И я решился.
Собрание в этот четверг проходило в культурном центре неподалеку от моего дома. Знакомых почти не было, и я опять подумал, что Женя в чем-то прав. Семинары не пользовались особой популярностью, и люди на них долго не задерживались. Версия со всемогущей сектой разваливалась на глазах.
Отведав сэндвичей с авокадо, я уселся поближе к кафедре, за которую уже встал Жора, чтобы успеть поймать его на выходе.
Лекция длилась недолго, всего час. Хачиков в который раз пережевывал жвачку о том, как важно поменять отношение к своим проблемам и относиться к жизни не так, а иначе, а как — он сейчас расскажет и покажет. Как и всегда, лекция закончилась на оптимистической ноте, ничего толком не объяснив.
Задвигались стулья, несколько человек подошли к Хачикову и начали уточнять у него какие-то детали. Я терпеливо сидел в своем предпоследнем ряду и ждал своей очереди.
Наконец последний участник попрощался с «гуру» и Жора оказался свободен. Я перехватил его у самого выхода.
— Привет, Жор. — О, Адам! — обрадовался он — а где Финкельштейн? Обычно вы вдвоем приходите. — Он сегодня послал смску, что ему все надоело и он бросает — сказал я, стараясь, чтобы Жора почувствовал, как сильно я осуждаю Женю. Тот грустно улыбнулся. — Очень жаль. Что ж, насильно мил не будешь. И Жора сделал движение, чтобы двинуться дальше. Я перехватил его за рукав. — Эй, подожди! Куда ты так спешишь? Дома жена ждет со скалкой? Хачиков покачал головой. — Я не женат. — Ну тем более. Пошли поедим чего-нибудь нормального, а то у меня изжога от авокадо.
Шли мы к небольшому ресторанчику неподалеку от моего дома. Уже вовсю зарядили декабрьские дожди, и под нашими ногами сверкали и плюхали черные лужи. Хорошо, что на данный момент дождь уже закончился — только так я смог уговорить Жору пройтись пешком, оставив машину на парковке.
— Не люблю лужи — сказал он, аккуратно обходя особо широкую — каждый раз ожидаешь, что дно уходит в Марианскую впадину. Не хочется утонуть прямо посреди Тель Авива, знаешь ли. — Ничего, скоро будем на месте. Извини, что так долго. Вскоре мы оказались в небольшом грузинском ресторанчике, в котором я иногда пил кофе, когда дома становилось совсем уж скучно. Внутри было тепло, деревянные столы накрыты красными скатертями, желтый свет с торшеров и негромкая кавказская музыка подчеркивали колоритную, но при этом уютную атмосферу. После прохладной сырости снаружи это было как раз то, что надо. — Я иногда приезжаю сюда — сказал я, выбирая из меню аджарские хачапури и суп харчо — не могу сказать, что дико вкусно, но приятно просто посидеть.
Жора тоже выбрал хачапури. Вдобавок я выбрал бутылку Арени. Заказ пришел быстро, и какое-то время мы ели, стараясь не обжечься горячим сыром.
— Давно хотел лично тебя поблагодарить за пожертвование — сказал Хачиков, вытирая пальцы бордовой салфеткой — это было очень щедро. Ты же знаешь, что все до последнего шекеля идет на лечение больных онкологией детей? — Не за что, Жор. — Есть за что — возразил он. Я отодвинул от себя тарелку. Разговор надо было переводить на Бадхена, иначе мы просто поужинаем и разойдемся. — Костик жил у тебя какое-то время — сказал я наконец. — Да, пару недель — подтвердил он. — Ты тогда уже начал искать Дерево? — спросил я напрямик, и увидел, как сжались его пальцы на салфетке. — Что… — Не увиливай. Ты ищешь дерево, верно? Зачем оно тебе и твоей секте? — Секте? — его удивление было вполне искренним. — Людям на твоих семинарах — уточнил я. — Я… честное слово, Адам, никакой секты у меня нет. Я веду семинары, да. Это дает мне какой-то источник дохода. Но секта?.. — Тогда что за история с Деревом? Костик сказал, что ты спрашивал его о нем. — Спрашивал, потому что он сам мне о нем рассказал. Явился ко мне посреди ночи и сказал, что видел Древо Жизни и смерти, и что он… — Так, постой — перебил его я — он так и сказал: древо жизни и смерти? Этими самыми словами?
Если да, то Бадхен придуривается, ведя какую-то неведомую нам игру, а мы…
— Нет. Он сказал что видел дерево с черными плодами. Я узнал его по описанию, как раз так оно описывается в легенде. — Какой легенде? — Про Охотника, Адам. — Про какого охотника? — я был предельно терпелив, что в такой ситуации было не просто. Жора облизал губы. — Могу рассказать, если хочешь. По сути, это история сотворения мира. — Еще одна история сотворения — поправил его я.
— Точно. Я ее вообще всерьёз не воспринимаю — поспешно добавил он — но если тебе интересно…
Я откинулся на спинку стула, изображая полную расслабленность.
— Рассказывай свою космогоническую историю. А я пока доем.
====== Глава 10 ======
Глава 10
— Сначала не было ничего, а потом в один миг появилось все — Вселенная, звезды, планеты… — начал Жора, макая корочку от хачапури в почти остывший сыр. Я отодвинул свою тарелку и слушал. В своей жизни я слышал тысячи историй о сотворении мира, почему бы не выслушать еще одну? Кроме того, Хачиков был хорошим рассказчиком.
— Оболочка «ничего» вошла в картину мира, как оболочка от семя — в почву, питающую дерево, из него проросшее. Или, скорее, как если бы
кусочки мозаики одного шаблона выложили из одной картинки в другую.
Жора сделал паузу, прожевывая кусок хлеба.
— Однажды посредине некой песчаной долины появилось невысокое дерево с белым стволом, серебристыми цветами и черными плодами.
Я кивнул, вспомнив дерево в парке. Похоже, это оно и есть. Жора продолжал.
— Как-то раз один охотник бродил в тех местах в поисках добычи. В небольшой долине он увидел красивое дерево, в ветвях которого запутался рогами великолепный олень. Охотник преисполнился благодарности и пожертвовал дереву жизнь животного. Кровь оленя он пролил на белоснежный ствол.
Я продолжал слушать, хотя история казалась немного странной — сотворения как такового в ней не было, зато присутствовала куча библейских элементов — тут тебе и запутавшийся в дереве рогатый скот, и кровавые жертвоприношения. Откуда посреди безлюдной долины вдруг взялся охотник, было совсем непонятно.
— Со временем долина начала расцветать. Раньше в ней были только камни и песок, но потом появились и другие растения — деревья, цветы и травы, зажурчали ручьи, а потом появились и животные. Пчелы и бабочки перелетали со цветка на цветок, в небе кружились птицы, а в траве шуршали зайцы и паслись стада оленей и коз. Охотник же часто возвращался к Дереву и приносил тому жертвоприношения.
— Так человек появился раньше, чем все остальное? — удивился я — кто же создал его?
— А ты никогда не думал, что они могли создавать друг друга одновременно? — спросил Жора серьезно.
Я не нашел, что ответить, и махнул ему рукой, давая знак продолжать.
— Однажды в долину пришла женщина. Она не охотилась, но собирала фрукты и ягоды, которые охотник до того никогда не срывал, потому что не умел различать ядовитые.
Я мысленно посочувствовал охотнику, годами живущему на белковой диете.
— Женщина угостила его, и он полюбил ее. Они стали жить в долине вдвоем.
Со временем родились дети, внуки и правнуки, но охотник, уже немолодой, продолжал приходить к дереву и сидеть под его листвой. Как-то раз его жена оказалась там рядом с ним. Она сорвала с ветки черный плод и улыбнулась, предлагая мужу. Он съел его и в тот же миг обезумел.
— Ну ни хрена себе — сказал я. Не это ли случилось с Костиком? По крайней мере, теперь стало ясно, что Женю он тем вечером в парке успел спасти в последний момент.
— Охотник задушил жену и закопал ее под деревом. Остаток жизни он прожил безумным и беспамятным. И больше никогда не смог найти того места, где закопал свою жену.
— И все? — спросил я, когда молчание, которое я принял за театральную паузу, затянулось. — И все — коротко ответил Жора. — И кто же была та женщина? Мне сказали, что под деревом зарыта жена бога. — Кто такое сказал? — спросил он удивленно. — Женька Финкельштейн. Сказал, что твоя секта поклоняется Дереву, под которым лежит убитая жена бога. — У меня нет секты, Адам — терпеливо сказал он — не знаю, с чего это Женя придумал про меня такую ерунду. А насчет мертвой жены — этой версии я не слышал. Так что узнал он ее не от меня, это точно. Думаю, что это какая-то отсылка к Лилит или что-то в этом роде. Интересно.
Я тем временем пытался сообразить, что делать с тем количеством лапши, которое мне только что навешали на уши.
— От кого ты слышал эту историю? — наконец, спросил я. — От Вики. Она расспрашивала меня о дереве за несколько дней до того, как Костик пришел ко мне, рассказала легенду об охотнике. Мол, слышала от какой-то знакомой. Интересные знакомые у Вики, правда? Когда я при следующей встрече упомянул, что Костик говорил о дереве, она чуть с ума не сошла. Знаешь, какой у нее вид был? Как у Горлума, увидевшего Кольцо. Просила, чтобы я организовал ей встречу с Костиком и расспросил побольше. Но я не успел — тот сбежал раньше, чем я успел хоть что-то узнать.
— Зачем ты Женьке звонил спрашивать про Костика, если он все это время был у тебя? — продолжал я допрос.
— Костик сам меня попросил. Сказал, что вы тогда точно не догадаетесь, что он гостит у меня.
Хитрый Бадхен, подумал я. Он оказался абсолютно прав — мы даже не думали искать его у Хачикова. Тот тем временем продолжал:
— Знаешь, что я не могу понять? Почему именно Бадхен видел дерево? Почему именно Костик — этот гопник в кожаной куртке и спортивных штанах? Ты ведь помнишь, каким он был в школе? Ведь быдло быдлом. Почему он?
Я сжал под столом кулаки. Вот он, момент истины.
— Жор, давай на секунду предположим, что Костик… как бы и не Костик больше. — Я не понимаю — напряженно сказал он. — Понимаешь, я не видел его двадцать лет, как и ты. А потом он появился в моей жизни… и это был уже не он. Ты ведь и сам это почувствовал, правда? — Так кто же он сейчас? — голос Хачикова упал до шепота.
Правды мне говорить не хотелось, поэтому я решил сблефовать и ответил вопросом на вопрос:
— А ты как думаешь? Он помолчал, обдумывая ответ. — Попаданец? И Дерево оттуда? Я понятия не имел, что такое «попаданец», но других версий у меня не было, и я кивнул. — Именно. Хачиков судорожно сцепил пальцы перед собой. — Чего ты хочешь от меня, Адам? Просто так подобные тайны не выдают.
Я отпил вина, чтобы дать себе время подумать.
— Давай выложим все карты на стол, Жор. — А есть еще карты? — измученно спросил он. — Есть. — Ну давай. — Вика знала про дерево. Саул знал про дерево. Все твои одноклассники знают про него. Почему? — Я не знаю — тупо сказал он. Под глазами у него я заметил темные мешки — видно было, что он здорово устал. — Потому, что мы все связаны с деревом, дурень. — Как? — выдохнул он. Я вздохнул. — Так на одной ноге и не рассажешь. Пошли ко мне, на тебе уже лица нет. Вести машину я тебе не позволю, а такси в такой час меньше двухсот шекелей не возьмет. Переночуешь, и завтра все тебе расскажу. Я совсем близко отсюда живу. Он колебался, но усталость взяла свое — способность рассуждать трезво притупилась, особенно после нескольких бокалов красного вина и непростого разговора, который мы вели весь вечер. А может, у него изначально не все были дома, судя по тому, как искренне и быстро он поверил в собственную версию с «попаданцем».
Я расплатился, и мы снова вышли в дождливый декабрь. В ресторане я послал сообщение Финкельштейну, и теперь вел Жору к себе домой с тяжелым сердцем. Я чувствовал себя, как мотылек, провожающий другого мотылька прямиком в паутину — на ужин пауку.
После Вики и Саула, поражавших своим цинизмом и полным отсутствием человечности, Хачиков оказался совсем другим. Мы ожидали столкнуться с могущественным и коварным марионеточником, ведущим свою собственную тайную игру. Ожидали увидеть секту, раскинувшую, как спрут, свои щупальца во все стороны. Что я мог сказать — мы ошиблись.
Вика и Саул не вызывали во мне ни тени сожаления — они были мороками, немного двухмерными, довольно мерзкими, не оставившими после себя ничего, кроме неприятностей.
А Жора…
Он шел шаг в шаг рядом со мной, зябко сунув руки в карманы куртки. Уши его немного покраснели от холода, и он шагал, опустив голову и глядя себе под ноги.
Потерянный, немного блаженный человек, который и не подозревает, что он не человек даже — просто чье-то материализовавшееся воспоминание. И что совсем скоро его уничтожат, потому что, по мнению некоторых, он мешает прочности мироздания.
Сколько бы лет я ни прожил, но вести человека, которого приглашаешь в гости, на самом-то деле на верную смерть — всегда подло. И никогда, никогда не легко.
Женя сдержал свое обещание — меня от необходимости присутствовать освободили. На пороге моей квартиры я передал ему Хачикова, а он сунул мне в руки пакет с мусором и сказал буднично:
— Адам, выкинь мусор, будь добр. Жор, проходи пока, снимай обувь, тапки в углу. Я взял черный пакет, Жора немного растерянно оглянулся на меня, по инерции перешагивая через порог, а потом дверь милосердно захлопнулась, отрезая меня от того, чему суждено было свершиться за ней по жениному плану.
Я спустился вниз, выкинул пакет в контейнер и закурил.
После четвертой сигареты ко мне спустился Женя.
— Ну как ты? — Он не глава секты. — Угу. — И ни в чем не виноват. — Да? — рассеянно сказал он, закуривая сигарету. — Он всего лишь… — Всего лишь был мороком, которому не место в этом мире. Еще что-то хочешь сказать, Адам? — А мне? — спросил я — мне место? — Ты знаешь ответ. Но если хочешь услышать своими ушами — то нет, тебе тоже нет. Мы уже имели этот разговор, если мне не изменяет память, и договорились, что пока ты живешь, а что будет потом — не твоя забота.
Он был прав. Рано или поздно все закончится. Бадхен вернет себе память — и мне конец. Но ведь и так ничто не вечно, подумалось мне. Жить мне не в тягость, но и веселого в этом мало чего осталось. Убегать я от от них во всяком случае не буду. А пока — жизнь на некоторое время стала немного интереснее, чем обычно, вот и все.
После того вечера прошло несколько дней. Женя с помощью Бадхена избавился от тела и Хачикова никто не хватился. Полиция Жору не искала, ученики тоже. Наверное, у него совсем не было близких людей.
Костик заметно потеплел по отношению к Финкельштейну, и теперь проводил у того дома куда больше времени, чем у меня, что вселяло надежду, что вскорости он переселится обратно к Жене.
Без моего ведома они смогли расправиться с Толей и Борей и еще парой «одноклассников» — как именно, я не вдавался в детали. Избавлялись от них с концами, не оставляя трупов, поэтому, кого хватились, объявили в розыск, остальных не искали вообще. Как оказалось, не считая Саула и Вики, остальные мороки жили замкнуто и прочных связей с людьми не поддерживали, так что нам, можно считать, повезло.
Костик был доволен. Он повесил увеличенную фотографию со свадьбы на мой холодильник и перечеркивал крест-накрест всех, от кого они уже избавились.
Скоро на снимке оставалось четыре незачеркнутых лица: мое, Кости, Жени и еще одно. Этот последний повернул голову так, что лицо видно было только в профиль, и то — ухо, нос и бровь. Негусто.
— Кто же это мог быть? — время от времени Костик подходил к холодильнику и надолго замирал перед ним. — А у других спросить чего не удосужился, перед тем, как отправить их на тот свет? — спросил я.
Он недовольно цыкнул.
— Теперь уже поздно об этом думать. — Попробуй узнать через людей, которые в тот вечер были на свадьбе — посоветовал я — человек не иголка, можно найти, если надо. — Ты помнишь хоть одного человека на ней? — осведомился он — я нет. — А я помню. — Ну? — Муж Вики. У него-то должны быть списки приглашенных. Позвони ему и спроси. Костик замер. — Обидно, что это придумал не ты, правда? — спросил я с невинным видом.
Он только фыркнул и потянулся за телефоном — звонить своему вечному и незаменимому Жене.
Женя был оперативен, как всегда. Он позвонил вдовцу Вики и вытребовал у того списки гостей. Уж не знаю как и что было сказано, но тот прислал ему файл с именами в тот же день на мейл.
Закавыка была в другом: на свадьбе было четыреста пятьдесят приглашенных гостей. Мы сверяли списки по местоположению за столами — обычно знакомых сажали вместе, так что «одноклассников» посадили бы рядом с нами, или достаточно близко. Еще проверяли по полу и по памяти Костика — вдруг он «вспомнит» знакомое имя.