– Видимо, действительно речь идет о небывалом мастерстве. Спасибо еще раз.
Девушка куталась в теплый плащ, но было видно, что напористый ветер пронизывал ее до костей. Аскольд и Осверин на мгновение пересеклись взглядами, и мечник одобрительно улыбнулся уголками губ.
Менестрель уже вешал гитару за спину, готовясь предложить девушке руку.
– Ты продрогла насквозь. Бокал вина пошел бы тебе на пользу, м?
Она одарила его виноватой улыбкой.
– Сожалею, милый бард, но я должна ехать. Моя семья не потерпит промедления в возложенном на меня деле. Я с огромным удовольствием отблагодарю тебя в нашу следующую встречу, – он подмигнула ему и вдруг крепко поцеловала в уголок тонких губ, а ему хватило скорости реакции ответить ей тем же, – так что до свидания!
Осверин просиял и все еще улыбался, когда девичий силуэт снова исчез в ночной темноте.
Маленький портовый городок спал и видел десятый сон. Ветер мог сколько угодно завывать по переулкам, биться в закрытые ставни и двери, тщетно ища лазейки к людям: ему не под силу было разбудить их. Там, где горел огонь, его свет был словно летний закат, где не было огня – царила домашний мирный мрак. Прочь из города спешила только миниатюрная фигурка завернутого в плащ путника, успешно сопротивлявшегося напору ветра, а по пустынным причалам, не торопясь, шли на свет постоялого двора еще двое. И в тишине, окутанной мерным прибоем, пела гитара, а ветер уносил ее голос выше самых высоких волн и мачт.
4. Равнины снежного Шаарана
Песенку, которой его научил матрос, Осверин принялся насвистывать очень скоро, потому что над ними, над всем королевством даже нависла черная буря. А пока они шли и шли, иногда от города до города, иногда забредали в такие дали, что на много лиг вокруг не было человеческого жилья. Это было славное, беззаботное время.
Осень сменилась зимой, дожди – снегом, и он укрывал теперь Обитаемые Земли мягким покровом сияющей белизны. Аскольд и Осверин снова стали всадниками, предпочтя пробираться по заснеженным дорогам верхом. Закутавшись в теплые плащи, залив в себя горячее вино со специями и присовокупив к нему изумительно прожаренную оленину, они чувствовали себя великолепно. А за горизонт медленно нырял недавно оставленный ими скромный замок кого-то из младшей знати, где друзья несколько холодных дней были желанными гостями – по стародавней дружбе.
– Мир кажется состоящим из сплошных снегов, – менестрель обернулся на побратима, придерживая рукой теплый капюшон. Он, как всегда, улыбался.
Приближался день зимнего солнцестояния. Боги должны были сдвинуть небесные светила так, что день окажется самым коротким, а ночь самой темной и долгой в году. Неоднозначное время. Много всякого про него рассказывают.
Об этом Аскольд и спросил менестреля.
– О! – воскликнул тот, засияв, словно новенькая золотая монетка.
Он придержал свою лошадь, чтобы поравняться с мечником, прежде чем начал говорить. И говорил, говорил; улыбаясь, рассказывал сказку, которая словно бы оживала воочию в завихрениях пурги на их заснеженном пути. Древняя история, красивая история, старинные слова-нити…
– Когда мир был свеж и юн, и все казалось чистым и полным жизни, на заснеженных равнинах Шаарана дорога была всего одна. Те земли не были дружелюбны и ласковы к людям, скорее уж походили на молодого воина, не ведающего ни страха, ни отчаяния, ни поражений. Люди мирились с ним – и были то люди стойкие, смелые, под стать землям, в которых родились.
Вдоль дороги, цепочкой, выросли деревни и замки. Снега не отпускали их из своих ледяных оков ни летом, ни весной, но в эти полгода ветра становились не такие губительные, и некоторые храбрецы пускались в путь.
Немногочисленным людям жизненно необходима была еда. Не только мясо, которое с легкостью можно было подстрелить в лесах вокруг, но и зеленые растения и их плоды. Это все было у них, но только в небольшом, строго ограниченном количестве. Они пили даже вино – которое, правда, продавалось не в пример дороже нынешнего.
В местах, которые давали жизнь травам и овощам, фруктам, ягодам и даже цветам, заключалось самое главное их богатство. Скромные пространства иногда вдруг очищались от снега, словно по волшебству, и там было так тепло, что можно было ходить без курток и шуб, а руки не мерзли на воздухе, поразительно теплом. И все росло там быстро и урожайно, так, что нашим крестьянам не снилось и не приснится. Благословенны были те места и те земли, где царила эта странная магия! Не будь их, людей не осталось бы в живых вдоль всей великой дороги.
Некоторые знали, в чем секрет.
Никакой закономерности, никаких правил в том, где появится новое теплое место. Кроме одной: тогда проезжал мимо на огромной лошади высокий всадник, с красивым легким станом, фигурой истинного воина и лорда. Иногда женщина, иногда мужчина, возраста разного, но никогда не старый. К седлу его приторочен меч, и от меча исходит тепло. Всадник едет в плаще вдвое тоньше, чем простые люди, и только в преддверии самых страшных суровых бурь закрывает свое лицо, словно едва чувствует холод. Их зовут лорды зимы.
Волосы у них длинные, убранные в сложные косы, а одежда из неизвестных никому материалов. И взгляд всегда печален и горд, омраченное утратой и скорбью сердце не раскрывается никому и не выказывает своих помыслов.
Лорды зимы, кажется, живут дольше самого этого мира. И каждый из них бесконечно одинок.
Их боятся, но боготворят, подчиняются беспрекословно и уступают путь, если встретят. Там, где одинокий всадник обнажал свой меч, теперь глыбы льда и поляны смерти.
Итак, это холодные равнины Шаарана, белые и пустынные. Солнце не всходило уже несколько недель, лишь показывая свой краешек из-за горизонта, и некоторые умники утверждают, что это называется зима. Другие не прочь над ними подшутить – и послушать истории, конечно.
Недалеко от дороги рассыпалось созвездие костров. Вокруг греются люди, смеются, кто-то пританцовывает под веселую музыку, кто-то хлопает в ладоши и хохочет. К специально выстроенной и неизвестно насколько уходящей под снег коновязи надежно привязаны лошади. Повозка с едой здесь же. Оружие у каждого при себе, а мир и все души в нем, в том числе и человеческие, юны и бесстрашны. Так от чего бы им не веселиться?
– У кого-нибудь есть вино? – спрашивает чей-то громкий голос.
В ответ кричат, не без гордости:
– Есть, только не для тебя, Донни!
– А выиграю у тебя на мечах, дашь флягу?
И не колеблясь ни секунды:
– Для доброго воина и вина не жаль! Деремся до трех!
Тут же расчищается круг, и Донни с веселым хозяином винной фляжки выходят на центр. В отблесках костров у них в руках блестят настоящие мечи, но раны, которых для победы должно быть три, будут лишь шуточными касаниями, конечно. Да и согреться, тренируясь, никто не прочь.
Зрители улюлюкают, хлопают, подбадривают фехтовальщиков. Они ни на чьей стороне – только на стороне звона клинков, благородного танца и вечного великого искусства. Всем весело.
Донни, красивый, черноволосый и темноглазый, атакует. Противник его, мельче, легче и старше на несколько лет, защищается. Донни осыпает его градом ложных ударов и выпадов, один единственный из которых призван задеть ногу или руку, никто не знает, что именно и какой. Его противник держит оборону так мастерски и непринужденно, что ему словно всего лишь любопытно, что выкинет младший товарищ в следующую секунду. Счет не открыт.
Они кружат по утоптанному снегу с несколько лучин, прежде чем Донни вдруг почти ласково догоняет кончик меча, в плечо. Плащ цел, рука цела, но зрители ревут, восторженно и увлеченно. Донни беззаботно улыбается и продолжает.
Следующий удар, достигший цели, его: колющий, в живот. Лишь обозначенный, он все равно всеми замечен и вызывает бурю эмоций, а противник одобрительно кивает, не держа обиды. Все честно.
Кто-то подбрасывает дров в костер, и огонь взлетает к темному небу с новыми силами. Становится светлее, толпа в нетерпении, и сражающиеся тоже словно обновились и отдохнули: нападают с новыми силами.
Лучину, две, три – все без толку. Ни один не уступает и не превосходит, мечи напрасно расчерчивают воздух, а Донни и его противник снова начинают уставать. Такой продолжительный тренировочный бой для них, кажется, в новинку, и это забавляет – интересный, полезный опыт. Пусть и непростой.
Наконец безымянный воин неловко, как будто бы по ошибке, чиркает по чужой кисти в толстой перчатке плоскостью меча – и толпа беснуется и кричит, а Донни подходит перекинуться парой слов, убирая мокрые волосы со лба.
– Я давно так не развлекался, – хозяин фляги прикладывает снег к щекам и выглядит довольным. – Ты заслужил награду, если не всю, то несколько глотков точно.
Они примирительно скупо обнимаются, и младший уходит из круга, вполне удовлетворенный. Остается болеть за других, ничуть не хуже, чем он.
– Кто-нибудь еще хочет размяться? – кричит победитель в толпу. – Ночь сегодня особенно холодна, нечего мерзнуть и скучать!
Люди снова хохочут, и на центр выходят даже несколько человек. Переговариваются, и остается один. Кудрявый, улыбчивый, как и большинство товарищей, Рей не выделяется ни ростом, ни ловкостью, но он славный, старательный парень, и вдобавок еще и душа компании – и немало глаз, в том числе и девичьих, обращены на него.
Сражаются снова на равных. Но мужчина с флягой уже устал, а Рей младше и свежее, и вскоре два касания выигрывает он под одобрительный голос зрителей.
– Думаю, это победа, – тот, что не называл своего имени у нас в рассказе, поднимает ладонь. Рей кивает и отходит, опуская меч. Теперь драться будут с ним, и так до первого поражения, когда он тоже уступит кому-нибудь место на импровизированной арене.
– Кто еще хотел согреться? – кричит задиристо. Озирается.
Он как-то не обратил внимания, что товарищи вокруг затихли, аплодисменты стихли, а девушки больше не визжат восторженно, когда он оборачивается в их сторону.
Против яркого света костров ему неудобно смотреть, приходится щуриться, и Рей видит только, как через расступающиеся ряды зрителей к нему приближается конный воин. Спокойный, как скала, и столь же непоколебимый и несокрушимый – этим веет от одной его молчаливой фигуры, едва заметно плавно покачивающейся в седле. И лошадь у него прямо-таки гигантская.
– Доброй ночи, файтер Рей, – голос незнакомца холоден, подобно льду. – Ты неплохо сражался. Хочешь попробовать свои силы со мной?
На несколько мгновений воцарилась тишина. Тогда всадник откинул капюшон, открыв молодое, удивительно прекрасное, но словно отчужденное от этого мира лицо и печальный, тихий взгляд.
– Я буду благодарен, если кто-нибудь одолжит мне меч, чтобы я не доставал свой… И уверяю тебя, что не оставлю на тебе ни царапинки, если я так захочу.
От вида его лица, в котором не было ни капли злости или тени, Рей приободрился и уже решил, что хочет попробовать свои силы. «Я не выиграю у него, но, может быть, научусь паре приемов или чему-то такому, – подумал он, – безумно интересно же!». И то ли ему почудилось, то ли и правда по бесстрастному лицу незнакомца проскользнула улыбка понимания. Вполне дружелюбная.
Но парень не успел ответить – со стороны дороги донесся звук, заслышав который, будь то одинокий ли путник, целый ли отряд, но неизменно сворачивали к обочине и притихали: мимо скакал один из них.
И скакал, определенно, к кострам.
Еще один? Два, одновременно два лорда зимы, да рядом?! Небывалое, неслыханное дело. Чудо какое-то.
А может, это тогда и не лорды зимы вовсе?..
Она спрыгнула с коня изящно и легко, с головы не слетел капюшон, и ни одна деталь наряда не звякнула и не сбилась, но в сторону людей словно повеяло жаром. Впрочем, на них она и не смотрела.
– Адальстейн! – голос, как сталь.
В ответ бесцветное:
– Йофрин.
– Адальстейн, я надеюсь, у тебя были веские причины не ждать меня?
Названный Адальстейном одарил ее одним простым взглядом, и незнакомка сверкнула глазами, без слов прочтя все.
Только тогда Рей заметил, что они на полголовы выше всех присутствующих здесь, и одежда у них из одной только ткани, без меха.
– Война закончилась, сестренка, – теперь Адальстейн говорил мягко и даже сделал шаг ей навстречу, – открой свое сердце, – и он обернулся к застывшим на местах людям. – Прошу прощения, путники. Вынужден оставить вас.
Ответом ему была тишина…
– Значит, я выиграл бой! – задиристо, не дрогнувшим веселым голосом крикнул Рей, но, прислушавшись, в его тоне можно было услышать накатившую от собственной выходки оторопь.
И, ко всеобщему удивлению, всадник кивнул:
– Твое бесстрашие достойно награды…
– Но не здесь и не сейчас, – перебила брата Йофрин, и тот покорно согласился со своей горячей нравом сестрой.
– Что ты хочешь получить, человеческий путник?
Рей колебался лишь одно мгновение.
– Рассказ и урок фехтования, милорд.
Почему-то он назвал его милордом, хотя никаких лордов не было у вольных странников, и Адальстейн снова грустно улыбнулся своей тенью настоящей улыбки:
– Езжай с нами до постоялого двора, если пожелаешь – сестра займется делами, а мы довершим начатое.
Парень знал, что не откажет, как бы ни смотрели на него остальные. Он не избегал их взглядов, встречая их ответным прямым взглядом, и даже Йофрин сменила презрение на равнодушие. И он уехал с ними, высокими фигурами в плащах, на гигантских лошадях, с печальными лицами и мечами, излучающими тепло, словно живые. Всю дорогу, пока они ехали в молчании, он гадал – лорды ли это зимы или что за диковинный народ, и почему они кажутся такими молодыми и такими старыми одновременно; про обещанную историю же он и не думал, справедливо не предполагая в себе сил сочинить нечто подобное.
По пути брат с сестрой вполголоса переговаривались, и когда они говорили между собой, прорезался их странный, мелодично-певучий акцент. Рей внимал, стараясь запомнить все в мельчайших подробностях, но словно что-то постоянно ускользало от него, не даваясь человеческому пониманию.
Спустя час или два они были уже в трактире, приличном, не из тех, в которые заглядывают всякие проходимцы. В камине ласково плясал огонь, и как и там, недалеко от дороги, люди собирались в пятна его света и тепла и улыбались, отогретые и сытые, и лились истории – правда и вымысел.
Вокруг вошедших тут же образовался словно ореол свободного пространства, который брат с сестрой едва ли замечали, а Рей с удивлением отмечал, с какой готовностью им уступали лучшие места. Правда, Йофрин даже не взглянула на общий зал: едва зайдя, только забрала что-то с каминной полки, фыркнула на хозяина и вышла обратно в ночь, хлопнув тяжелой дверью. Адальстейн не повел и бровью, устраиваясь у камина и щурясь на пламя. В его свете он выглядел чуть более человечным.
Помолчали.
– Слушай, вы… вы лорды зимы? – спросил Рей наконец.
– Да. Если хочешь называть нас так – называй.
– А как вы сами себя называете?
Тот помолчал, прежде чем заговорить.
– По именам. Нас осталось слишком мало, чтобы нужно было что-то большее. Имен хватает. Ты хотел научиться фехтовать – так учись, пока есть у кого, и пока мы не исчезли вовсе, а вместе с нами и наши знания и умения.
– Йофрин ведь это не понравится…
– О, разумеется!
– Но…
– Она вольна думать все, что пожелает. Я старший брат и сам могу решать, как поступить.
Тогда они вышли на улицу, и там начинался снегопад. С неба, причудливо кружась, спускались огромные хлопья снега, и так и хотелось поймать несколько на язык и съесть.
Там они оголили мечи и фехтовали, Рей проигрывал, как ребенок, но упорно поднимал меч снова и снова, и каменная маска Адельстейна давала трещину за трещиной, а идеальная прическа растрепалась, и в волосах у него белели снежинки. Изо рта каждого вырывался пар, они все фехтовали, клинки скрещивались, блестя и звеня. Древнее искусство было снова живо – на один вечер, но ведь живо…