— Рассвет и упадок Темных Сил, — прочитал я вслух, стараясь не удивляться больше, чем следует. — А я-то тут при чем?
— Ты, Гарри, в младенчестве победил Сам-Знаешь-Кого, — голос великана из торжественного перешел в мрачно-испуганный тон, но я в тот момент был обескуражен ответом.
— Кого я знаю? В смысле — кого я победил?
— Ну был волшебник, злой, ужасный, мы не произносим его имени, а называем Сами-Знаете-Кто.
— Что, настолько он был страшен, этот Сам…? Ну ты понял.
— Да-а, странно, что ты ничего не знаешь… — он стукнул ладонью себя по лбу и скривился, звук шлепка разнесся по всему обезьяннику: — Ты извини, запамятовал я, ты ведь с маглами рос.
— С кем?
— С маглами, мы так неволшебников называем — люд простой.
— Ладно, оставим эти вопросы до лучших времен. Но у меня есть другой: ты-то как сюда попал?
А вот здесь я выпал в осадок, ибо лицо здоровяка покраснело от стыда, и он начал мять полы плаща в попытках занять руки.
— Ну, эт, понимаешь, я, э-э-э… — он стеснялся и был слегка сконфужен нежеланием давать ответ.
— Ясно, это твои дела, — и, сделав хитрое лицо: — Как выбираться будем, напарник?
— Гарри, хоть это и благородно, но не стоит. У тебя могут быть проблемы с опекунами, они ведь завтра тебя заберут. А у меня есть свои пути.
— Хагрид, ты давай не выкручивайся. Мне нужен контакт, знакомый, короче взрослый волшебник, что расскажет о вашем мире и хотя бы покажет, где и что можно купить в школу.
— О-о-о, точно, тебе же одиннадцать исполнилось!
Он впопыхах начал рыться у себя в карманах, снова извлекая горы мусора и странных вещей.
— Вот жопа… — ответил я на уханье совы, извлеченной из плаща.
— Не выражайся, мал еще словами такими бросаться, — он нахмурил кустистые брови, посматривая на меня и вновь обшаривая карманы в поисках чего-то, в то время как небольшая сова спокойно чистила перья, подпрыгивая на полу и слегка ухкая.
— Ой, да ладно тебе, я такого никогда не видел. А сова тебе зачем? Тем более в кармане.
— Почту они носят… Вот ты где! — он выхватил обрывок пергаментной бумаги и снова захлопал себя по карманам в поисках писчих принадлежностей. Выхватив баночку чернил, он обозрел камеру с горы мусора на полу и бросил взгляд на сову: — Гарри, ты, э-э, не мог бы перышко попросить у Бипа? У меня пальцы слишком большие, клок вырву… — он был смущен своей просьбой, на что мне пришлось снова вздохнуть и, присев на корточки, обратиться к сове с просьбой:
— Бип, дай перо, пожалуйста, — сова просканировала меня своими огромными янтарными глазами и расправила крылья, призывно помахивая левым — словно Рей Джонс перед ударом, что отправит его оппонента в нокаут. — Хагрид, он на бой меня вызывает или как? — на что здоровяк улыбнулся и, хекнув — что было расценено мной как смешок, — указал на крыло:
— Маховым делится, видишь, болтается одно. А я-то думаю, почему его направо заносит при посадке, мешает малышу… — нежно вытащив указанное бурое перо, я сказал «спасибо» не обращающей внимания на меня сове и передал его здоровяку.
Положив на коленку обрывок пергамента и макнув в чернильницу перо, он корявым почерком, помогая себе вслух, начал писать короткую записку:
— Дорогой Директор, со мной все в порядке, надеюсь, у вас все хорошо. Я встретил Гарри Поттера. Если вы не против, то я бы хотел провести ему экскурсию и приобрести школьные, э-э-э…
Он начал чесать затылок в поисках правильного слова, так что пришлось ему помочь:
–Принадлежности.
— Спасибо, Гарри, — он опять смущенно улыбнулся и продолжил писать, а я подумал, что пусть он и выглядит устрашающе, да и не слишком он образован, так сказать, но он все же добрый малый, ну в смысле большой.
Закончив писать, он пару раз дунул на лист, чем еще сильнее размазал текст, и свернул его трубочкой, привязав сове на лапку. Она недовольно посмотрела на него и, попрыгав, проскочила через решетку, побежав по коридору словно обычная курица. Это подняло такую бурю смеха из моей груди, что и великан не выдержал и начал смеяться.
Снова стук по решеткам и приглушенный полувскрик:
— Сова? Что за… — шаги приближались к нашей камере. Появившийся полисмен с перепуганными и заспанными глазами уставился на меня: — Парень, ты тоже видел сову?
С удивлением посмотрев на притихшего Хагрида, я сделал самое обалделое лицо и ответил:
— Нет, а что, здесь была сова?
— Привиделось, наверное, — хмуро посмотрев на мое лицо, он ткнул в меня пальцем: — Не шуми больше, ты слишком громкий для ребенка. Понял?
Удивленно покивав, я снова посмотрел на смущенного Хагрида, и, глянув на полисмена, попытался более убедительно ответить:
— Да, извините, больше не буду. Но тут слишком скучно…
Вздохнув, офицер махнул на меня рукой и, развернувшись, пошел в дежурку, напоследок бросив:
— Я тебе журнал принесу.
— Не вернется он, — Хагрид снова забасил слева от меня, перестав изображать мышь.
— Он разве тебя не видел? Почему не вернется? Как ты вообще сюда попал? — вопросы полились как с рога изобилия, так как меня снова прорвало. Начав шипеть и махать на меня огромными ручищами, он добился тишины:
— Все, тс-с-с, у меня артефакт противомагловский есть. Не обращают внимания они на того, у кого такой есть, да и забывают сразу же.
— Тогда как ты сюда попал? Странно все это… — он опять заалел, начав мять плащ.
— Забыл я о нем, вот и попал в передрягу, это, э-э-эм…
— Ладно, проехали.
Я начал зевать, что сразу же заметил великан. Он снял свое огромное пальто и, завернув меня словно гусеничку, пожелал спокойной ночи, напоследок добавив:
— Ты это, не пугайся, если внутри что-то зашевелится, кажется, я парочку мышей там забыл…
Но я уже не слушал, так как провалился во тьму сновидений.
========== Глава 5 “Дырявый Котел” ==========
Проснулся я от того что, запор камеры щелкнул особенно громко: разлепив глаза и поежившись от холода, я увидел заспанного констебля и дядю, что на диво был энергичен.
— Который сейчас час? – сонно пробормотал я, подпрыгнув с лежанки.
— Семь утра, если быть точным – семь тридцать пять, – дядя, энергично улыбнувшись, подбежал ко мне и, взяв под руку, повел на выход. – Спасибо вам, офицер Брэм, это послужит хорошим уроком этому шельмецу, - он дал мне легкий подзатыльник и под одобрительный кивок полисмена вывел меня из участка.
Меня так и подмывало вырваться из его цепкой хватки и во весь голос заорать, рассказывая настоящую историю событий, но эта мысль не успела укорениться в моей голове, как я вспомнил вчерашнюю ночь. Как меня, испуганного и обескураженного, посадили в клетку к огромному бородатому Хагриду, он меня испугал, но не стоит судить по обложке – здоровяк оказался добродушным, и, самое главное, он знал о мире магии. Он был готов меня отвести туда – но исчез, как и его пальто, в чьих бесконечных полах я заснул спокойным сном. Мне стало казаться, что этого всего не было, что подтверждали невидящие ничего взгляды полисменов в сторону Хагрида – его для них не существовало, и это напугало меня: вдруг я душевнобольной, и все странные вещи, что оказались в итоге магией, а также встреча с представителем того мира, в котором жили мои родители – все это в моей голове…
Это ужасно подавляло безысходностью осознания, что я псих. Всю дорогу, которая продлилась пару часов, я молчал в противоположность дяде – он трещал как старый кухонный комбайн, я давно его таким не видел. Расфокусированный взгляд зацепил дорожный знак, который гласил, что мы только что въехали в черту Лондона. Страх, непонимание и накатывающая паника – вот то, что я испытал, увидев его. Срывающимся голосом ворочая обессиливший язык, я просипел:
— Куда вы меня везете?
Дядя изумленно посмотрел на меня в отражение зеркала заднего вида и тут же снова начала весело щебетать:
— Ты чем слушаешь, племянник? Сегодня утром нам пришло письмо из этой твоей школы. Я везу тебя в Лондон, там тебя встретит провожающий – и мы не увидимся целый год! Да, целый год без твоих шалостей и чертового волшебства! Целый год, да, сэр, целый год!
Мысли о том, что он сошел с ума, не тронули моей души. Не сказать, что я их ненавидел, но червячок, сидевший в голове, говорил, что все это к лучшему – они ведь не моя настоящая семья, у них есть свой собственный ребенок, которому все же стоит уделить больше времени и наконец начать воспитывать по-человечески.
Я всегда был обособлен, всегда себе на уме. Были моменты, когда я мыслил как взрослый, в другое время я был глупым ребенком, что только открывает мир перед собой.
Я понял, что мое одиночество было следствием поиска своего места в этом мире. Это понимание свалилось на мою голову огромной лавиной, что должна была погрести мое сознание под толщей льда и снега, но в итоге стащила за собой огромный пласт ненужного мусора. Я начал глупо улыбаться, ведь все стало ясно и немного понятней: те воспоминания о ночи, когда все изменилось, навевали грусть и детскую обиду, граничащую с невыносимой яростью и болью. Я осознал, что все было правдой: все, что случилось в ту ночь, все, что происходило после, и то, что было вчера. Машина резко остановилась так, что меня мотнуло вперед, и я ударился лицом о спинку сидения впереди. Буря, что клокотала в моей груди, вырвалась на свободу: я обзывал Вернона и всю его семейку всеми дрянными словами, что знал, в то время как он, не переставая улыбаться, вытащил меня из машины, нырнул в салон, подняв поломанные пополам очки, всучил их мне, пританцовывая захлопнул дверь и засеменил к багажнику. С тихим грохотом на асфальт упал старый чемодан. Он подтащил его ко мне под удивленные взгляды прохожих, истерически улыбаясь. Даже не попрощавшись, он нырнул в нутро машины и дал по газам так резко, что визг покрышек был слышен на всю улицу. Покрутив головой, я мало что увидел: размытые пятна людей и машин, что сновали взад-вперед, не обращая на меня и грамма внимания. Надев поломанные пополам очки, я добился прояснения картинки. Осоловевшим взглядом озираясь вокруг, случайно зацепил странно выглядящего прохожего – он вышел из переулка напротив, словно он только что там оказался. Пригнув голову и бросая дикие взгляды по сторонам, он кутался в странное пальто, что напоминало смесь плаща и пончо, но не это было его отличительной чертой: фиолетовый тюрбан на его голове был огромен и притягивал взгляды прохожих. Но все вдруг изменилось. Дойдя до старого паба с почерневшей от времени вывеской, он стал всем безразличен – люди словно куклы под чутким руководством кукловода повернули свои головы в другие стороны, оторвав секунду назад намертво прикованные к странному прохожему взгляды.
— Странный паб, – пробормотал я, оттащив чемодан к стене дома, у которого меня вышвырнул дядя.
Попытавшись сделать самый невинный вид, я начал следить за странным пабом, на который никто не обращает внимания: он был втиснут между магазином одежды и лавкой музыкальных дисков и пластинок.
Так вот я и стоял в попытках не привлечь внимания, при этом держа двумя руками дужки с разделенными линзами на манер бинокля.
— Чего это ты стоишь на улице, Гарри? – гудок басовитого голоса Хагрида заставил меня подпрыгнуть и чуть не броситься наутек. Зашипев на него рассерженной кошкой, я спрятал сломанные очки в карман и ткнул ему пальцем в колено жестом обвинения:
— Ты исчез! А потом дядя сошел с ума, выбросив меня посреди города прямо из тюрьмы! Теперь ты еще и подкрадываешься… Смерти моей хочешь? – с каждым произнесенным словом злость уходила, а взгляд великана смурнел, под конец он был готов зарыдать, так что пришлось взять себя в руки, ведь я не хотел обидеть его. Ладно, хотел, но уже не хочу.
— Прости, Хагрид, тяжелый день, ты извини, что я сорвался…
— Все в порядке, – он шмыгал носом, доставая огромную скатерть Франкенштейна – свой носовой платок. Утерев набежавшие слезы, он махнул рукой и пошел прямо через дорогу и редкий поток машин, что сигналили ему в бешенстве.
Проводив его удаляющуюся фигуру, я резко схватил ручку чемодана, припустив за проломом, что сделал ледокол со звучным именем «Хагрид».
— Ну стой же, я не хотел тебя обидеть, правда! Извини, пожалуйста! – вырвавшись прямо перед ним, я выставил руку, пытаясь его остановить. Как только мы пересекли тротуар напротив паба, все тут же забыли о нас, потеряв интерес.
— Не извиняйся, это моя вина, – шмыгнув носом, он начал реветь словно маленький пароход каждую секунду, сморкаясь в огромный носовой платок, сшитый из множеств лоскутков разной ткани – как по фактуре, так и по цвету.
— Ну не хватало мне ребенка успокаивать! Пусть еще такого здорового… Между прочим, я сам еще ребенок, – пробурчав это себе под нос, я решительно всучил тяжелый чемодан в лапищу великана и, взяв его за вторую, за палец, если точнее, повел внутрь.
Он вроде взрослый мужик, по примеру расстроенного дяди нужно ему налить стакан бренди. Хотя… Я смерил его оценивающим взглядом и, смотря на его заплаканную косматую рожу, понял: никаких стаканов – ведро.
Дверь призывно скрипнула, и мы вошли в полутемное помещение, залитое редким светом свечей. Публика здесь была бомжеватого вида, встречались индивидуумы, похожие на клоунов или жертв автокатастрофы с участием фуры, везущей страусов-мутантов, нескольких машин, заполненных краской, и целым автобусом вусмерть пьяных футбольных фанатов.
К нам тут же повернулись все лица, и в тишине, что накаляла и так нездоровую атмосферу, я не придумал ничего лучше, как выгородить плачущего гиганта:
— Ему альбатрос в глаз попал, здоровяку хоть бы хны, а птичку жалко… – все тут же, потеряв интерес, начали вновь заниматься своими делами, кто кивая, а кто просто улыбаясь на мою исповедь – я был в шоке. Как это могло сработать?
— Тебе как обычно, Хагрид?
— Не-ет, у меня дело… – стукнув великана по коленке – выше не доставал, – я потащил его к барной стойке и к мужчине жутковатого вида, что протирал и так грязный стакан грязной же тряпкой.
— Давайте ему как обычно, двойную дозу, у него горе, – на что жутковатая харя обтянутого бледной кожей черепа хихикнула жутковатым смехом старого бульдога-паралитика, блин, словно старые ставни колыхнулись на ветру, издавая скрипы:
— Да-а, Хагрид любит животинку…
Поставив перед ним стакан размером с ведро, он начал сливать туда несколько бутылок с разными жидкостями, делая убойный коктейль. С трудом пододвинув стакан к усаженному на ветхий стул великану, я твердым голосом приказал:
— Пей!
Первые десять минут были судорожные глотки и вздохи со сдавленными рыданиями:
— Мне поручили ответственное дело, а я так радовался, что полезен, и забыл тебя предупредить. Еще и с Конфундусом напортачил – твой дядя, скорее всего, еще пару дней отходить будет, ты перепугался, наверное… – дальше был пьяный лепет успокоившегося гиганта. – Я же тебя помню вот такусеньким… И-ик. Когда твоих маму и папку убил Вол… И-ик. Волде…И-ик, – махнув рукой: – Сам-Знаешь-Кто. Я первым прибыл в твой разрушенный дом. Дамб-и-ик, Алп-с-с Даблдор послал меня забрать тебя и-ик…
Сначала мне было стыдно за его поведение, но потом, прислушавшись к пьяному болтуну, я узнал много интересного. Все было так хорошо, пока с глухим ударом его лоб не встретил столешницу – и снова тишина. Испугавшись, я встал на стул, чтобы дотянуться до его шеи проверить пульс – но храп меня опередил.
— Вот же жопа!
Том, бармен паба “Дырявый Котел”, махнул рукой в глубь зала, и два паренька с измученным видом обреченных на смерть, закинув огромные руки на плечи, потащили гиганта наверх по ступенькам:
— Мистер Поттер, я рад нашей встрече, пусть наше знакомство и пришлось на такой тяжелый момент, – шепотом произнес он. – Все же могу ли я Вам чем-то помочь?
С благодарной улыбкой за понимание и поддержание моего инкогнито я так же шепотом обратился к нему:
— Да, спасибо, очень приятно. Мне бы попасть в Косой Переулок, и да, у меня нет денег заплатить Вам за выпивку, но я, как только смогу, отдам…
— Не стоит, это очень благородно и честно с вашей стороны, но я предпочту выставить счет Рубеусу. Но насчет денег – Вы не совсем правы, я уверен, что Ваши родители – да пребудут их души в покое – оставили Вам наследство.