Она была удивлена, увидев его на пороге своего дома ― мокрого, поскольку тогда был дождь, но, благодаря сестрам немного разбирающихся во флориографии, с небольшим букетом красных тюльпанов, являющимися безмолвным признанием в любви. Она разрешила ему войти и остаться в ее жизни на долгий год.
Потом… потом были чувства. Роман не знал, когда они появились у нее. Ему хотелось большего, хотелось владеть той, что была свободна. Той, чья необыкновенная женская сила спала, но просыпалась от его желания. Или же: от него самого. Ему хотелось владеть этой девчонкой, как своей вещью, но одновременно с этим он хотел видеть в ней особый дух.
Она чертовски хороша. Он помнил, как она кричит, как стонет, как извивается под ним. И он знал, что это не ради его прихоти. Она была настоящей. Если он упырь, это не уменьшает его эго, как мужчины.
Сначала он полюбил все, что связано с нею, а потом ― ее саму. Да и о любви разговор, в общем, и не сразу пошел, Талия просто была рядом. Он просто приходил к ней домой и брал ее на столе. Потом он молча курил, пока та одевалась. Она спрашивала, что произошло за день, рассказывала о своих делах. Он ее слушал, пытался давать какие-то советы, но получалось плохо.
Это было нормой.
Они редко говорили о своих отношениях, да что там, об отношениях они вообще не говорили. Все разговоры всегда заканчивались сексом. Ему нравилось, когда Янссен спала рядом, а он прижимал ее к себе. И Талия так мило улыбается во сне, что Роман мог любоваться ею часами, но нет.
Роман Годфри привык, что по утрам она готовит тот самый кофе, что они пили в первый раз у нее в квартире. Вкусный кофе и тосты. Ему всегда было хорошо с тобой.
Лавр не ходила с ним на тусовки, но всегда встречала после них. Они мало говорят — если только за завтраком, ужином и после секса. Все. На этом их общение ограничивается. Но, несмотря на это, он знал ― и знает ― о Талии все: какие цветы она любит или каким оттенком помады пользуется, кто ее друзья и какие у нее тараканы в голове.
Роман знал, что «они» ― не навсегда, но все же ему не нравилось, когда Талия была с другим. Особенно его бесило, когда чьи-то руки прикасались к ней. Талия только его, и к ней может прикасаться только он.
Годфри никогда не говорил ей, что любит ее. Но Талия все равно это знала, понимала и любила. Роман знал, что любила, хоть Талия тоже и не признавалась. Он ничего от нее не таил, но всегда боялся увидеть ее слезы, хотя Талия скорей бы ударила его, чем заплакала.
И она знала о нем все: что он любит и в каких количествах. У них не было пылких признаний в любви, просто однажды она спросила:
― Хочешь, я просто буду рядом. ― и он согласился, потому что Талия Лавр ему нужна. Он любил ее внешность, ее походку, ее одежду и даже ее запах. И со времен он полюбил ее целиком.
Он бы отдал за Талию все. Чтобы она не просила, он давал Лавр это. Может быть, Роман ее избаловал, но она — его. И этим все сказано.
У них бывали ссоры, как же без них? Там было все: и тарелки, и побои. Они быстро мирились, потом странно шутя про это. Одна из таких ссор сильно потрепала чувствительные ― как оказались ― перышки Янссен. Она не хотела не говорить с Романом, ни видеть его. И когда он буквально выбил дверь в ее квартиру, готовый к волнам истерики, она спросила его, тихо и без особой надежды:
— Ты любишь меня?
Роману на раздумья даже миллиардной доли секунды не нужно. Он ответ на вопрос заранее знал еще с того мгновения, как Талия впервые в поле его зрения появилась, впервые заговорила, а про первую улыбку, ему адресованную, и речи нет. Годфри на Лавр смотрит, и она это чувствует прекрасно, и смотрит в его глаза в упор своими. У нее они черные, напоминают глубины болота. Страшно. Это тупо, наверное, но правда.
— Да.
Талия резко выдыхает и на Романа смотрит, взглядами с ним пересекаясь. А потом улыбается; не криво, наигранно, натянуто, как обычно, а искренне. Слабо, но искренне. И пускай Роман даже не спросил, но Талия уже отвечает:
― Я тебя тоже.
Вторая их ссоры была куда менее скандальной, но именно после нее Талия исчезла. Роман не привык мириться первым, все само собой у них с Талией раскручивалась. А тут она не появлялась в школе и не связывалась с ним около пяти дней. Роман ― засунув свою гордость максимально далеко и чувствуя испытывающий взгляд матери ― пришел к ней сам. И не нашел. Талии и ее немногочисленных вещей не было. Была только записка, лаконичная, в ее стиле: «Я уехала с другим. Не ищи меня. Прости».
Он не знал, с кем она уехала, но он ее лихорадочно искал. Не нашел, или, может быть, не хотел. Она подарила ему год и отняла два. А сейчас вернулась. Чтобы снова быть с ним, или чтобы издеваться?
«― Она сказала, что ей нужна твоя помощь.» ― вспоминает Годфри слова своего друга. Насколько гадской должна быть ситуация, если сама Талия Аэйрон Лавр прости помощь?
Роман знал, что готов ей помочь.
― Ты опоздаешь в школу. ― замечает мать. Роман усмехается.
― Знаешь, а я не сразу понял, что она уехала из-за тебя. ― выплёвывает он. Оливия смотрит на сына без эмоций, а потом говорит:
― Не обвиняй меня в том, что твоя шлюха сбежала.
Но Роман знает, что Оливия Годфри виновата в отъезде Талии. Не важно как, но он узнал. И когда Талия снова будет с ним, он придумает, как отомстить.
☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿
Талия сбегает вниз по лестнице, на ходу застегивая последние пуговки на блузке. Вбежала на кухню.
― Доброе утро. ― говорит Талия. Мужчина за столом ей кивает. Ему было около пятидесяти, возможно больше. Это был высокий и крепкий мужчина с оливковой кожей, темными волосами и темно-голубыми глазами, такими темными, что могут быть ошибочно приняты за черные. У него так же опрятно подстриженная борода.
― Доброе, Талия. ― отвечает он, просматривая какие-то бумаги.
― Что это? ― заинтересованно спрашивает девушка, наливая себе кофе.
― Кое-какие бумаги по работе. ― коротко отвечает он. ― Как дела в школе?
Талия сглатывает и бегает глазами от одного предмета к другому, стоя спиной к своему собеседнику. Не отвечает, но чувствуя, что мужчина продолжает прожигать ее внимательным взглядом, все же дает короткий ответ:
― Все хорошо.
― Прекрасно. ― тут же откликается мужчина, с явным удовольствием возвращаясь к бумагам. Не то чтобы он совсем не любил разговаривать со своей сожительницей ― фиктивной женой, надо было начинать называть вещи своими именами ― но Талия всегда держалась от него в стороне. Ее понять можно было, но мужчина искренни надеялся, что в свете произошедших событий они могут доверять друг другу.
― Кстати, мой брат приезжает со дня на день. ― внезапно добавляет мужчина. Талия резко выдыхает, словно ее ударили и скрепит зубами. Она вдыхает. Судорожно пытается загнать в свои легкие как можно больше холодного воздуха. Мужчина делает вид, что ничего не замечает и продолжает смотреть в бумаги, сверяясь с цифрами.
Фергус Эрденко ―известный бизнесмен. Не так давно он с семьей попал в аварию на поезде. Его жена Элизабет и две дочери умерли на месте, сын ― по пути в больницу. Сам он навсегда остался прикован к инвалидному креслу. И это, наверное, была единственная причина, по которой его жена Талия Лавр не сбежала от него, хотя запросто могла это сделать. Талия могла строить из себя стерву сколько угодно, но и благородия в ней было достаточно. Хотя, в случае Фергуса, это была скорее жалость. Но его устраивало даже подобное чувство; его самые дальние родственники решили ухаживать за ним, только ради денег. Талии же было словно плевать на все его акции и доход, да она и не знала, что в завещании ровным подчерком вписано только одно ее имя.
Талия быстрыми глотками, обжигая горло, выпивает кофе. Потом быстро споласкивает чашку.
― Обед и ужин в холодильнике. ― говорит она. ― Сегодня я не приду домой ночевать. Справишься без меня?
― Да. ― кивает Фергус. Дом был довольно большой, поскольку на первом этаже была расположена и спальня мистера Эрденко, и специальная ванная, в которую можно было въехать на коляске. На второй этаже обитала исключительно одна Талия. Инвалидом, конечно, быть ужасно, но за два года можно подстроится под данный вид существования и вести вполне обыкновенную жизнь. ― Ночуешь у парня?
― Возможно. ― уклончиво ответила девушка, не испытывая совершенно никаких неудобств. Фергус, собственно, от такого честного ответа и не отказывался: он не наделся, что Талия когда-нибудь полюбит его как мужчину любит женщина. Еще в самом начале их брака она четко объяснила, что любит только одного, и не собирается не с кем делить постель, кроме него. Да и Фергус на большее не надеялся. Ее банальная забота его устраивала; Талия была слишком молода, чтобы любить его и рушить свою жизнь.
В некоторой степени, Эрденко был даже рад, что у Талии был какой-то парень.
― Пока. ― Талия берет сумку и закрывает дверь. Через окно он наблюдает, как Талия быстро идет по дороге от дома, потом поворачивается и машет ему на прощание. Все-таки она не худший человек и временами совсем не стерва.
А ты веришь в то, что время может излечить все раны?
Если бы Талию Лавр спросили, что в ее жизни самое сложное, она ответила ― любовь к Роману Годфри. Еще когда они только начинали встречаться ― хотя по сути, не та, не другая сторона не признавала наличие серьезных отношений ― Талия иногда слышала восторженные вопли о том, как это классно: быть любимой Романом. И зло усмехалась: уж ей ли не знать. Глупые девочки мечтали о романтики, подарке и возомнили Романа Годфри ― принцем на белом коне. Все было не так в корне.
Каждая девочка в этом городе, поправочка, почти каждая девушка в этом городе хотела залезть к нему в штаны и убедиться в правдивости ходивших о нем слухов. Талия же лишь скалилась на это, когда до ее ушей долетали очередные визги о том, какой он. Она и без них знала, какой он: сжигающий дотла, дурманящий, наркотический, сладкий, но никогда не приторный, и в то же время необузданный, дикий, да, этот эпитет ему определенно подходит.
Прикосновения… это было так важно. Кажется, Талия совсем позабыла об этом.
Девушка обхватывает себя руками, но ей совсем не холодно, несмотря на холодный ноябрьский ветер. Она вышла из дома ― не дом, уж точно не для нее, просто место, в котором она временно живет и должна возвращаться ― в одной блузке.
Талия не идет в школу. Она сворачивает в парк и наводит самую дальнюю скамейку. Ходят тут редко, да и точно не утром, когда подростки и дети спешат в школу, а взрослые ― на работу. Возможно, поздними вечерами это место и облюбует какая-нибудь влюбленная парочка, как они с Романом когда-то. Талия бросает сумку рядом с собой на скамейку и опускает голову, зарываясь пальцами в короткие волосы. Она так любила свои волосы ― длинные, отливающие на солнцем красном; теперь они едва доходят до плеч.
Каково это — любить Романа Годфри?
Это больно. Талия знает это лучше любого другого. Но у нее нет выбора.
Она не желала того, чтобы он ее нашел, нашел ее настоящую, а не спрятанную под косметикой, украшениями и дорогой одеждой. Не хотела, чтобы он смывал с нее всю ее защиту, чтобы заставлял изворачиваться, показывая себя настоящую ― раненую и побитую не раз.
Но он нашел.
Он тоже не хотел этого. Не хотел влюбляться, создавать себе проблемы, создавать себе слабые стороны. Он ненавидел Тали и любил одновременно.
А она терпела.
Терпела, когда он срывался на нее, кричал как ненавидит. Терпела, когда он уходил на длительное время и даже не пытался с ней связаться. Терпела, когда он убивал людей. Потому что любила его.
Она помнила, как он целовал ее. Как защищал от других парней, от свои врагов. Как забирал из полицейского участка, смиряя строгим взглядом. Помнила, как он попросил остаться с ней навсегда. И помнила, как согласилась.
Ее жизнь кардинально поменялась, и ей нравились эти перемены. Ей нравилось это терпеть. Потому что Талия любила, несмотря на то, что он был злым и жестоким. Ведь для нее он таковым не был. И после каждого срыва, он извинялся. Он жалел.
Каково это ― любить Романа Годфри?
Это прекрасно.
Талия не раз жизнью сломанная, совсем не похожа на себя прежнюю. Ее разрывало, собирало и снова рвало, не давая кускам плоти срастить. Она не кричала: зубы сцепила и молчала, пытаясь вырваться из того, что ей подкинули. Улыбалась, и всем своим видимо показывала, что счастлива. И никогда не бежала от проблем, всегда искала решения. Самостоятельно, в одиночку.
С Романом стало дышать легче. Он одним своим присутствием снимал камни с души, позволяя ей летать и парить, вновь улыбаясь простым мелочам. В таких случаях принято говорить, что они дополняют друг друга: Роман состоит из полутонов, недомолвок и скрытых помыслов, а Талия — горькая на вкус.
Хотя, если задуматься, а что она теряет? Янссен-Лавр не нужна никому, кроме себя самой. Полное лишение какой-либо свободы. Всего-то.
Она знает, что ей придется либо подчиниться, либо попытаться выжить в одиночку. Она буквально видит ухмылку Романа и шипит пустому образу:
― Иди к черту, мистер Годфри.
Роман прекрасно понимает, какой Талия сделает выбор. Псевдо-выбор, ибо что бы не случилось, он не даст ей страдать. Может, только сам помучает. Талия ― его и не просто так, как все прошлые девчонки. Она его во всех смыслах этого слова. Нездоровая одержимость — вот, как у психов звучит это банальное, тошнотворное слово «любовь».
Талия упорная. Но что дальше? Ей хочется спросить совета, но нет никого, к кому бы, кроме Романа, она могла обратится. В такие редкие моменты, ей хотелось именно родителей. Хотелось, чтобы они докучали вечной заботой и расспросами, как прошел школьный день, где она была, как себя чувствует, лишь бы хоть кому-то это было интересно.
Она будет встречать и провожать солнце, каждый день до конца своей жизни, которого, к слову, не будет. Бежать некуда. Здесь нет никого, кто бы помог девушке коротать мучительную вечность, заменяя потрепанные книги хотя бы изредка. А разум все подло подсовывает мысли о «дружеском пикнике» с приезжим мистером Эрденко, и то, чем может это обратиться
Она может попросить, она хорошо знает цену любви Романа Годфри.
Сообщение, адресованное Роману Годфри, птичкой улетает по сотовой сети абоненту «Питер».
☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿
Питер сначала думает, что его разыграли. Потому что откуда у Талии может быть его номер телефона ― загадка; откуда она может знать, что Роман находится рядом с ним ― загадка. Он раздражённо выдыхает и теперь понимает, почему Роман называл Талию сумасбродкой. Питер тяжело вздыхает и смотрит на Романа. Тот старается слишком часто по сторонам не осматриваться, и получается не так уж и плохо. Смотрит за спину Питеру несколько секунд и переводит взгляд направо, потом налево, при этом задержавшись пару секунд на главном входе и повторяет.
― Тебе бы в партизаны. ― усмехается Руманчек, но Годфри лишь отмахивается. Сегодня он решил остаться до конца учебного дня, чтобы наконец встретится с Талией. Если она задумала поиграть с ним, то пусть готовится к ответным ходам. В конце концов, она знала, с кем начинает эту игру.
Он прогибает глазами по тексту и молча поворачивает телефон к Роману экраном. Упырь не сразу понимает, чего именно добивается Питер, но, прочитав текст, криво усмехается. Зло усмехается, как кажется Руманчику.
― «Роман, хочу встретиться с тобой сегодня в 20:00 в парке. Буду ждать, Питер привет». ― прочитал Питер. ― Слушай, в ее действиях есть хоть какая-то логика?
― Талия и логика понятия не совместимые. ― внезапно с какой-то ухмылкой говорит Роман и закуривает сигарету. Руманчек внимательно смотрит на друга и все-таки говорит то, что уже давно думает:
― Талия не похожа на обычных девушек. И все же, чем она могла тебя заинтересовать?
Роман отвечает не сразу, смотря на Питера странным, неподдающимся расшифровке взглядом. Он словно спрашивал, зачем это знать оборотню. Иногда упырь думал, как так получилось, что они стали друзьями: заносчивый и избалованный Роман, наследник богатого семейства Годфри и Питер Руманчек ― странный парень, о котором ходят самые разные слухи.
― Я не могу тебе ответить. ― Годфри пожимает плечами. ― Она просто была, а потом оказалась рядом. Талия стала привычкой.