Пальцы мужчины любовно пробежали по подлокотнику кресла, и он кивком головы отпустил второго секретаря. Льдистые глаза в упор взглянули в лицо Тегоану.
— Я видел, как иллюстрируют каталоги оружия. Я хочу такой же каталог с женщинами «Звездных Ночей». Хочу вывести заведение на новый уровень. Тонкой работы не нужно, копировальщиков я найду. Давайте начнем с этого.
— А… деньги?
— Хороший художник — голоден, — спокойно повторил Гиссамин, отсчитывая шесть серебряных монет в кривоватый столбик, — но хорошо обут. Советую также озаботиться второй рубашкой — через эту просвечивает больше, чем пристойно показать на улице.
Тегги проклинал себя, лорда, заношенную рубашку из тонкого полотна — последнюю из десятка. Предыдущие он отдал, безуспешно пытаясь вернуть огромный долг торговцу дурманом, но, на его счастье, торговца кто-то прирезал в темном переулке, и никто не пришел требовать долги.
Были эпохи в жизни Тегоана, когда дурман занимал в ней центральное место, опережая даже живопись. Иногда он срывался на недели и даже месяцы, пытаясь поймать недостающее вдохновение в клубах сизого дыма, аромат которого мог угадать за версту.
Последние дни к дурману тянуло как никогда. Хотелось найти какое-то новое средство, чтобы проникнуть в себя еще глубже, выйти за пределы уже испытанного, найти недостающую деталь в сложной мозаике, из которой складывались картины — и лишь потом обретали свои краски на холсте.
Тегги усмехнулся. Что ж, если он будет работать в доме цветов, нет сомнений, там дурмана всех сортов навалом. А вот свежая рубашка и немного растерянного по кабакам и канавам обаяния не помешают.
***
«Звездные Ночи» охранялись не хуже здания воеводства. Для того, чтобы попасть к богатейшим улицам Нэреина, требовалось обойти всю огромную торговую площадь, перейти два моста над каналами, и это не считая того, что нужно было около полутора часов подниматься вверх, через средний город. Здесь все было неуловимо другим, но Нэреин по-прежнему оставался собой.
Все те же торговцы рыбой и моллюсками, суетливые прачки и дворники, беззубые старухи с предложениями погадать и безногие моряки, готовые за глоток крепкого пойла на любую авантюру — в пределах своего квартала, конечно.
Много раз Марси упрекал Тегоана, что тот предпочитает беспорядок Нэреина строгой военной скромности Элдойра за крепостными стенами, вооруженной и чуть диковатой красоте высокогорной Атрейны или разнузданному распутству ее соседа — Торденгерта. Но одно Тегоан мог сказать точно — вольный город Нэреин, столица свободомыслия, был ему по душе гораздо больше, а стены здесь каждый строил вокруг собственного дома, если имел на то средства.
Город рос так быстро, что часть домов разбирали, едва лишь возведя, а неровность рельефа создавала ни с чем не сравнимую прелесть узких улочек, пересеченных остатками старых фундаментов и стоптанных лестниц.
В верхнем городе было поспокойнее и потише, но торговая площадь не становилась тихой ни днем, ни ночью. Тегоан лавировал между рядами, опасливо посматривая в сторону мясного ряда — он прилично был должен троим или четверым оттуда.
Может, поэтому ему не повезло натолкнуться на Вайзу, самого тощего волка, промышлявшего именно торговлей всевозможными зельями.
— Тегги-Тегги, ты здесь из-за меня!
— Я спешу, — попытался Тегоан побороть искушение волевым усилием, но Вайза никогда не сдавался.
— А куда ты?
— Тебе что за дело? Я тебе заплатил.
— А не хочешь нового попробовать? С Шелкового леса. Ты просто понюхай, как пахнет.
Он распахнул широким, но аккуратным жестом полотняный мешочек у себя на поясе. Тегоан недолго боролся с собой.
«Все равно я иду в бордель», — оправдывался он перед собой, не уставая комкать в кармане жилета платок с зельем.
«Звездные Ночи» встретили художника зелеными фонарями и ароматами влажных орхидей. Тегоан удивленно покосился на открытые оранжереи: в это время года цвели разве что георгины да хризантемы.
Завитый плющом и диким виноградом черный вход был почти не освещен. В арке над воротами Тегоана встретила фигура с небольшой лампой в руках.
— Мастер Тегоан? — приветливо поинтересовалась фигура женским голосом, — девушки ожидают вас.
— Вы встречаете всех посетителей, леди? — поинтересовался он, следуя за таинственной незнакомкой. Привратница ничего не ответила.
Они поднялись на второй этаж веселого дома. Как и большинство домов удовольствий, днем он отдыхал. Кое-где слышались ленивые переговоры проснувшихся куртизанок или их прислужниц. Кто-то плескался в бочке с водой на первом этаже. Молчаливые уборщики с щетками старательно натирали дощатые полы с мылом, щедро посыпая пятна солью и песком.
— У вас всегда так чисто? — поинтересовался Тегоан, надеясь разговорить свою спутницу. Она хмыкнула, пропуская его в одну из комнат.
— Ойяр Фейдилас, — поприветствовала вошедшая ту, что возлежала в окружении трех девушек на постели.
Тегоан замер, забыв, где находится.
Ойяр была прекрасна. Возможно, самое изнеженное и женственное создание в Поднебесье. То, как она смотрела вдаль, скользнув лишь намеком на взгляд по фигуре художника, то, как вытянула перед собой ноги, не обратив внимания на то, что оголила при этом их до колен, как стек с ее плеча расписной оранжевый шелк и рассыпались темно-русые волосы…
Все говорило о том, что это — тоже оранжерейный цветок, настолько же совершенный, насколько и нежизнеспособный. Он глядел на безупречно розовые босые ступни куртизанки и отслеживал жадным до деталей взором все подробности — крохотные блестящие ноготки, родинку на левой ступне, гладкую кожу оттенка слоновой кости выше, там, где щиколотка переходила в голень и образовывала потрясающе нежные ямочки над костью. Вряд ли обладательница этих ног проходила в год столько, сколько он мог пробежать за день.
— Это мастер Тегоан Эдель, ойяр. Лорд заказал ваш портрет у него.
— Я поняла, — тихо ответила Фейдилас, не глядя в сторону двери, — лорд может делать, как ему угодно.
— Ойяр, — поклонился, наконец, ошеломленный Тегоан, — это будет честь для меня.
— Да, — едва слышно кивнула куртизанка, и встретившая Тегоана спутница толкнула его в бок, давая знак уходить.
— Красивая и молчаливая — идеал женщины, — подначил художник привратницу, по-прежнему остававшуюся спрятанной под низко наброшенным капюшоном.
— Фейдилас? Молчалива? Да она просто настолько накурилась опия, что с трудом назовет свое имя.
Другая комната не была столь же вычурно украшена. Две красивые, но более жизнерадостные девушки встали с мест и весело заулыбались, стоило войти Тегоану.
— Ваши краски здесь. Все другие принадлежности уже доставили и сейчас принесут. Если вам чего-то не будет хватать, позовите меня.
Когда она уходила, из-под длинной полы плаща показался подобранный шлейф голубого платья и очаровательная ножка в сафьяновой туфельке — точнее, ее кокетливый каблучок.
Воображение способно дорисовать любую картину. Тегоан отбросил волосы с лица, посмотрел на девушек, что смотрели на него в ответ — спокойно, немного любопытно — и с немалым чисто женским интересом.
— Ты будешь нас рисовать голыми? — облизывая нижнюю губку, молвила рыженькая. Тегоан мягко улыбнулся ей.
— Нет, душа моя. Разве ты встречаешь своих гостей сразу без одежды?
— Иногда они и снять ее с нас не успевают, — глубоким контральто сказала вторая, и девушки мигом приняли обыденные позы, словно исполнили важный ритуал приветствия с обязательным ни к чему не ведущим флиртом.
— Мне нужно, чтобы на вас было что-то прозрачное, — подумав, высказал мысль Тегоан, — что-то, что даст волю фантазии.
— А что нам делать? — всплеснула руками рыжая, — просто сидеть или стоять?
— Здесь я решаю, милая. Одна должна лежать, подпирая рукой голову. Вторая — сидеть рядом, словно в задумчивости…
Это была привычная работа. Правда, много чаще Тегги брался за нее в компании с другими художниками — с тем же Марси в свое время. Но очень быстро избыток предложения на рынке обрушил и спрос, а с появлением типографии художники, подрабатывавшие копированием, вовсе разорялись.
До копирования или плагиата Тегоан пока не опускался, но был готов к тому, что дойдет и до этого.
Набрасывая уверенными движениями силуэты куртизанок, он мог видеть свое отражение в зеркале за их спинами. Ничего общего с теми мутными стеклами, которые использовали в «Розочках». Тегоан знал, что достаточно хорош собой — по крайней мере, слова Мартсуэля запали ему в душу надолго. Ладная фигура, полное мальчишеского задора лицо, обрамленное непослушными черными кудрями, глубокие темные глаза типичного асурского разреза — с едва уловимо опущенными внешними уголками… Бог щедро наделил его привлекательностью.
— Смотришь на нас, а видишь себя, красавчик, — заметила рыжая куртизанка, тепло улыбаясь, — сколько тебе лет?
— Сорок три. Повернись чуть боком, как раньше лежала.
— Ты любишь смотреть в зеркало, когда трахаешься? Я люблю. Хотела бы я смотреть на твое лицо в это время.
— Замолчи и лежи, как я сказал.
— Предпочитаешь брёвна? — фыркнула вторая, лениво поигрывая своей грудью — надо признать, немаленькой.
Напряжение становилось невыносимым. Тем более, две красотки кидали на него такие пылкие взгляды, что мысли никак не желали течь в нужном русле. Наконец, Тегоан сдался возбуждению, комом натянувшему и без того узкие штаны, и присоединился к девушкам, вовсю ласкавшим друг друга значительно более откровенно, чем сюжет картины того требовал. Рыжая запрокинула голову, поворачиваясь к нему, уже обнаженная до пояса.
— Тебя кто-то звал? — промырлыкала смуглянка, хищно щурясь.
— А разве нет?
— Мы с подружкой любим иногда пошалить.
— И вам нравится, чтобы на вас в это время смотрели, — Тегги замер на месте, не уверенный, чего ждут куртизанки.
— Ты должен нас рисовать, помнишь? — это томно раскинулась рыженькая девушка, поглаживая свое тело холеными руками, — смотри, но не трогай.
— Если только себя, — хихикнула вторая.
Тегоан яростно почесал чуть заросшие щетиной щеки. Выдохнул сквозь сжатые зубы. В зеркале отражалось только его спокойствие, но девушки не обманывались. Рыжая запустила руку подруге под прозрачную юбку, та изогнулась, выставляя напоказ гладкие бедра. Сползающий голубой шелк обнажил тонкую талию, жаркую смуглость загорелого живота, сверкание сережки над пупком. Тегоан отложил кисть в сторону, но одна из девушек перехватила его руку, скользнув к нему с постели и оставляя за собой рубашку на полу.
— Можешь порисовать на мне.
— Мне жаль кистей. Они из беличьей шерсти, — чуть охрипшим голосом выдавил Тегги, не отстраняясь от ее ловких рук.
— Мои волосы сгодятся? — подала голос вторая, присоединяясь к разоблачению художника.
Он смолчал, поспешно срывая с себя одежду. Сложнее всего было с ремнем. По полу посыпались заткнутые за него кисти, тряпки, пузырьки с растворителем…
— Тише, милый, — прошептала рыжая, со спины сдирая с него рубашку, — мне нравится, как ты дышишь, но нас не должны слышать…
Ее подруга уже занялась его сапогами. Приговаривая шепотом, что никто не носит под штанами кальсоны уже в сентябре, она добралась до его бедер, рывком спустила одежду к ногам, поднявшись, задела упругой грудью напряженный член и усмехнулась в лицо мужчине.
— Какую из вас мне отодрать первой, чтоб не мешала? — бросил ей отрывисто Тегоан, разворачивая к себе спиной.
Куртизанка тяжело дышала, но в это мгновение Тегги остро ощутил, как неуместно его желание в этой надушенной комнате, среди красных матрасов и начищенных зеркал. Да, она умела соблазнять, эта прирожденная постельная актриса, как и ее подруга. Чуть приоткрытые губы, прошедшийся по нижней язык, прищуренные глаза… легкие касания рук, проходящие все положенные, наизусть заученные точки на теле мужчины: плечи, над соском, вдоль позвоночника, надавить над поясницей, оставить щипок на крепких ягодицах, обозначить прикосновением знание о том, как доставлять удовольствие.
Не получая его. А не было ничего скучнее, чем лица фригидных куртизанок.
— Подожди, — Тегги убрал руку рыжей от груди, поймал за запястье смугленькую, — я так не хочу.
— Ты девственник, что ли? — выдохнула брюнетка, — ни за что не поверила бы.
— Я не сказал, что мне это не нравится. Я хочу посмотреть, как вы будете это делать друг с другом. Это интереснее, чем то, что вы полчаса пытались из себя выжать для картины. И точно интереснее, чем-то, что одна из вас будет фальшиво корчиться подо мной, широко открывая свой очаровательный ротик…
— А ты затейник.
Обе девушки переместились на матрас, то и дело хитро поглядывая на художника. Теперь, кроме наркотически вызванной похоти, в их глазах Тегоан мог разглядеть и любопытство исследовательниц. Споткнувшись о собственные сапоги, кое-как натянув и даже не зашнуровав штаны, он бросился к мольберту.
Ухватить, скорее поймать мгновение и его длительность, неразрывность времени — невозможно, как и передать на картине дымок сладких зелий, что источали приторные глубокие ароматы в курильницах. Невозможно — как поймать первые прикосновения одной красивой женщины к другой. Первые, немного напоказ, с оглядкой на зрителя.
— Меня не существует, — произнес Тегоан, щедро бросая красный на палитру, — я — только иллюзия. Продолжайте, кошечки. Как тебя зовут? Посмотри на свою подружку. Вы уже достаточно хороши сегодня, чтобы принимать гостей.
Он не знал, говорит ли для девушек или больше для себя. Но, словно его голос заставил их расслабиться, куртизанки задумчиво глядели друг на друга, сидя на типичной для борделей низкой круглой кровати.
— Посмотри на ее тело. Тебе бы хотелось такое же? Как это — трогать ее так, как ты бы трогала себя? Покажи ей. Попробуй прикоснуться к ней.
Ему не пришлось больше подсказывать. Между ног все пылало и крутило, как от хорошего такого удара, но Тегги уже не чувствовал тела. Осталась только рука с кистью — и картина перед ним, две женщины, забывшие о том, что существует свидетель их распущенности.
Крайней степени, надо признать. Одурманенные, скучающие, они знали в своей жизни только похоть и торговлю ею. И они были богаты — а значит, фантазии их стоили дорого.
Тегоан не издавал больше ни звука. Рыжая оглаживала тело своей подруги, совсем не так, как он сам делал бы это. Она действовала даже грубо, на коже оставались красноватые следы, но смуглой куртизанке это нравилось. Не было ни поцелуев в шею, ни долгих ласк груди, но когда девушки смотрели друг на друга, ясно было, что удовольствие друг другу они доставляют не впервые — и знают, что делают.