— Отрежу язык! А что с ней не так?
Дальнейшую беседу было не расслышать. Оба отошли. Тури убедилась в тщетности попыток расслышать их речь. Вместо этого она изучала окрестности. Не зря чиновник переживал за то, что каторжане испортят собой зрелище князю Иссиэлю.
В землях Элдойра, в Предгорьях, а тем более в её родной Руге, никогда не было подобного богатства или роскоши. Помимо сияющих доспехов и множества знамён — рябило в глазах от цветастых стягов, лент, от пестроты одежд — над турнирными полями стоял невообразимый шум. Кроме песен и звона колокольчиков, фальшивящих труб, ржания коней и песен подвыпивших гостей то и дело раздавались крики зрителей, поддерживающих своего претендента на победу.
И вдобавок гости турнира сделали почти невозможным въезд в город. Красные Врата Мелтагрота едва были видны, а тракт уже был забит движущимися толпами гуляющих. Туригутта жадно оглядывалась вокруг, надеясь отвлечься от жжения в мочевом пузыре: Ларат был не самым любезным тюремщиком и пленников прогулками не баловал.
Сам же он вовсю сварился с чиновником, принимающим заключённых. Того не устраивало всё, начиная с внешнего вида каторжан и заканчивая сущими мелочами:
— Чёрные знамёна на ваших копьях. Смените их на белые. — Чиновник свернул свитки, — Чёрные принадлежат династии Элдар. В наших стенах мы им не рады.
— Они серые были, а потемнели от грязи, — ворчливо ответил Ларат. — Я, что ли, знаю, кого вы тут любите, кого — нет?
— Это политика. — Ни единый мускул на лице собеседника не шевельнулся.
— Я не политику в своих клетках вожу, а заключённых! Или от цвета их рванья зависит то, сколько леса сплавят по рекам? Или сколько камня город получит для своих строек?
Сул закатил глаза. Туригутта сделала то же самое. Помимо желания помочиться, её одолевала жажда. И всё зудело от грязи. От запаха собственного с месяц не мытого тела почти выворачивало. Мужчины продолжали препираться. Это могло длиться долго — оставалось надеяться, что не дольше турнира.
— Эй, как насчёт сопроводить моё столь щепетильно охраняемое высочество в кустики? — не выдержала, наконец, женщина. — Или как?
— Заткнись, — не оборачиваясь, стукнул сапогом по телеге Ларат. — Так вот, твоя милость, поговорим о стоянке на ночь…
— С этими знаменами в городе никто не находится. Так приказал князь.
— Да Бог мой, что тебе до знамён-то? Ну снимем мы их, снимем!
— Мне надо отлить, — ни к кому не обращаясь, громче повторила Тури. Терпеть больше было совершенно невозможно.
— Пошла на хрен. Так что, господин?
Ларат не унимался. Но и сул-чиновник был не промах. Правда, говорил он, прижимая к лицу тонко надушенный кусок ткани:
— Именно сейчас у нас проходит турнир. Князь Иссиэль не для того четыре года выкраивал каждый грош, чтобы теперь настроение горожанам портили каторжники под чёрными знамёнами!
— Турнир? Это там, где безусые парнишки тыкают друг в друга деревяшками, чтобы в ночной тиши везунчики тыкали в своих девиц кое-чем…
— Заткнись, твою… ты что творишь, эй, разбойница?
— Писаю, — невозмутимо отозвалась Тури, — я предупреждала.
Сул отвернулся с громким стоном, закрывая платком и глаза.
— Если ты сейчас осквернишь тракт, по которому двигаются наши гости, перевозкой этой особы, князь меня кастрирует! Брат, вытаскивай её оттуда, убери отсюда эти знамёна, сейчас вот-вот начнётся…
— А можно посмотреть на турнир? — Терять Туригутте было нечего, и она не стала отказывать себе в удовольствии поиздеваться над западными сородичами. — Я один раз только видела.
— Скверная развратница! Штаны подтяни сначала.
— Если я это сделаю, можно? — Она прикусила нижнюю губу, кривляясь и нарочно не спеша с одеванием. Со связанными руками в любом случае это не было легко.
За спиной царедворца всего в сотне шагов взревели трибуны. Турнирная схватка началась.
***
Левр не любил быть в центре внимания.
Всю свою жизнь, с тех самых пор, как он оказался в Мелтагроте, он чувствовал себя неловко под взглядами со стороны. Всегда. Лучше не стало, когда пришла весть о казни отца и братьев за измену.
Возможно, на востоке это значило бы больше. Но в Лукавых Землях укрылись многие из сирот знатных домов: отцы одних были казнены без расследования и оправдания на месте, обвинённые в мародерстве и бесчестье, о других вообще не было вестей.
Как любили говорить библиотекари, следующие три поколения в Элдойре будут заново учиться читать и писать, а четвёртому до родословной смутного времени уже и дела не станет.
Как самому Левру не было дела. Или казалось, что не было.
В ту минуту, когда в начищенном до блеска нагруднике своего противника в первом конном поединке он увидел собственное отражение на торжественном марше, ничего Левру Флейянскому так не хотелось, как быть сыном нищего или рыбака или, Бог милостивый, кого угодно, но только не дворянина.
Доспехи немилосердно душили его, заставляли задыхаться. Оплечье, что приладил Ирбильд, сидело криво, как ему казалось. Левр мало что понимал в латах и кузнечном деле. В одном был уверен: полированные, блестящие парадные латы, популярные на турнирных маршах и в карауле князя Иссиэля, в настоящем бою должны были оказаться абсолютно бесполезны.
Как и копья-игрушки, разукрашенная упряжь и узорчатые сёдла.
А также ставки на победу, хвастовство побеждёнными врагами, их числом или их ловкостью — очевидно было для юноши, что чаще всего побеждал не самый сильный, смелый или ловкий, и даже не самый хитрый.
Просто кому-то везло, а кому-то — нет. И ещё были идиоты вроде него самого, что просто не могли спокойно пропустить оскорбление Наставника мимо ушей — даже зная, что это ничем не грозит ни репутации, ни чести самого Учителя. Он был всего лишь эскорт-учеником, и никто не ждал от него немедленного вызова на поединок, и всё же он вдруг, внезапно для себя, вступил в спор. И, как и следовало ожидать, закончилось это плохо.
А именно тем, что он претендовал на первенство в турнире эскорт-учеников. В страшном сне не могло присниться подобное!
— Главное, вовремя откинь голову, если будешь падать, — бормотал Ирбильд, шагая у крупа лошади Левра и пытаясь избежать столкновения с турнирным копьем, — и старайся не сгибать колени: вывих гарантирован…
— Кто и зачем вообще изобрёл эти железяки, — пыхтел Косса с другой стороны, безуспешно пытаясь приладить отходящую пластину оголовья к крючкам, — северяне, не иначе.
— Бану, а не северяне. Но твоя правда, брат, твоя правда. Не наше это вооружение.
«Они уже меня считают проигравшим», — царапнула мысль. Левр не был уверен, почему она его задела.
Мастер-лорд Мархильт тоже был в полном облачении. Его доспехи носили следы ударов. Левр задумался, были ли это латы времён осады Элдойра. Марш закончился.
— Ты, главное, присмотрись к тому, как это делают другие, — посоветовал Мархильт с интонацией настоятеля богадельни, — просто повторяй за ними.
Заскрежетало железо об железо. Ристалище взорвалось криками. Левр при всём желании не мог заставить себя смотреть на то, что его ждало: первый бедолага уже летел вниз с коня через оградку под восторженные крики толпы.
Победитель гарцевал вдоль трибун с жезлом, украшенным перьями и бусами.
— Сын мастер-лорда из Сальбунии, — пояснил Ирбильд, отводя Левра, под собой не чувствующего ни седла, ни спины лошади, — как тебе, не сильно жмут защёлки? Ноги держи ровнее…
— Только ты постарайся в первом круге не сойти, — добавил Косса, — просто чтоб нам совсем уж не краснеть.
Руки Ирбильда, поддерживающие его, вдруг исчезли, а мир сузился до видимого в просвет шлема — принадлежащий Коссе, он был неудобен и велик. Пугающая тишина, наконец, окутала ристалище. Левр сжал зубы, но внутренне он чувствовал себя так, словно его прижало тяжёлым грузом к земле. Лошадь под ним начала вытанцовывать несколько нервно, когда он наконец послал её шагом вперед, и покрывало с кистями упало с его щита, демонстрируя всем принадлежность владельца к дому Лияри. Проклятый герб на щите словно добавлял тому веса. Не хватало позора и его уронить так же, как собственную честь.
Но Левр был бы не сыном своего отца, если бы отступился, даже зная, что являет собой жалкое зрелище. Всё, что ему оставалось, — послать лошадь вперёд и получить заслуженный тяжёлый удар копьём по шлему.
Кровь в ушах бухала тяжело и медленно. Ледяной пот тёк по спине ручьем. Общий шум толпы вдруг потерял свою глубину и громкость. Внезапно юноша обнаружил, что он уже мчится вперёд и только чудом не вылетает под копыта своей кобыле. Уверенная посадка противника в седле казалась такой же игрушечной, как и собственное копьё. Внезапно лошадь чуть замедлила движение, словно пытаясь остановиться и развернуться. Левр почти чувствовал сквозь латы, как она ищет способ избежать столкновения.
И в ту же секунду его оглушило ударом. Тщетно он пытался сморгнуть белую пелену с глаз. Далёкий гул ристалища сменился благостной тишиной.
Внезапно звенящая тишина взорвалась вспышками звуков со всех сторон, и среди них выделялись голоса мастеров Мархильта и Цори, а потом явился и Ирбильд. Гомон словно ударил его по затылку одновременно с тем, как его вздёрнули на ноги и поставили вертикально.
Его трясло.
— Ты сдурел, сам слезать? — донеслось голосом Ирбильда. — Как бы ты ногу опустил-то?
— Никак, — согласился Левр. Кажется, у него лицо онемело. Интересно, от чего.
— Если ты верхом, не пытайся спешиться. Если упадёшь, не пытайся оседлать её, понял? Это же основы…
— Не буду, — пообещал кто-то другой его онемевшими губами.
— И странно, что ты вообще удержался в седле…
Он не был уверен в том, что это произошло.
— Давай, теперь мы тебя посадим обратно.
— Ага, — Левр всё ещё не мог ясно соображать. С ужасом он понял, что не имеет никакого представления о том, что будет происходить дальше — и это после того, как он готовился почти три месяца!
— Общая схватка через четыре круга. Ты готов?
— Ага, — вновь юноша кивнул, точнее, попытался.
— Не кивай! Нельзя же, шлем…
«Если я только выживу, никогда больше, — клялся себе Левр, пытаясь поднять руку со щитом, — никогда и ни за что, никаких доспехов!»
Он понадеялся, что следующий же удар его не оглушит до той стадии отупения, что он забудет эту мысль. Возможно, это же случилось с остальными. А может, их младенцами роняли. Не иначе. Всех? Князя, мастера Мархильта, Коссу, Ирбильда…
Левр не пытался представить, что сделало бы турнирное копьё с ним, будь он без шлема и лат. Но при мысли, что вся эта нелепая защитная броня останется на нём до конца дня и что скоро ему вновь предстоит в ней сражаться…
— Какая-никакая, но защита, братец, — сочувственно сообщил Косса откуда-то снизу. — Эй, слышишь?
— Ага.
— Сейчас общая схватка, «Поле битвы», основное сражение… послушай, ты только руки не задирай, это дядюшкины доспехи, там дыра в боку была, слабое место. И не подставляйся. Тебе и биться-то не надо. Защищайся…
— Защищаться, — слабо повторил Левр.
«Как?!» — кричало всё тело, но в следующую же секунду зазвучал рог, и его поволокли куда-то, потерянного, неумелого, беззащитного и безнадёжно ослабшего от страха.
========== Награда победителям ==========
Зрелище было жалкое. Для Тури так точно.
Но впечатляющее для несведущих простаков и зевак, тут уж не поспорил бы никто. Туригутта Чернобурка участвовала в большем количестве битв, чем могла вспомнить. Она пережила осаду Элдойра, защищая южные стены, что уже говорило о многом. И даже она вынуждена была признать, что красавцы ученики, восседающие на лошадях, закованные в сталь, производили должный эффект.
До тех пор, пока один из них не пал бы в подлинном сражении в первые полчаса любого из них. Для выживания нужна была скорость или сила удара, а для их народа утяжеление исключало обе возможности.
И всё же Тури не могла не восхититься отчаянными юнцами, пытавшимися изобразить отвагу, когда их лошади то и дело пытались стряхнуть их или утащить прочь от непривычного шума. Эскорт-ученики Мелтагрота не все представляли действительно хороших всадников. Тури была из Руги; она не помнила, когда впервые оказалась в седле — определённо, это произошло до того, как она научилась говорить.
Первые три пары, выступавших на турнире, были удручающе скучны. Но всё же женщине не терпелось рассмотреть участников.
— Оу, — она поднялась на цыпочки, надеясь разглядеть подробности, — братец Ларат, ты не был бы столь любезен…
— Сучья ты дочь, заткнись! — Но внимание её конвоира тоже было приковано к площадке, едва различимой в пыли.
— Странные, однако, правила у них, — вежливо продолжила беседу Тури, — почему они делают только один заезд?
— А почему нет?
— В Сальбунии принято по четыре.
— Везде принято по четыре… — Ларат щурился, уже не притворяясь безучастным, — но они слишком неопытны. За четыре заезда кто-нибудь кого-нибудь угробит, я думаю.
Возможно, рассудила Туригутта, Иссиэль не случайно избрал для турнира эскорт-учеников. Да, опыта у них не было, и потому они действовали скорее инстинктивно, неприкрытая страсть была в их движениях, для них эти выкрутасы в железках были настоящим боем, единственным, который они видели.
И, разумеется, они были ещё очень молоды, хорошо выглядели, ни шрамов, ни недостающих частей тела… бездумно, она поймала себя на том, что потирает правую руку. Отсутствующие пальцы всё ещё порой чувствовались живыми и болящими, словно продолжали гореть — как четырнадцать лет назад.
Скучные однообразные скачки с деревянными копьями закончились. Ларат жарко спорил со своими приятелями. Судя по репликам, в убийстве и членовредительстве эти ребята понимали.
— …А нормальные бои будут?
— Ну, если ты пойдёшь. Говорят, для бойцов отдельно, и туда девиц не пускают.
— Да и не надо девиц. Гляди-ка, гляди! Что это? О мои глаза, это что, перья? Перья на шлеме, твою ж душу!
— Ты вон на того посмотри. Слу-ушай… вот это гири альвиги хе, чужие знаки, не наш герб.
Суламитская хина вновь зазвучала громче знакомых языков, и Тури отчаялась разглядеть или понять хоть что-то. Ростом она не вышла для своего племени, к тому же ещё на полпути обменяла сапоги на трубку с запасом дурмана. Босая, она едва могла идти — битые черепки, острые камешки впивались в ноги. Ещё и Ларат дёргал за верёвку, привязанную к кандалам.
Как будто она собиралась убежать, в самом деле. Они подобрались к общим рядам — здесь восседали чинно мастера меча, кто-то из них спал на лавке. Но когда прозвучал рог, встрепенулись все. Скучающая толпа ринулась к оградке.
— Что это, эй, командир? — дёрнула рукав конвоира Тури, потрясённо созерцая, как все рыцари, за исключением травмированных слишком сильно, один за другим выезжают на площадку.
— Как ты думаешь? — переспросил Ларат с неприятной ухмылкой и покачал головой. — Большая схватка.
Он шмыгнул носом.
— Это называется «Поле битвы». Все против всех. Почему, по-твоему, кто-то вообще приезжает в Мелтагрот на этот турнир?
— Все против всех? — восхитилась пленница. — Вот это я понимаю, ближе к хреновой реальной жизни!
Судя по лицам тех эскорт-учеников, что не опустили забрала, они восторгов зрителей не разделяли. Тури подпрыгнула на месте, зашипела, когда ноги коснулись земли вновь. С ненавистью глянув на верёвку в руках Ларата, она всерьёз задумалась о том, чтобы накинуть её ему на шею и пригрозить удушением, чтобы просто дал ей посмотреть. Схватка уже начиналась.
После нескольких месяцев, которые она смело желала бы назвать худшими в своей жизни, этот проклятый турнир — хоть какое-то развлечение. До того, как она окажется на каторге. Тури отогнала мысль о неизбежном будущем. Ларат не был совсем уж больным ублюдком, он пытался относиться к ней справедливо — в его понимании справедливости, конечно. Из того, что она успела услышать, он был разжалован из мастеров стрелы за воровство, у него была сварливая жена, за которую он готов был убить любого. И он не заботился о том, какими тёмными делами он для своей жены и детей зарабатывал на хлеб, пока это хорошо удавалось.