Арена представляла собой котлован круглой формы глубиной метров в десять с высокими бетонными стенами. Потолок, через который свободно проникал солнечный свет, был убран металлической сеткой, державшейся на каркасе из арматуры. Пол ристалища, которое было радиусом в три десятка метров, был покрыт песком. На поле боя было четыре выхода, расположенных попарно напротив друг друга, все они закрывались подъёмным железным частоколом. Зрительские места — помещения с зарешёченными окнами — располагались почти под «куполом».
— Дамы и господа! — начал вещать комментатор через безбожно свистящий репродуктор.
— Катись к дьяволу со своими «господами»! — крикнули с трибуны, и репродуктор, поймав крупный камень с трибуны, снова отчаянно зашумел, но диктора это не особенно смутило:
— Товарищи! Сегодня у нас на повестке дня не самый обычный бой. Сейчас в кровавой схватке сойдутся два демона пустыни, два неведомых до сегодняшнего дня зверя, по счастливому — для нас — комментатор подчеркнул эти слова. — совпадению найденных в песках словно специально по случаю дня рождения нашего любимого вождя, лидера и заступника — Кривого Ножа! Поприветствуйте же его!
Прямо напротив моей «клетки» на возвышении находилась небольшая обзорная площадка, также забранная решёткой. На площадке располагался импровизированный трон из старого железа, с которой поднялся человек невысокого роста, в шлеме, украшенном стилизованными на манер крыльев ножами, которые крепились по бокам головного убора. Человек отсалютовал в сторону арены, и половина собравшихся поприветствовала «вождя» радостными возгласами, другая освистала его. Вклинился тот же голос, что не соглашался на обращение «господа». Теперь тот же человек выкрикнул: «К чёрту товарищей! К чёрту карлика!» — и вновь запустил камнем в репродуктор. Снова раздался дикий визг пополам со скрежетом, и диктор, прокашлявшись, продолжил:
— Сколько раз говорил — не пускайте вы этого психа на арену… Ребят, уведите его. А мы пока начнём самое интересное. О-опустить ворота!
Последнюю фразу он произнёс с выработанной годами интонацией, отчего толпа на трибунах разбушевалась в предвкушении поединка… которого, впрочем, не было.
Из ворот напротив меня неуверенно, затравленно озираясь по сторонам, вышла айн’кин женского пола — я определил это по более тонко, чем у меня, сложенному телу и отсутствию спинного гребня.
— Эй, — позвал я на родном языке. — Не бойся меня. Я не буду сражаться.
Из-за меньшей, чем у людей, эластичности голосовых связок наш язык отличался обилием свистяще-шипящих звуков, отчего неподготовленный слушатель мог воспринять речь как бессвязный набор шумов. Однако впечатление было бы обманчивым: по обилию фигур речи наш язык мог потягаться с любым земным.
Она испуганно взглянула мне в глаза. Она была меньше меня, видимо, совсем ещё молодая, она боялась даже существ своего вида. И немудрено — бандиты обошлись с ней как с опасным диким зверем, да и, вероятно, она, как и я, до нашей встречи была уверена в том, что она — единственная выжившая из рода айнов.
Она была около четырёх метров в длину, белая, почти альбинос, с серо-голубыми глазами. На правой стороне её лба имелся такой же порт, как у меня.
Я подошёл к ней и успокаивающе произнёс:
— Успокойся, я уверен, что вместе мы выберемся отсюда. Как тебя зовут? Я Фейд.
Я понимал, что моё поведение было довольно опасным для нас обоих: люди на трибунах жаждали крови, и нас вполне могли просто уложить на месте за уклонение от «прямых обязанностей» гладиаторов… чего едва не сделали. Вновь ожил репродуктор:
— Та-ак, что за нежности? Парни, пощекочите-ка их. Авось одумаются.
На площадках над ареной появились вооружённые люди, и я приготовился закрыть новую знакомую своим телом, но повисшую тишину прорезал истошный вопль:
— Мерки идут!
Тут же на поверхности прогремел взрыв, и толпы зрителей с криками и лязгом взводимого оружия хлынула к выходу. Про нас на время забыли напрочь, оставалось лишь сориентироваться и воспользоваться ситуацией. «Мерков», тех людей в чёрном, что пленили меня в первый раз, здесь боялись как огня, и не безосновательно: в недрах бункера грохнул взрыв, послышались крики боли, и на трибунах появились штурмовики в матовых масках.
— Давай за мной! — скомандовал я соплеменнице и ринулся в открытый выход с арены — возможно, электронный замок дал сбой, и тяжёлая дверь распахнулась.
Мы долго бежали по коридорам в поисках выхода наружу, то и дело распугивая рейдеров и безоружных людей, встречавшихся у нас на пути. С поверхности доносились звуки перестрелки и взрывов, периодически мы замечали вооружённые отряды обеих сторон. В такие моменты мы с моей спутницей скрывались в тёмных служебных коридорах, коих было предостаточно.
Так продолжалось где-то с полчаса, если верить моему компьютеру, пока нас не зажали в туннеле с двух сторон.
В том конце прохода, куда мы двигались, показались «мерки». Я хотел повернуть назад, пока они нас не заметили, но ловушка захлопнулась: за нами в помещение зашла группа бандитов с фонарями, которые осветили нас сзади.
— Валите отсюда, твари безликие! Эти ящерицы наши! — крикнул командир группы рейдеров.
— Сложите оружие, и вас оставят в живых! Любой, кто окажет сопротивление, будет ликвидирован! — стал угрожать предводитель «чёрных».
— Так мы точно не договоримся. Короче, парни, валите ящериц, и дело с концом.
На экране, вживлённом в сетчатку моих глаз, тотчас же вспыхнул индикатор смертельной угрозы. Моя надежда сбежать, пока люди будут заняты перестрелкой, испарилась: мишенью рейдеров становились мы. Я принял угрожающую позу и приготовился защищаться, попутно пытаясь привести в чувство белую, которая, казалось, обезумела: она сосредоточенно смотрела куда-то в пустоту и не реагировала на происходящее. Я набрал в грудь воздуха, чтобы попытаться снести плазменным залпом хотя бы один из враждебных отрядов. На принципы отказа от насилия было уже плевать. Я выбрал лучше вооружённых «чёрных» в качестве цели, рассчитывая, что рейдеры запаникуют, однако ими неожиданно занялась айн-альбинос. Её глаза вспыхнули голубоватым сиянием, и бандиты с криком схватились за головы. Я тоже на секунду «поплыл»: как оказалось, моя спутница обладала ничем иным, как боевой телепатией.
Мне ничего не оставалось, кроме как разделаться с мерками: они на секунду опешили, и мой залп накрыл всю группу. Я потянул за собой покачивающуюся белую:
— Давай, соберись, ты же не хочешь погибнуть здесь!..
Из туннеля мы выбрались на поверхность, под лучи палящей Сахары. Мы находились в котловане огромного карьера, и нас едва не накрыла рухнувшая от взрыва металлоконструкция, бывшая до этого радиовышкой. Неподалёку догорала пара самосвалов, которые бандиты переделали в боевые вездеходы. Основная борьба шла за комплекс административных построек, в которых рейдеры стоически оборонялись от мерков. Над всем котлованом гордо возвышался тридцатиметровый шагающий экскаватор, который каким-то чудом ещё не уничтожили. Его вид внушил мне опасение, что рано или поздно он всё же рухнет или взорвётся, и от нас ничего не останется, поэтому стоило поспешить с побегом.
— Лететь можешь? — спросил я всё ещё не отошедшую от последствий применения телепатии напарницу. Та едва кивнула, и я приготовился взлетать, однако увидел знакомую фигуру, которая сражалась с «чёрным» врукопашную.
Я хвостом отшвырнул оппонента Кристофера в сторону, и тот, запыхавшись, проговорил:
— И зачем я тебе сдался, Фейд? Тебе уже есть о ком заботиться, — он кивнул в сторону белой, — а ты меня спасаешь. Думаешь, я тебя прощу и дам вернуться к Лиссе? Не дождёшься!
Он выхватил из-за спины пистолет и выстрелил в меня в упор, а сам побежал в сторону стоянки на возвышении, где находились уцелевшие автомобили. Пуля из мелкокалиберного пистолета не могла сильно мне повредить — спасибо моему модифицированному телу — но она пропорола мышцу, и теперь мне было тяжело двигаться, а о полётах и речи не шло — система выкинула предупреждающее сообщение о том, что от пребывания в небе лучше воздержаться хотя бы на три дня. Но я пересилил боль, заблокировал сигналы потревоженных нейронов и обратился к спутнице, которая собралась ринуться вдогонку Кристоферу и отомстить ему:
— Пусть уходит. Он, может, и не лучший представитель человеческого рода, но он не заслуживает смерти. Полетели.
Я не стал следовать за Коуэллом, хоть и хотел вернуть жизнь в прежнее русло. Я понимал, что моё возвращение могло бы стать губительным и для меня, и для Лиссы — либо Кристофер меня бы пристрелил, либо нагрянули бы мерки, которые, как выяснилось, не оставляют неоконченных дел; не было сомнений, что цель их рейда на карьер — отбить меня у бандитов.
— Ты… Ты в порядке? — прошептала айн’кин. Её голос оказался слабым и тихим, как шелест ветра.
— Да, всё хорошо. Поспешим же.
Я расправил крылья и с трудом взлетел, покачиваясь. Полёт, прежде естественный, давался большими усилиями: порванная мышца не могла взять на себя часть нагрузки, и остальные работали на пределе. Спас налетевший попутный ветер, который помог развить высокую скорость и избежать пуль с земли.
Спустя четверть часа я всё же выбился из сил, и мы скрылись в подвале полуразрушенного ангара, чтобы передохнуть и выработать план действий. Как только я привалился к кирпичной стене полутёмного помещения, я с пугающей ясностью осознал, что идти мне некуда. Оставалась лишь одна надежда.
— Ты не помнишь, где находится ближайшее подземелье айнов? — обратился я к драконессе — я всё же смирился с этим обозначением, раз люди нас так воспринимают — которая дремала рядом со мной. Она выглядела полностью опустошённой, будто побег выжал из неё душу.
— А? Я… я не понимаю, — после паузы она неуверенно заговорила. Она боялась меня: судя по её эмоциям, она воспринимала окружающую её реальность как нечто чуждое, пугающее. Словом, её рассудок был искажён из-за мощных пси-способностей.
Я попробовал зайти с другого угла — чётко представил себе подземный санаторий, в котором побывали мы с Кристофером. Сработало: драконесса начала что-то обдумывать.
— Да, знаю. Час на восток, комплекс «Север-А4». Жилые помещения, биологические лаборатории. Законсервирован.
Теперь её тревога начала уходить, сменившись желанием помочь. Я удовлетворённо произнёс:
— Хорошо. Нам нужно попасть туда, там может быть что-нибудь, что поможет мне вылечиться. Ты со мной?
— Зачем? — радость так же резко сменилась на недоверие. — Комплекс законсервирован, чтобы не пускать посторонних. Ты посторонний, тебе туда нельзя.
— Ты знаешь, что хозяев комплекса больше нет? Думаю, они не были бы против, если бы я попросил у них помощи. А так как просить помощи не у кого, то, думаю, мы можем войти туда.
— Нет, мы не можем. Приказ «О правах доступа».
Она телепатически отправила мне текст древнего, утратившего силу документа. Однако он не стал мне помехой — просмотрев его, я парировал:
— А что, если я скажу, что у меня категория доступа 3+?
Выше 3+ была только четвёртая, категория, которую присваивали Старейшим — членам Старшего Совета, высшего правящего органа айнов. От моей категории «четвёрка» отличалась лишь полномочиями подписывать документы, имеющие силу закона, и управлять административным кадровым составом всех уровней. Я же со своей категорией имел доступ абсолютно во все помещения и комплексы, за исключением разве что личных покоев Старейших, имел право на личную охрану… Я даже мог быть судьёй и подписывать постановления, согласовывая их ещё с двумя айнами с такой же категорией. Если же говорить о насущном, я вполне мог бы устроить в комплексе «Север-А4» неплохую временную базу.
Реакция белой вновь была неожиданной: она склонила голову в поклоне.
— Высший… — так у айнов было принято приветствовать старших по рангу. Мне же эти титулы были ни к чему, поэтому я подошёл к спутнице, коснулся её лба своим и произнёс:
— Запомни, я — не высший, я — Фейд. А ты…
— Файра. Ты — Фейд. Я — Файра.
Наши взаимоотношения пошли на лад. Фай оказалась довольно сообразительной и ловкой, несмотря на свои странности. Пока я трое суток отлёживался, она охотилась в пустыне, то и дело принося тушки животных, которых тут же свежевала — она владела когтями лучше, чем я. Я же поджаривал мясо плазмой, попутно учась контролировать свою «боевую магию» — как оказалось, можно не только плеваться концентрированными сгустками, но и выдыхать пламя постепенно. Первую пару тушек я всё же испортил, попутно едва не взорвав нас обоих, но вскоре дело пошло на лад. В обмен на заботу я давал Файре то, в чём она больше всего нуждалась — общение.
По вечерам мы устраивались в углу поудобнее, она прижималась к моему боку, и я неторопливо пересказывал ей события, произошедшие со мной за время жизни с Коуэллами. Тоска по Лиссе ещё не обострилась — Фай на какое-то время заменила её — однако я не мог вспоминать человеческую девушку с равнодушием. Я тешил себя мыслью о том, что Лисса сильна духом, и моё исчезновение не скажется на её жизни.
Утром четвёртого дня ноющая боль в груди сошла на нет, и мы решили не откладывать рейд на «Север-А4». Позавтракав поджаренным накануне парнокопытным, мы с Фай покинули временное убежище. Сначала я постоял на пороге с десяток секунд, прикрыв глаза третьими веками, вновь привыкая к яркому свету Сахары, затем расправил крылья и потянулся, чтобы размять суставы.
— Ну что, Фай, по… Ап-чхи!
Песок, снесённый ветром, набился в ноздри, и я нелепо чихнул, заодно плюнув плазмой. Когда я обернулся к Файре, та каталась по земле и смеялась, впервые с момента нашего знакомства. Меня это порадовало: я сумел вернуть дотоле запуганную, забитую драконессу к жизни. Заметив, что я смотрю на неё, она, устыдившись своего веселья, села. Её лицо (не морда, предпочитаю термин «лицо» по отношению к разумным существам) выражало замешательство и смущение.
— Прости… — вздохнула она и виновато взглянула мне в глаза. Я подошёл и провёл передней лапой по её щеке.
— Да брось ты. Я и вправду выглядел забавно, так отчего же не посмеяться? Помни, мы равны.
— Хорошо. — Она приободрилась, встала и расправила крылья. — Летим?
— Летим, — я взял разбег и уже привычным движением оторвался от земли. Фай, несмотря на юность и меньшие размеры, не отставала, а наоборот, опережала меня, показывая дорогу.
До цели нам не хватило пятнадцати минут: внезапно небо посерело, налетел шквалистый ветер, несущий тонны песка, и грянула буря. Мы пошли на снижение, ориентируясь на небольшой городок впереди с расчётом укрыться в каком-нибудь здании, но порывистый шквал вынудил нас сесть прямо в песках. Населённый (когда-то) пункт мы потеряли из виду, найдя лишь хлипкое укрытие в виде полуразрушенного фермерского амбара. От ветра здание худо-бедно защищало, но песок был повсюду. Мы закрылись в пристройке, которая выглядела надёжнее, и приготовились ждать спада бури.
Под вой ветра мы, устав тревожиться, задремали, но нас бесцеремонно разбудили, широко распахнув дверь.
— Дьявол ветра… Это что за твари? Петерсен! — крикнул вооружённый карабином мужчина в куртке песочного цвета, когда открыл дверь в наше пристанище. Мы тут же вскочили, приготовившись защищаться, но моя эмпатия подсказала мне, что человек не испытывает желания сражаться, в его мыслях прослеживалось лишь любопытство с толикой настороженности.
— Что у тебя там, Макс? — ответил другой мужчина, постарше, с хрипотцой в голосе. — Опять новый вид?
— Да, две ящерицы с крыльями, обе метра по четыре.
— Агрессивны?
— Морды жуткие, в стойке стоят, но вроде как нападать первыми не будут. Подойди сюда.
Второй путешественник, бородач в кожаной куртке со стальными пластинами, посветил на нас фонарём — царил полумрак, на улице был поздний вечер.
— Да, интересно. Никогда прежде таких не видел. Давай уберём оружие.
Мужчины спрятали винтовки за спины и подняли пустые руки в жесте дружелюбия. Мы с Фай тоже сели, расслабившись. Я углядел на поясе Петерсена ничто иное, как синтезатор речи, и прошипел в меру возможностей своего природного голоса:
— Кх-с-синт… тезатор-х…
— Ба, Макс, да они говорить умеют. Ну-ка, что он может нам поведать? — бородач протянул мне знакомый аппарат с присоской.