— Что смотришь? — окрысился Иорвет, заметив взгляд Роше.
— Никогда бы не подумал, что ты обзаведешься семьей, — хмыкнул темерец и как можно ехиднее спросил. — Осел? Дом построил, скотину завел, вот-вот детишки пойдут?
Эльф презрительно фыркнул: Роше отлично знал, куда бить. Никогда он не сможет дать Дан не то что счастье, но хоть сколько-то спокойную жизнь. И если у самого Вернона оставалась цель — вернуть свободу Темерии и зажить, то у Иорвета не было уже ничего: идеальное государство построено, и чуждым там стал один из его создателей, его изгнали, и Даэнис и те, кто последовал за ним, не желая расставаться с командиром и считая изгнание несправедливым, обречены на бессмысленное существование, которое прервется только смертью. Альтернатив нет. Не осталось такого места, где бы Иорвету не вынесли смертный приговор.
— У меня нет семьи, — единственное, что он мог сказать. — У меня есть мой народ.
— Тот, который тебя изгнал, — кивнул Роше. — Наслышан.
— Не говори о том, чего не знаешь, — оскалился эльф. — И не ходи в лес, а уж если тебя туда занесет… то никогда не беги.
— Почему, у тебя инстинкт: кидаться на движение? — усмехнулся Вернон.
— Умрешь уставшим, — ласково объяснил Иорвет, и темерец, махнув рукой, направился к лестнице, где его уже поджидала Бьянка.
Иорвет остался внизу и, когда открылся первый портал, оказался прямо перед ним.
***
Кидать двимеритовые бомбы в порталы было идеей Йеннифер, но Геральт и Ламберт потом чуть не подрались, доказывая свое авторство. Кидать их было почти весело: Даэнис сверху расстреливала гончих до того, как те успевали приблизиться к ведьмакам; Иорвет не солгал и не преувеличил, пожалуй, она была на равных с ним в меткости, пусть и уступала в дальности стрельбы. Но порталов открывалось все больше, приходилось отступать и отступать…
Роше, оглохший от удара, поднял голову; ему показалось, будто он вынырнул из толщи воды. Вспышки слепили его, но он видел необычайно четко, как король Ольх тащит Цири за волосы в сторону портала; огромный рыцарь держит на весу Весемира; Геральт сразу против двоих, пытается прорваться к Цири, но его не пускают, Эскель перехватывает его взгляд, бежит к порталу вслед за Эредином, но его сбивают с ног гончие. И в этот момент между порталом и Эредином молнией мелькает черный силуэт, тормозит так резко, что взрывает ногами снег. Клинок Иорвета сверкнул, и Цири повалилась на снег, а король в некоторой растерянности посмотрел на волосы, оставшиеся в его ладони. Для эльфа отрезать волосы — все равно что отрезать себе руку.
Когда-то очень давно, когда Иорвет еще смотрел на мир двумя глазами, в лагерь привели связанного эльфа из лесных бандитов. Вернон Роше тогда впервые увидел такого живым, а не изуродованным трупом. Эльфа скрутили так, что тот едва дышал, а кольчуги не было видно за веревками, и привязали к столбу посреди лагеря за длинную черную косу, толстую, спускающуюся ниже пояса. Вернон всегда обращал внимание на девушек с роскошными волосами, но такой гривы не видел прежде ни у одной.
— Он на этой косе повеситься может, — хихикнул один из солдат, пока Вернон украдкой рассматривал пленника, который, почувствовав пристальный взгляд, немедленно уставился в ответ, недобро прищурив зеленые глаза.
— На ней и повесим, — отозвался второй.
Вернону стало стыдно, он был уверен, что эльф все слышит и язык прекрасно понимает. И несмотря на то, что это враг, он считал поведение соратников неправильным. Врага надо убивать, но нельзя отнимать его честь, а волосы, насколько он помнил, у aen seidhe играют особую роль.
Он читал об эльфских легендах и обычаях, знал, что по косам можно узнать, воин перед тобой или мирный: в целях самосохранения скоя’таэли отказались от вековых традиций. Но у этого пленного все было по древним военным правилам: три сплетенные косы сходятся в одну, убирая все пряди, что могут помешать видеть или стрелять. Тем более стало не по себе, когда утром Роше наткнулся на пустой столб с висящей на нем привязанной черной косой. Эльф тогда безжалостно отрезал свою гриву и сбежал, а сейчас отпихнул в сторону Цири и по кругу пошел обходить Эредина, заставляя его отвлечься от Цири и обратить внимание на него самого.
«Он не победит», — вдруг ясно понял Вернон Роше и, превозмогая доходящую до боли усталость, рванул на помощь чокнутому эльфу, который решил встать на пути самой судьбы. Над его ухом свистнула стрела, попала в доспех короля, но отскочила, и в тот же момент король наступил на нее, даже не заметив, его внимание было сосредоточено на Иорвете, который, страшно ругаясь и подрагивая мечами в обеих руках, продолжал лисьим шагом идти по широкому полукругу.
— Отойди, эльф, — искаженный шлемом голос короля пробирал до костей. — Я не хочу убивать детей старшей расы. Ни капля твоей крови, ни капля твоего пота не стоят жизни этой dho`ine.
Иорвет захлебнулся очередным проклятием, наступив на растерзанную тушу гончей и поскользнувшись на кишках. Эредин не дернулся даже, чтобы воспользоваться его слабостью, и Иорвет подозрительно прищурился.
— Сзади! — истошно взвизгнула эльфка прямо за Верноном, и Иорвет мгновенно пригнулся — над головой просвистел клинок Карантира.
Роше буквально почувствовал, как седеет: он не заметил во тьме и тенях навигатора Дикой Охоты в черных латах, а дальше что? Не заметит, как ему голову снесут и на пику наколят?
Даэнис привычно закинула руку, чтобы вытащить стрелу из колчана, но пальцы схватили лишь воздух. Пусто. Иорвет теперь стоял между двумя рыцарями Дикой Охоты, наставив клинки на обоих, но всем было ясно, что он не выстоит. Он поймал ее взгляд. «Не смей».
***
Дан раскинула руки в стороны, и в тот же момент два силуэта осветились привычным Иорвету, но слишком ярким светом. Вместо обычных мерцаний к рукам Даэнис потянулись два мощных потока, один входил в грудь Карантира, другой охватил лежащую навзничь Цири. Карантира отбросило назад на несколько метров, он теперь оказался прибит к стене потоком силы, которая концентрировалась уже вне тела эльфки, пульсируя и завихряясь вокруг нее. Сила больше в нее не вмещалась.
Открытые Карантиром порталы схлопнулись как один. Роше сбило с ног — он стоял слишком близко; Иорвет, воспользовавшись заминкой Эредина, ударил его мечом, но тот даже не повредил доспехов, тогда эльф пнул его, сбивая с ног, а сам бросился к Дан.
— Открой портал! — взвыла эльфка нечеловеческим от боли голосом. В глазах ее пылал огонь чужой и чуждой ей силы, когда она открыла рот, показалось, что она горит изнутри. Иорвет обнял ее, чувствуя, как эта мощь толстыми иглами пронизывает его насквозь, и выбросил руку вперед, обрисовывая ей круг. Портал появился, но он не был обычным, статичным, как порталы чародеев или Цири с Карантиром, он двигался, пульсировал и горел и медленно полз по земле, вбирая снег и скрытую под ним землю, оставляя борозду на полметра глубиной. Эредина он поглотил почти сразу, тот находился ближе всех, а потом двинулся к своим создателям.
Когда Даэнис и Иорвет оказались в белом огне портала, потоки силы от Цири и Карантира, поддерживающие портал, иссякли, и он исчез, оставив после себя черное, словно выжженное пятно на земле.
Битва сразу кончилась. Обессиленные Трисс, Йеннифер и Кейра, приняв роль простых лекарей, не в силах использовать чары, зашивали раны. Точнее, зашивали Йеннифер и Кейра, Трисс лежала в постели — щит вытянул из нее все силы. Цири едва переставляла ноги: ее хватало на пять шагов, потом она мягко валилась на пол. Ведьмаки молча передавали друг другу поочередно флагу со спиртом и склянки с зельями.
— Стоят в осаде? — тихо спросил Весемир у Геральта, когда тот доковылял до окна и посмотрел, чем заняты их враги.
— Лежат, — отозвался Геральт. Роше выглянул наружу: осада действительно расположилась вокруг замка, явно растерянная в ситуации единовременного отсутствия командира и возможности вернуться назад. Карантир лежал на расстеленном теплом плаще без шлема, раскинув руки, и смотрел в медленно-медленно светлеющее небо.
***
Осторожные шаги по лестнице услышали все, но настолько устали, что даже не повернули голов. Авалак’х остановился на предпоследней ступеньке и оглядел унылую картину перед собой, потом, продолжая держаться за стену, добрел до окна и посмотрел на эльфов. Даже если он и был удивлен, то ничем этого не выразил. Цири равнодушно посмотрела на эльфа и отвернулась. В ней не осталось сил даже на приветствие.
К вечеру Геральт пришел в себя настолько, что смог сесть и подробно объяснить пропустившему всю битву Авалак’ху, что произошло и почему Цири и Карантир без сил лежат пластом и едва шевелятся. Креван сел на постель рядом с Цири — Геральт протестующе нахмурился, но промолчал, решив, что все равно он рядом, ничего не допустит — и заявил, что налицо полное истощение. Что-то подобное много лет назад произошло в лаборатории самого Авалак’ха…
— Не может быть, — эльф вдруг резко выпрямился, глядя перед собой остановившимся взглядом, еще раз внимательно посмотрел на Цири. — Это невозможно.
— Что невозможно? — поинтересовалась Йеннифер, наблюдавшая за происходящим от дверей.
— Как выглядела эльфка, которая сделала это? — Креван повернулся к чародейке. — Я знаю лишь одну, кто обладает подобными способностями, но она мертва. Должна быть мертва. Потому что если она жива, Эредин не оставит от этого мира камня на камне.
Йеннифер пожала плечами.
— Она ходила в маске, мы видели только волосы и глаза, — ответила она. — Впрочем, раз она чародейка, то могла и поменять внешность.
— Она не чародейка, — Креван поднялся на ноги, пошатнулся, но удержал равновесие. — И не знающая, она… мы называли ее Феникс.
— У вас там что, все свернулись на птицах? — тяжко вздохнул Геральт. — Ласточка, Феникс, этот Эредин — Ястреб. Что с вами не так?
— Невозможно, — Авалак’х снова наклонился над Цири. — Надеюсь, это обратимо, все же в этот раз источников силы было два, с другой стороны, Феникс была в ярости и отчаянии, когда брала их силу.
— Ты можешь объяснить?! — теряя терпение, рявкнул Геральт.
— Нет, — сразу ответил эльф, поднимая глаза. — Это необъяснимо. Но я попробую показать.
***
Видение, в которое вступили все защитники Каэр Морхена, походило на чародейскую иллюзию. Здесь были даже запахи и ощущение ветра, но фигуры проходили сквозь наблюдателей, не замечая их, вели свою собственную жизнь, и, стоя посреди, Авалак’х вел свое повествование.
— Мы всегда знали, что мир Ольх — не единственный мир, населенный эльфами, хотя и не получали вестей от других миров с тех самых пор, как утратили способность открывать двери из своего в другие. Наш мир стал безмолвен с приходом покоя и утратой дара Старшей крови. Мы молчали и не чувствовали своего бесконечного одиночества, пока однажды на реке красный всадник не встретил у реки деву с серебряными волосами.
Она пришла из иного мира, мира песен и легенд, в который, мы верим, что попадем после смерти, потому что нам надо во что-то верить. Она не испугалась красного всадника, не попросила о помощи, а предложила ему спешиться и отдохнуть, пока она напоит его коня.
— Эти эльфские сказки меня в сон вгоняют, — шепнул Геральт Йеннифер и протер глаза. Цири пихнула его в бок.
— Мне интересно!
— Гостья говорила на неведомом нам языке, но Старшую речь тоже знала и сумела объяснить красному всаднику, что попала в мир Ольх по случайности: разорвалась ткань времен в ее мире, восстал из мертвых тот, кому не суждено жить и нарушил закон мироздания. В лесу, где жила прежде гостья, пробудилось зло, и дева, владеющая силой Феникса, не смогла удержаться. Стремясь помочь тем, кто боролся со злом, она взяла на себя часть его силы, но ее светлая природа отторгла ее, и она оказалась в пространстве между мирами и ступила в тот мир, что показался ей смутно знакомым. Это был мир Ольх. Но Феникс потеряла всю силу, а в нас уже не было той, что могла помочь ей вернуться.
Перед лицами слушающих разворачивалась прекрасная в своем покое картина. Высокий всадник в алом плаще, усадив перед собой девушку, вез ее по дворец. Цири это напомнило, как она сама попала в мир Ольх, как пожирал ее глазами Эредин — о, теперь она понимала причины. Пусть она была человеком, но цвет волос точно напомнил Эредину о гостье из другого мира.
— Дева осталась во дворце, — Авалак’х махнул рукой, и изображение сменилось. Эредин без доспехов, стоя по пояс в воде, задрав голову, смотрел на сидящую на изящном тонком мосту девушку. Та отложила в сторону книгу и, нагнувшись, погладила его по голове. Шлейф ее платья спустился до поверхности воды и намок, но оба не заметили этого. — Мы задумались над геном Старшей крови и тем, какие возможности открываются перед теми, кто владеет пространством и временем.
Красный всадник гарцевал на площади, и громадный вороной конь хрипел, роняя пену. Железной рукой усмирив бешеного коня, он спешился и шагнул навстречу эльфке, которая ласковым и покорным жестом обняла его за пояс и прикрыла глаза, подставляя лицо для поцелуя. Она отличалась от других эльфов, и Цири сейчас ясно это видела: ее черты были более мягкими, она вся словно сияла, наполненная внутренним светом, в то время как у прочих эльфом всегда нечеловечески яркими были лишь глаза, прекрасные лица казались неживыми. Всадник целовал ее в губы, не закрывая сияющих и каких-то мертвых, как показалось Цири, глаз.
— Пожалуй, Эредин познал любовь с ней, — ровно сказал Авалак’х, вновь меняя картину. Эльфы стояли под золотой аркой, руки их были связаны шелковой лентой, но они еще сплели пальцы и то и дело бросали друг на друга взгляды искоса и скрывали улыбки, став похожими на озорных юных людей. Непривычно и противно было видеть выражение полнейшего счастья на лице Эредина, когда тот развернулся от короля и обхватил обеими руками теперь ставшую его женой бледную девушку с синими глазами, сцепил руки, словно кто-то мог пытаться отнять ее у него. Цири осмотрела гостей пышной свадьбы — в первом ряду заметила Авалак’ха вместе с Ларой, те сдержанно улыбались, касаясь друг друга локтями, но ни разу не пересеклись взглядами. — Это был год, недолгий год расцвета.
Изображение сменилось. Прекрасная гостья, одетая по обычаям Тир на Лиа, сидела на раскрытой постели, в которой лежал, откинув руку в сторону, самый главный кошмар Цири, нынешний король Ольх. До горла покрытый витиеватыми татуировками, он был погружен в магический сон, а рядом стоял… ну конечно же, Авалак’х. Хоть что-то происходит в мире без него?
— Она попросила меня показать воспоминания Эредина о том, что он делает в других мирах, — стоящий рядом с Цири настоящий Креван внимательно смотрел на себя эфемерного. — Я исполнил просьбу, и она отшатнулась от своего супруга с презрением. Лучше бы с ненавистью.
— Как Эредин мог попадать в другие миры? — озадаченно спросила Трисс. — Ведь Карантира тогда еще не было.
— Карантир не первый мой удачный эксперимент, — усмехнулся Креван. — Кхиламин появился раньше и был во всем лучшим. В нем была та же сила, что и в тебе, Цири. Феникс знала о том, кто проводит ее супруга в другие миры, и нашла Кхиламина, когда тот пытался объездить коня. Она всегда была несдержанна, но добра, уверен, она не желала такого исхода.
Перед глазами свидетелей возникло жуткое зрелище. Светловолосая эльфка словно горела заживо, вытягивая всю силу из мальчика, которому на вид было не больше человеческих десяти лет. Авалак’х плел сеть какого-то заклинания, но золотые искры на его пальцах смелись бушующим огнем; из дверей выскочил Эредин в чем был — в едва затянутых на поясе штанах, попытался дойти до нее, схватить за руки, остановить, но Феникс, глядя на него полными слез глазами, создала над головой трепещущий, живой портал, похожий на тот, который появился под рукой Иорвета. Портал поглотил ее, оставив выжженный круг на белых камнях площади. Кхиламин упал наземь, и взбесившийся конь убил его прежде, чем Эредин успел его схватить, а Креван — остановить магией.
— Карантир не получился совершенным, он не может открыть дорогу в междумирье, он появляется сразу, — спокойный голос Авалак’ха ввинтился в сознание Цири, на которую обрушилась такая тишина, что хотелось умереть. — После ухода Феникс началось увядание нашего мира, и его осень теперь подходит к концу. Скоро начнется зима. Эредин убил свое счастье и был проклят за это, и сердце его окаменело, но он желает жизни своему виду, потому ему нужна ты, Цирилла. Он ожил, когда узнал о тебе и надежде, которую ты можешь даровать. Эредин долго искал тот самый прекрасный рай, и для этого готов был на все: использовать тебя, твоего ребенка, кого угодно, только бы прийти в мир, который подарил ему его любовь, но теперь он, кажется, отчаялся снова, и Эредину нужен просто новый мир, желательно, чтобы он был пуст.