Три родника с чистой ключевой водой после того, как некие бравые вояки в одном из них, подвыпив, моржевали, оцепили вооруженные эльфийские стражи: воду оттуда мы использовали для лечебных нужд. Пару раз я засекала поблизости без дела слонявшуюся Элю. Где она теперь брила ноги, осталось для меня тайной. Зато ее гардеробчик регулярно пополнялся. Так и подмывало намекнуть королю гномов о том, что он лишь крепче увязает со своими отдарками. Но Торин от услуг своей добровольной сиделки и традиционным способом пытался отказаться, тем более, что ему уже не требовалось снимать перед ней штаны дважды в день для обработок и перевязок. Однако уход все еще требовался его племяннику, а значит, никуда не девалась и Эля. Мне становилось жаль бедного Дубощита.
Но потом я вспоминала, что королям была доступна роскошь в виде горячей воды, и жалость испарялась. Мы ее, кроме как в котлах с бинтами, не видели, да и те набивали все плотнее. Дров не было уже нигде. Как мне объяснили, все деревья в округе пожег дракон.
На мой взгляд, в деле также была задействована незаконная вырубка — кое-где я видела следы волока бревен, но спорить не хотелось.
Мне начала сниться ванная. Баня на даче. И больничная душевая. Я чувствовала себя такой грязной, что мне самой от себя было противно даже во сне. А еще противнее от восторженно-влюбленных взглядов Ори. В моем присутствии юноша-гном бледнел, тормозил и терял дар речи — диагноз поставить было несложно. Я гордилась: когда-то с таких же взглядов в адрес одного врача начался мой интерес к лекарскому делу. Влюбленность угасла, интерес остался. Может, у Ори впереди блестящая карьера?
Это же будет катастрофа, если бедный Ромео получит травму на всю жизнь, подойдя ко мне чуть ближе десяти шагов и учуяв весь тот смрад, что меня окружает. Чего доброго, отринет медицину, возненавидит женский пол, сменит ориентацию. Все мы были грязны, но меня это уже не утешало. Я старалась не смотреть на свои руки: все лучше можно было разглядеть, докуда я их мыла по сто раз на дню, а каких частей вода не касалась вот уже две недели ровно.
С этим надо было что-то делать срочно.
***
Увидев Вишневского, Лара перегородила ему дорогу с самым решительным видом. Выглядело это комично: высокому даже среди эльфов фармацевту она доставала чуть выше солнечного сплетения.
— А ну стоять, чистюля! Колись: где вы, остроухие, моетесь?
Эльф, уже привыкший к маленькой целительнице, не удивился вопросу.
— Походная мыльня. И не надейся.
Двинулся было дальше, но юркая Лариса снова возникла перед ним.
— Почему?
— Только для своих.
— Ну ты и сволочь, Вишневский.
— Я ни при чем, таковы порядки, — эльф отчаялся сбежать, куда бы он ни повернулся, она появлялась там мгновенно, — у нас тоже очередь, нет воды, норма помыва — раз в три дня.
— Какая трагедия, скажите. Я две недели разлагаюсь заживо, имей совесть, мэллон!
— Не пытайся подкупить меня своим похабным коверканьем синдарина.
Кружа вокруг эльфа, Лариса добралась с ним почти до окраин эльфийской части госпиталя — той, которая плавно перетекала в их воинскую стоянку. Чистоты здесь было чуть больше, чем в основном лагере. Вот и сейчас вокруг королевского шатра эльфийские воины старательно подбирали оставшийся с пирушки накануне мусор. Лара прищурилась, глядя на роскошную вышивку на пологе шатра, и эльф поймал ее пристальный взгляд.
— Даже не думай.
— Даже не пытайся меня остановить.
— Как на твоем языке будет «неизлечимое безумие»? — спросил он уныло. Лара только усмехнулась.
— А как на вашем — «ваше величество, извините, но мне жизненно необходимо помыться, я на минутку, не обращайте внимания»?
***
Подумать только, я еще ругала Элю за кинжал Торина. А теперь стою и уговариваю Вишневского замолвить за меня словечко перед повелителем Леса, дабы мне ополоснуть свое бренное тело в его царской ванне.
Ванна была. Настоящая. Не знаю, из какого металла, но такие я раньше видела только в журналах о ремонте в домах олигархов. Знаете, где лепнина, золотые унитазы, львы, из пастей которых журчит розовая вода. Я узрела ее в щелочку, как орел замечает мышь за километр, и остановить меня мог только прямой залп из танка. И то не факт.
Не знаю, что именно подействовало на Вишневского, но получаса уговоров мне хватило. Я пала ниже некуда. Я цеплялась, как базарная ромни, за его рукава. Я скулила, что наворожу ему красивую жену и много здоровых детей, всемирную славу и уважение. Обещала нагадать богатства, вечную молодость — тут некисло промахнулась, угрожала порчей на паршу и импотенцию. Параллельно предлагала дефицитные склянки со склада вкупе с марганцовкой и зеленкой из наших заветных чемоданчиков. Где-то на между марганцовкой и моим визгливо высказанным намерением повеситься на собственном чулке прямо здесь и сейчас эльф сдался.
— Только веди себя прилично, и умоляю — молчи, — и с видом гладиатора, идущего на арену, Вишневский шагнул в шатер. Я смело двинулась за ним.
А дальше все пошло не так.
Пока я стояла за занавесом и слушала мелодичную речь Вишневского, который что-то вещал, обращаясь к его величеству, все шло хорошо. Звучали тихие смешки эльфийских аристократов, на меня косились две эльфийки, держа у носов надушенные платочки. А вот потом, когда меня впустили внутрь…
Я увидела короля Трандуила.
Ему бы пошел костюмчик из латекса и черной кожи — вот была первая моя мысль. Или вторая, после «Если бы секс ходил на двух ногах по грешной земле — он выглядел бы именно так». Как хорошо, что я такая грязная, иначе бросилась бы под ноги ему и выла что-то вроде «Я твоя, возьми меня, мой господин и повелитель!». Если бы на мне оставались трусы, они промокли бы насквозь.
Я стояла, пялясь на короля эльфов, напрочь забыв, зачем пришла, откуда, и как меня зовут.
В шатре стоял дивный аромат, дымились благовония, а на столе — когда я нашла в себе силы оторвать взгляд от Трандуила, обнаружилась батарея пустых бутылей, какие-то сверточки из тонкой бумаги и не оставляющие сомнений россыпи перетертых трав, лишайников, грибов и серой пыли. Томные эльфийки в платьях с открытыми плечами и спинами по обе стороны от короля довершали картину торжества порока.
Король точно умел развлекаться, неудивительно, что в его королевстве процветает наркоторговля. Но я простила ему все его шумные ночные оргии, когда он перевел на меня — медленно, медленно! — взор своих глаз и принялся разглядывать. Минута такого взгляда — и неминуем оргазм. В этих прозрачных глазах были две тысячи лет разврата. Ну ладно, может, сто лет непрерывного самосовершенствования, а в оставшееся время — разврата.
— Для гномки чересчур хорошо сложена, — сообщил он в пространство, и наваждение на какое-то время схлынуло.
— Я не гномка. Я человек. Из другого мира. Буду благодарна, если вернете назад.
Вишневский слабо застонал позади меня. Короля мой писк немедленно призвал вступить в дискуссию:
— Другой? Ты из Харадрима, дитя?
— Я из такого места, о котором вы не слышали, — ответила я с придыханием, не сводя с него жадных глаз. Трандуил поднял руку — и тут же в ней оказался наполненный прозрачной янтарной жидкостью бокал.
— Я знаю все места, — мне показалось, или он провел языком по нижней губе? Ой, держите меня, держите…
Потом он поднялся из своего кресла. Если у меня оставались силы стоять, то при виде того, как с кошачьей грацией он лениво двигается мне навстречу, полностью иссякли. Длинные, стройные мускулистые ноги, обтянутые ничего не скрывающими лосинами, тело опытного бойца и танцора, искушенного в боях всех сортов, в том числе и постельных… вот уж кто не станет стесняться раздеться даже при толпе народа и свете софитов. Между нами осталось три шага. Кто-то позади меня хмыкнул. Я что, стонала в голос?
— Забавное создание. Как мило, что ты, — тут он произнес что-то на синдарине, обращаясь к Вишневскому, потом снова ко мне, — скажи что-нибудь на своем родном языке, дитя, — сменил тон, кивая в сторону ванны — при виде которой меня резко вернуло в реальность, а сексуальные чары лесного короля потерялись на фоне двухнедельного слоя средиземной грязи на теле. Не рискуя отворачиваться от ванны, я пробормотала:
— Мэ сом кя мэлалы тай гэралы. Тай набут джувалы.
Возникла странная тишина. Эльфы смотрели на Трандуила, он смотрел на меня. Не уверена, что кто-то смертный может распознать, что за мысли вертятся в голове такого существа. А если и распознаешь, что от того толку? У него внутри своя атмосфера, своя логика, а меня от долгожданной ванны отделяет лишь его разрешение.
— Да, пожалуй, это что-то новенькое, — произнес Трандуил, постоял, покачиваясь от пятки к носку, и грациозно стек обратно в свое кресло; обе эльфийки немедленно заняли свои позиции: беленькая слева, темненькая справа, — при случае надо будет показать это, — тут снова несколько фраз на синдарине, и славно, потому что меня взбесило обращение «это». Но отдаться ему по щелчку пальцев я готова была все равно.
Заговорил другой эльф — судя по внешности, близкий родственник владыки:
— Раздевайся и мойся.
Если он думал меня смутить — это зря. Стоило ему произнести «раздевайся» — и я сорвала с себя одежду двумя движениями, а третьим нырнула в ванну, не то что не раздумывая — даже не успев дослушать, аж брызги полетели во все стороны.
Кто там на меня смотрел, что за слова на синдарине звучали — какая разница! Вода почернела мгновенно. Поймав на себе взгляд одного из Трандуилионов — красивый, томный, чуть менее обдолбанный, чем остальные — я беззаботно плеснула в него водой:
— Со ту якха пуравэся? Джа манди!
Он поморщился и отвернулся. Эльфы чокались бокалами и с любопытством посетителей зоопарка разглядывали меня. Я плескалась в едва теплой воде, игнорируя их. Было холодно, мокро и безумно весело. Наверняка простужусь — но плевать!
К тому моменту, как я через минут десять вылезла из ванны, король потерял к моему существованию всякий интерес и увлекся своей постоянной любовью — выпивкой. Если не ошибаюсь, попивал он что-то вроде текилы, потому что закусывал солью с плечика одной из своих барышень, слизывая ее с будоражащей воображение медлительностью… надо бежать, Лара! Глупо было думать удержать его внимание на еще одной голой женщине, пусть даже и из другого мира. Будем надеяться, ни один цыган сюда больше никогда не попадет, потому что на прощание я не удержалась от маленького хулиганства — присела в подобии поклона и произнесла:
— Яв састо-васто, вэшитко молпино!
И была такова. Хорошо, если Эля о моем приключении никогда не узнает…
***
Отмывшись, получив свою дозу проклятий от Вишневского и слегка согревшись в его фармацевтической берлоге, Лара поспешила включиться в работу на складе, хотя безумно хотелось вздремнуть. Выходных не полагалось. Тем более, Саня предупреждал, что уже к вечеру переселенцы окажутся в непосредственной близости от госпиталя.
— Может, пусть ЭБЦ ими занимается? — робко сказала Эля, — у нас же тут боевые раны…
— Какими боевыми ранами ты занимаешься, все мы знаем, Эля. А я считаю, надо валить. И что такое ЭБЦ?
— Эсгаротское Братство, — пояснил Саня, вздыхая, — нет, девчонки. Пока нам никак не сорваться. Если не мы, то кто? — пафосно возвысил голос он.
— Тут и без нас толпа. Даже если гномы в Гору уйдут, в чем я сомневаюсь. Эльфы на что?
— А эльфы здесь только потому, что остается их король.
— Хорошо, тогда почему не уезжает он?
— Ждет от Торина своей доли в золоте.
— Очаровательно: нам грозит из военно-полевого госпиталя превратиться в Красный Крест и Орден Милосердия, потому что их величества никак не попилят бюджет, — Лара схватилась за голову. — Саня! Да сколько ж можно-то! Давай уже как-нибудь вытаскивай нас отсюда!
— Да что я тебе, Гэндальф?
Следующие полчаса ребята потратили на выяснение степени могущества Гэндальфа в масштабах вселенной. Предположения высказывали самые разные. Гномы, сначала молча слушавшие, подключились к беседе.
— Еще Элронд есть, — сердобольно посоветовал Нори, — он, хоть и остроухий, но небесполезный.
— Ты бы еще в Валинор им посоветовал смотаться, — хмыкнул Бофур на слова друга.
Еще минут двадцать пытались выяснить степень удаленности Валинора и возможности туда «смотаться». Лариса наотрез отказывалась безропотно ждать визита Элронда и требовала хоть что-то предпринять.
— Ты пойми, до следующей помывки я просто не доживу! И помывку не переживу тоже.
Спор их был разрешен самой судьбой. Раздались громкие звуки приближавшейся толпы, снаружи шатра началась необычная суета. Медики замерли, прислушиваясь.
— Дейл, — догадался Саня, — беженцы.
На улице происходило нечто, напомнившее первые минуты после битвы. Метались между палатками госпиталя врачи и выздоравливающие. Сновали туда-сюда люди с котлами, котелками и мешками, носилками и ведрами. Поодаль отважные гномьи целители оцепили походную кухню, воинственно выставив топоры и копья. А по дороге на Дейл, огибавшей военную стоянку, змеилась вереница беженцев и телег с добром. Телеги были в меньшинстве. Конца и края тем, кто покидал Дейл, видно не было. Не оставалось сомнений, что первые уже были возле госпиталя, когда последние еще только собирали сумки в городе.
Картина внушала немалое отчаяние. Но и Саня, и Лара, и Эля разинули рты вовсе не потому, что удивились количеству переселенцев, неумолимо, как цунами, надвигавшихся на госпиталь.
— Не могу поверить, — выдохнул Саня.
Запряженный четверкой лошадей, в лагерь гордо въезжал знакомый уазик Максимыча.
Комментарий к О пользе личной гигиены
Мири чхаёри - Девочка моя (цыг.)
Мэллон - Друг (синд.)
Ромни - Цыганка (цыг.)
Мэ сом кя мэлалы тай гэралы. Тай набут джувалы - Я очень грязна и чешусь. И немного вшивая (цыг.)
Со ту якха пуравэся? Джа манди! - Что таращишься? Иди ко мне! (цыг.)
Яв састо-васто, вэшитко молпино! - Будь здоров, лесной пьяница (пьяница-леший)! (цыг.)
========== Забастовка ==========
Когда Максимыч открыл дверцу и спрыгнул на землю, к нему ринулись три тени. Он не успел и шагу сделать, как они налетели на него с радостными воплями, захватили и закружили. И только тогда он узнал свою бригаду — Саня основательно зарос бородой, Эля была одета в что-то совершенно несусветное под стать свадебному платью, а Лару под слоями мешковатых одежек с чужого плеча вообще сложно было разглядеть.
— Максимыч, старый хрен, я люблю тебя! — кричал Саня.
— Мы спасены! Мы спасены! — почему-то подпрыгивала Эля.
— Наша тачка! Мои тампаксы! — и только Лара вела себя как и положено Ларе.