зверей, но и речь квенди… или, того ужасней, самих квенди? От одного этого предположения хотелось развернуться и убежать. Не видеть, не знать того, что здесь происходило. Вымарать из памяти, если это возможно, а если нет, то убедить самого себя, что логово Черного Всадника — всего лишь кошмарный сон. Повторять самому себе, что ничего подобного не было и быть не могло, пока разум не примет это за правду. Но Финвэ в очередной раз приказал страху умолкнуть.
— Не убоюсь я, — прошептал он одними губами и крадучись пошел вперед.
Пещера оказалась заставлена рядами длинных и низких клеток из того же диковинного, явно очень прочного материала, из которого были сделаны оружие и одежда Черного Всадника. И в этих клетках сидели странные существа. Они передвигались на двух ногах, как квенди, они имели руки, а не лапы, лица, а не звериные морды, но все же они не были квенди. Уродливое, нелепое и безобразное их подобие, словно неудачно сделанный рисунок или криво вырезанная фигурка. Кожа у них была темной, почти черной, словно этих существ кто-то вымазал в грязи или темной смоле, да так она и въелась. Тела их казались насмешкой над ладными и стройными квенди: скрюченные и сутулые, кособокие и несуразные. Руки были слишком длинными, а ноги — кривыми и короткими. На пальцах вместо ногтей росли обломанные, корявые черные когти. Волосы торчали на их головах пучками и клоками, редкие и сальные, зато покрывали еще и тело, словно шерсть у животных. Но ужасней всего выглядели лица. Кожа на них кое-где висела или была прорезана глубокими морщинами, в иных местах же неестественно натягивалась. Выдавались вперед несимметричные массивные челюсти с крупными кривыми зубами, из-за которых губы у некоторых до конца не смыкались. Носы были сплюснутыми и тоже кривыми, будто их много раз ломали, а слишком низкие и покатые лбы казались стесанными топором. Никогда еще Финвэ не видел таких гадких лиц. Кроме того, от неведомых существ воняло так, что Финвэ чуть не вывернуло. То ли они сами по себе так смердели, то ли гадили прямо в клетки и жили в кучах собственных испражнений.
И все же, несмотря на все уродство, на всю омерзительность этих созданий, Финвэ чувствовал, что у них есть нечто общее с квенди. И в мозг огненной иглой впивалась самая очевидная и самая страшная догадка: они были некогда квенди. Его сородичами. Так же жили у вод Куйвиэнен, так же охотились в лесах вокруг него, так же пели песни и считали время по звездам. А теперь злые чары или еще что-то, чего Финвэ и вообразить себе не мог, превратили их в гадких и жалких тварей. Но это казалось настолько чудовищным, что разум против воли силился придумать какое угодно другое объяснение.
Осторожно, крадучись, Финвэ пошел вдоль клеток, всматриваясь в уродливые лица. А вдруг его мать здесь? Вдруг Черный Всадник превратил ее в такое же чудовище? Некоторые создания замечали его, и если они когда-то и были квенди, то сейчас сородича не признавали. Они злобно рычали и ревели, тянули когтистые руки через прутья клетки и пытались схватить Финвэ. Он не знал, зачем, но вскоре понял. Проходя мимо, он увидел лежащую на полу мертвую тварь. Она была тощей и какой-то особенной кривой и неказистой — видимо, слабейшей среди них. Голова существа была проломлена, судя по всему, от удара о прутья, а горло разорвано, и черная кровь растеклась по полу широкой лужей. Остальные твари сгрудились вокруг трупа и поедали его. Раздирали кожу, отрывали куски плоти, выламывали и обгладывали кости, рылись во внутренностях, выискивая что-нибудь повкуснее. И если жуткая трапеза тварей стала для Финвэ уже обычным зрелищем, то от этого он чуть было не опорожнил желудок и не попрощался со своим скромным обедом. Он никогда не встречал такого и даже представить был не в состоянии, что разумные и говорящие могут есть разумных и говорящих. Однако твари явно ничего неправильного в этом не видели. Ближайшая из них, довольно чавкая, отрывала зубами куски серо-черного мяса с плечевой кости, а потом принялась эту кость обсасывать, слизывая оставшиеся на ней кровь и сок.
— Не убоюсь я, — как заклинание повторял Финвэ, хотя ему сейчас хотелось развернуться и бежать без оглядки. — Не убоюсь я…
И это помогло. Страх и отвращение отступили, оставив место холодному расчету. Он заметил, что когда твари обращали на него внимание, то не столько присматривались, сколько принюхивались. Должно быть, они чуяли добычу, как звери, поэтому стоило спрятать свой запах. К счастью, клетки оказались невероятно грязными и пол каждой был залит и завален объедками, кровью, нечистотами и еще чем-то черным и дурно пахнущим. Так что Финвэ, кривясь, зачерпнул этой отвратительной жижи и старательно вымазал ею лицо, волосы и одежду. Вонь с новой силой ударила ему в ноздри, и на этот раз его все-таки вырвало прямо на загаженный пол. Желудок скрутило мучительным спазмом, а затем еще и еще одним, пока вместо полупереваренной пищи из него не начала выходить желчь. Но потом стало немного легче. Финвэ спустя некоторое время притерпелся и к зловонию, и к мерзким подробностям жизни тварей.
Теперь он шел между бесконечными рядами одинаковых клеток, каждая из которых была наполнена этими насмешками над квенди. Их оказалось куда больше, чем жителей берегов Куйвиэнэн, и объяснение тому Финвэ тоже узнал, хотя предпочел бы никогда подобного не видеть. Существа совокуплялись друг с другом прямо в клетках, будто животные, там же плодились, и их дети, куда более многочисленные, чем у квенди, ползали в грязи. Иногда твари сами же и поедали собственное потомство.
Финвэ просто запрещал себе воспринимать все это. В его нынешнем виде было несомненное преимущество. Теперь твари принимали его за сородича и не так яростно бросались на прутья клеток, когда он проходил мимо. Многие и вовсе смотрели с интересом, хотя Финвэ и не мог сказать точно: хотели они с ним познакомиться или все равно сожрать. Но он все так же вглядывался в каждое лицо, ища в нем знакомые черты. Продвигался все дальше и дальше и заодно изучал местные порядки.
Иногда в зале появлялись и хозяева существ. Создания, подобные тому, кто перекраивал ящериц, внешне напоминающие квенди, но по сути отличающиеся от них куда сильнее, чем эти твари. Они бросали через прутья еду, но иногда и открывали клетки, чтобы затолкать туда новых тварей или отловить и забрать некоторых. Зачем они были им нужны, для Финвэ оставалось загадкой, но он пока не стремился ее разгадывать. Эти красивые, но не менее жуткие существа приходили с едой регулярно, и тогда Финвэ приходилось перебегать от клетки к клетке, забиваться в темные углы и прятаться. А вот открывали клетки они в разное время — так, что и не угадать, или просто нужно было ждать дольше, чтобы понять закономерность.
========== VIII. Мать ==========
Финвэ пробирался все дальше и дальше, а время шло, и ему хотелось есть и пить. Еще немного, и ему пришлось бы воровать из клеток несвежее мясо и дурно пахнущую, какую-то маслянистую воду. И если вода была просто противной, то о мясе даже думать не хотелось. И наконец почти в противоположном от входа конце зала он увидел женщину, которая привлекла его внимание. Квенди не стесняются наготы и дома в теплую погоду ходят без одежды, так что Финвэ прекрасно помнил не только лицо матери, но и тело. И у этой твари было три рваных шрама — на плече, на боку и на бедре — точь-в-точь как у Татье. Такой же длины и формы, там же расположенные, они не оставляли никаких сомнений. В остальном мать было непросто узнать. Ее правильное лицо с широкими скулами и немного более длинным, чем у большинства квенди, носом превратилось в отвратительную, криво натянутую на череп маску с крючковатым клювом. Густые волосы поредели и выпали на макушке, а те, что остались, свалялись в грязные колтуны. Прямая, горделивая осанка сменилась горбом на спине и выгнутыми вперед плечами. Некогда ладные, красивые мышцы превратились в неестественно выглядящие жгуты под огрубевшей кожей. Грудь, прежде довольно большая, но высокая и округлая, висела, как два пустых мешка, и доставала почти до пупка нелепо торчащего живота. Но этот уродец все еще напоминал Татье, и ошибки быть не могло.
Не в силах больше на это смотреть, Финвэ просто сполз на пол около клетки, закрыв лицо руками. Он хотел бы зарыдать, но слезы все не приходили. Вместо этого в груди зарождался яростный, отчаянный вопль, который рвался наружу с такой силой, что Финвэ пришлось вцепиться зубами в пропитанную гадкой жижей ткань своей рубахи, чтобы не выпустить его. Хотелось реветь и метаться, хотелось разломать руками клетку, схватить то, во что превратилась мать, и бежать отсюда. Бежать как можно дальше в надежде, что ей еще можно помочь. Хотелось разнести здесь все, разломать, взять молоток покрепче и раздробить каждый камень, чтобы и следа не осталось от этого места. А может, просто вырвать себе глаза, чтобы ничего не видеть, упасть, лечь и умереть — ведь разве в силах один квендо вынести такой кошмар?
Финвэ просто сидел на коленях на полу, раскачиваясь взад-вперед и пытаясь совладать с собой, хоть как-то успокоиться. Нескоро, но ему это удалось. Вопль так и не вырвался из его глотки, оставшись в груди налетом едкой, жгучей злости. Но злость придала сил и решимости, и Финвэ поднялся на ноги. Он заставил себя снова подойти к клетке, хотя каждый шаг давался ему ценой невероятного усилия воли, а смотреть на мать было почти физически больно. И все же он подобрался к прутьям и постучал по ним.
— Мама, — позвал он. — Мама, я здесь!
Но Татье не откликнулась. Она сидела на полу, скорчившись, и в руках у нее был шмат протухшего склизкого мяса. Кривыми зубами она отгрызала куски и жевала, и тягучая слюна, смешиваясь с кровью и мясным соком, стекала по ее подбородку и капала на грудь и живот. Она довольно порыкивала, наслаждаясь трапезой, и совершенно не интересовалась происходящим вокруг. Зато другие твари заметили Финвэ, и трое из них прильнули к прутьям, пытаясь то ли ударить, то ли схватить его.
— Мама! — повторил он. — Татье! Это я, Финвэ! Я здесь, я спасу тебя!
На этот раз она услышала. Заглотила очередной кусок, повернула на шум крупную голову на морщинистой шее, недовольно рыкнула и снова отвернулась. Не узнала.