Должно быть, подумал я, почтальон перепутал почтовые ящики, а письмо предназначалось соседу. В таких случаях мы просто выкладывали почту на крышку ящиков. Я повертел конверт, чтобы примерно понять, в чей ящик его пропихнуть.
На конверте и на пригласительном были мое имя и адрес. Адам Эвигер +1.
Я попытался вспомнить хоть одну Викторию из своего относительно недавнего прошлого. Алексов было много — волонтер в хосписе, страховой агент, у которого я страховал дом, механик в гараже. Или тот был не Алекс?
А Викторий, достаточно знакомых, чтобы послать мне приглашение на свадьбу, не было.
Внутренний голос шептал, что я прекрасно понимаю, кто эта Виктория и откуда взялась, но я его тщательно игнорировал. Сунул письмо в карман и заставил себя думать о других вещах. Например, о покупках для ужина.
Вернувшись из магазина, сварганил себе нехитрую трапезу. Давно прошли века, когда я увлекался гурманством. Ел, что было — главное, чтобы свежее.
Телефон зазвонил, когда я складывал очередную порцию посуды в посудомойку.
Только бы не Костик, взмолился я мысленно. И не Финкельштейн. Дайте отдохнуть от вас, ребята.
Телефон был незнакомым, но я все же ответил, потому что уже стало понятно, что просто так меня в покое не оставят.
— Адам? — услышал я женский голос. Девять человек из десяти назвали бы обладательницу этого голоса стервой. — Я. — Вика говорит. Слушай, ты чего не отвечаешь на приглашение? Их три недели как разослали, все отписались, а от тебя ни ответа ни привета. — Свадебное? — уточнил я непонятно зачем. — Нет, блин, похоронное! — хмыкнула незнакомая стерва Вика. — Я его только сегодня получил. И, кстати, мы знакомы? — Как это — сегодня? Блин, я, конечно, обожаю нашу почту! — Так мы знакомы? — терпеливо спросил я. — У тебя ранний Альцгеймер, Эвигер? Мы с тобой три года в одном классе учились. Вика, Виктория Барашехатова. Забыл уже, как сигареты у меня стрелял? Не могу сказать, что сильно удивился— звонок был логическим продолжением письма, а письмо и его автор, судя по отсылке к школьным временам — порождением Бадхена. Костик успешно продолжал гнуть реальность под себя.
Я положил трубку, даже не пытаясь вступить в полемику. Если с Костиком и Женей еще как-то приходилось считаться, с новоиспеченными бывшими одноклассниками я не считал нужным вступать в контакт.
Опять зазвонил телефон: входящий звонок от Финкельштейна.
— Тебе некая Виктория звонила? — спросил он вместо приветствия. — Звонила. Приглашала на свадьбу. А что, напрашиваешься ко мне в плюс один? — Нам следует пойти. — Полюбоваться на встречу выпускников костиковского театра галлюцинаций? Иди, потом расскажешь, как было. — Тебе тоже придется, Эвигер. — Зачем? Мне там не место. Я человек, а не плод фантазии спятившего… — Потому что нам надо понять, как далеко зашло дело — перебил меня Женя. — Нам или тебе? — Думаешь, если будешь сидеть тихо, то с тобой ничего не случится? — Точно. — Ошибаешься. Очень ошибаешься. Женя пошуршал в трубке, потом спокойнее уже сказал: — Ты ведь слышал наверняка такой вопрос-парадокс: способен ли бог создать камень, который не сможет поднять сам? — Слышал, слышал — я заливал растворимый кофе кипятком, прижав трубку ухом к плечу. — Давай немного переиначим его. Сможет ли Костик превратить себя в смертного, и что в этом случае станет с той частью мироздания, за которую он отвечает? — Понятия не имею — равнодушно ответил я. — Да все развалится к чертям собачьим, Адам!!! Я отодвинул от уха трубку, чтобы не оглохнуть. — Ты такая же королева драмы, как один мой знакомый соцработник. Почему тебя так волнует, что станет с мирозданием? — А тебя — тебя не волнует? — Нет. И я повесил трубку.
Через секунду он снова позвонил. Я, разумеется, не ответил. После десятого звонка пришло сообщение:
«Я знаю, где ты живешь и могу заявиться лично. Это во-первых. Во-вторых, если пойдешь со мной на свадьбу, обещаю пересмотреть свое намерение насчет твоего будущего».
«Не ‘обещаешь пересмотреть’, а ‘клянешься никогда не претворить его в жизнь’».
«Хорошо. Клянусь.»
«Увидимся в четверг» — написал я. Наверное, он остался доволен, потому что новых сообщений в тот вечер больше не приходило.
Комментарий к Глава 4 *Адам неявно цитирует стихи поэтессы Ханы Сенеш, «Дорога в Кейсарию»:
«Господь, мой Бог,
Пусть всё это длится века —
Шуршанье песка,
Воды колыханье,
Ночное сиянье,
Молитвы строка». (Пер. Р Левинзон)
https://ru.m.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BB%D0%B8%D0%BF%D0%BE%D1%82
====== Глава 5 ======
Глава 5
Глядя на Женю, я в который раз удивлялся странному выбору имени, которое подобрала другу фантазия Костика. «Евгений Финкельштейн» шло сидящему напротив меня человеку не более, чем слону скафандр. Словно пытались ими прикрыть, как срамное место фиговым листочком, его истинную сущность, налепив забавную фамилию и одно из самых избитых имен моего позднесоветского детства.
Через пару секунд я опомнился, вспомнив, что никакого позднесоветского детства у меня не было, и мне стало сильно не по себе. Потому что получалось, что Костик и правда, сам того не понимая, изменяет окружающим его людям память.
Мы сидели за большим круглым столом русского зала торжеств «Василиса» в самом сердце Нетании*. Стены были покрыты бордовым бархатом, люстры сияли фальшивым хрусталем, а на столе я насчитал шесть видов салатов с майонезом, между которыми сиротливо ютились блюдечки с хумусом, схугом и матбухой**.
Музыка была тем, что в нынешнее время принято вежливо называть «фьюжн»: Верка-Сердючка перемежалась хасидскими плясками, их сменяли Омер Адам со своими восточными напевами и вечная Дана Интернешнл. Людей на танцполе, очевидно, совершенно не волновало, под что танцевать.
Фьюжн добрался и до гостей: если дамы все как одна явились в вечерних платьях, то их кавалеры нарядились кто во что горазд — присутствовали и более-менее нормально одетые, но большинство пришло в джинсах, а двое — в сувенирных майках с надписями, из тех, что раздают резервистам в последний день армейских сборов.
— Ну и каша у Костика в голове, — отметил я, запивая вином говяжий язык, — кстати, он сам-то где? — Скоро придет. — хмуро ответил Женя.
Бадхен пришел сразу же после хупы, точнее ее имитации, потому что ни жених, ни невеста не являлись «кошерными» евреями, а значит, раввинат, имевший монополию на заключение браков, смотрел на них, как на пустое место.
Рав оказался модерновый, реформистский, но от этого церемония бракосочетания короче или интереснее не стала. Стенд-ап шоу в его исполнении пестрело шутками, которые я раз сто до этого слышал в «Светофоре», и от этого тянуло зевать.
Я рассматривал лица скучающих гостей, размышляя над тем, кто из них настоящий, а кто пророс в нашу реальность три недели назад. Получалось так себе.
Рав закончил, стакан был раздавлен жестким мужским каблуком***, гости широким потоком потекли поздравлять новобрачных.
— Здоров, Жека. Адам, привет. Костик упал на стул между мной и Финкельштейном. — Что есть пожрать нормального? — спросил, ни к кому отдельно не обращаясь. — Ты невесту поздравил? — спросил Женя. Я удивленно посмотрел на него, потому что ни один из нас двоих к невесте за весь вечер не подошел даже чтобы познакомиться. — О, хорошо что напомнил! — обрадовался Костя, подскакивая с места. — А ну, стой! Тпру! — осадил его Женя. — давай скажи ей, что надо сделать одну фотку только с нами, одноклассниками. Я пока организую фотографа, а то он куда-то сбежал.
— Будет сделано. Хорошо придумал! — и Костик отчалил.
— Умный ход, Жека. — воздал я должное неприятелю. Костик куда легче нас распознает свои «творения», а с фотографией удобнее будет искать их в будущем. — Не называй меня так. — резко сказал Женя. — Плохие ассоциации? — участливо спросил я, — напоминает о трудной юности? Он прищурился, но не успел ответить, потому что мимо пронесся фотограф с зеркалкой, и Финкельштейн побежал его догонять.
Через десять минут Костик собрал всех «бывших одноклассников» в одну лысеющую, полнеющую и немного пьяную кучку. Набралось их, не включая меня, человек семь-восемь мужчин и женщин. Негусто.
За организацией идеального кадра я успел познакомиться только с двумя из них — Толей и Борей, владельцами рекламного агентства. Остальные держали дистанцию.
Снявшись, кучка вновь рассеялась по залу, и мы втроем тоже вернулись обратно за наш столик.
Тем временем официанты подали основные блюда — свиной стейк, форель и особуко на выбор. Костик рассеянно поглядывал по сторонам — казалось, ему уже не терпится отсюда уйти, хотя совсем недавно он был весел и разговорчив. Женя в этот момент толковал с фотографом. Наверное, пытался поскорее выбить из того фотографии.
— Помнишь, как мы сидели по вечерам на скамейке в парке? — спросил Бадхен, внезапно прервав молчание.
— К чему это ты вдруг? — сказал я. — Подумал — мы же были нормальными людьми тогда. Что с нами произошло? — Кризис среднего возраста? — предположил я, чтобы сбить его с меланхоличного лада. Костик кивнул, мрачнея на глазах. Поднял голову, посмотрел на меня в упор, словно бросая вызов. — Надоело все. Поехали отсюда, Адам. Давай? — Куда? Сидеть на скамейке и пить пиво с семками? — Да, — серьезно ответил Костик. — именно это и будем делать. Уйти с торжества звучало заманчиво, но наедине с ним я оставаться не хотел. — Давай Жеку возьмем. Как в старые добрые времена. Бадхен улыбнулся. Улыбка у него оказалась какая-то совсем неподходящая — беззащитная и очень искренняя. На миг я почувствовал жалость, чего давно уже со мной не случалось. Человек он или не человек, но потеряв память, выбрал вместо забытой сущности не самую плохую альтернативу. Плохо было другое: из выдуманного прошлого, как поганки после дождя, повыскакивали новообретенные «одноклассники».
Судя по всему, приведя их в бытие, Костик теперь тяготился своим же творением. Интересно, смогут ли они прожить в этой реальности, не получая подпитки от создателя?
— Женька! — громко позвал он Финкельштейна. Тот обернулся. — Не страдай херней. Зачем тебе сдалась эта фотография? Смотреть на чмошников, с которыми мы в школе за один стол садиться брезговали? — Костик не стеснялся и говорил в полный голос. За соседними столиками его точно слышали, но все сделали вид, что внезапно оглохли. — Что предлагаешь? — осторожно спросил Женя. Фотограф воспользовался тем, что от него отвлеклись, и трусцой убежал куда-то вглубь ресторана. — Купить пиво и поехать в наш парк рядом с библиотекой. — Ты ведешь? Я выпивший. — быстро сказал Женя. Находчивости ему было не занимать — не признаваться же, что понятия не имеет, куда надо ехать, и где находится этот неведомый «парк с библиотекой». — Тащи ключи. — великодушно ответил Костик.
Мы с Финкельштейном сидели в машине и наблюдали из окна, как Бадхен покупает упаковку пива и семечки в ларьке у дороги.
— Как у него вообще получилось за два дня организовать свадьбу с таким размахом? — прервал я молчание. — да еще кучу обычных людей в это вовлечь. Фотограф хоть человек или…? — С чего ты взял, что он что-то организовывал? — отозвался Женя с переднего сиденья, — изъявил волю, вот и все. А люди… ну, это ты из классики сам знаешь: «сеанс массового гипноза в Варьете». Заморочили им голову, и дело с концом. — Кто заморочил? Костик? — Одноклассники. — Кстати об одноклассниках: если он потеряет к ним интерес, они рассосутся? Или нам придется впредь отбиваться от ежегодных встреч выпускников, свадеб и бар мицв? Женя вытащил сигареты, со вздохом посмотрел на часы.
— Вряд ли они сами рассосутся. А вот мое терпение скоро точно лопнет.
Я тем временем думал над его словами о массовом гипнозе. — Если уж эта пакость может такие фокусы проделывать, почему ты ничего не можешь? Они ведь куда ниже тебя рангом. — Заткнись уже, а? Не береди душу. — Просто странно, что ты слабее, чем банальные галлюцинации. Уверен, что не являешься тоже плодом воображения? Женя не успел ответить — Костик добежал до машины с огромным пакетом в руке.
— Все, я купил. Поехали!
Парк оказался минутах в сорока езды от Нетании. В одном из его концов и правда обнаружилась местная библиотека, окруженная высокими вязами и каркасами, чьи ягоды источали сладковатый, немного влажный аромат. Заодно эти ягоды пачкали все, на что падали, темными пятнами, поэтому пришлось побродить, пока мы нашли скамейку, свободную от упавших раздавленных плодов.
Под скамейкой оказалась россыпь шелухи от семечек, окурки и пивные крышки — видимо, это место до сих пор пользовалось популярностью у подрастающего поколения.
С удовлетворенным вздохом Костик плюхнулся посередине. Мы с Женей расселись по бокам и приняли у него из рук по банке пива.
Я переглянулся с Финкельштейном за спиной Костика. Он отрицательно покачал мне головой и хлопнул друга по плечу.
— Ну, за что пьем? Тот задумчиво отпил из своей банки. — Даже не знаю. За вас, парни. — И за тебя. — салютовал Женя. Я повертел свою непочатую банку в руках. — Что дальше собираешься делать, Бадхен? — Ничего не собираюсь, — сказал Костик легко, — ты вот тоже ничего не делаешь, Эвигер. Один Жека горбатится за всех. Людей на пожарах спасает. — Гуманист. — хмыкнул я.
Финкельштейн молчал, отпивая из своей банки.
— Вика — сука. — неожиданно зло сказал Костик. — Чего так? — с интересом спросил я. — Да полезла ко мне прямо на свадьбе. При женихе, блядь!
Бедная Вика, подумал я. Интересно, поняла ли она, кем ей приходится Бадхен? Или потянулась к нему инстинктивно? Злиться на нее за это — все равно, что злиться на подсолнух за то, что он поворачивается лицом к солнцу. Или на мух — оттого, что летят на запах падали.
— Мне нужно кое-куда сходить. — внезапно сказал Женя.
— Туалет за библиотекой, — сказал Костик, допивая свое пиво, — давай поскорее.
Женя кивнул, и поднявшись на ноги, почти побежал в кусты.
Едва дождавшись, пока он исчезнет из виду, Костик подскочил на месте.
— Пошли за ним.
— Зачем?! — не понял я. — человек отлить пошел, дай ему немного приватности.
— Вставай!
Голос его звучал неожиданно властно, и я невольно поднялся тоже.
За библиотекой Бадхен обернулся ко мне.
— Значит, так. Я не очень понимаю, что происходит, но что-то не то. — Ты сдурел?.. — начал я, но тот меня остановил. — Жека наверняка это почувствовал. И я тоже. Очень странное чувство — будто у меня мания величия, и я… неважно. Я сглотнул. Неужели он начал вспоминать?
— Так что ведешь себя тихо, молчишь и ничего не трогаешь, понял? — заключил Костик.
— Понял.
— Иди за мной. Шаг в шаг.
Мы сделали не больше пяти шагов. И тут я увидел.
Прямо посреди вязов на лужайке недалеко от библиотечной стены росло небольшое дерево.
Больше всего я удивился тому, что на нем были одновременно цветы и плоды. В темноте цветы казались серебристыми, а фрукты — черными.
Под ветвями стоял Женя. Вид у него был абсолютно отсутствующий, а в руках темнело что-то круглое.
— СТОЙ! — закричал Костик. У меня возникло такое чувство, что закричал не только он, но и земля под нашими ногами, деревья вокруг. И даже воздух.
По губам и шее потекло что-то теплое. Я притронулся к ним пальцами, и понял, что из носа и ушей у меня пошла кровь. Ай да Костик.
Женя замер с рукой у самого рта.
— Кость?.. — Брось. Женя. Сейчас.
Черный фрукт упал на жухлую траву и откатился куда-то к дереву.
— Пошли отсюда. — сказал Костик каким-то не своим голосом. — Так значит, ты вспомнил, что приходил сюда несколько недель назад.— прервал затянувшееся молчание Женя.
Костик угрюмо кивнул. Бросил пустую банку пива в мусорку возле скамейки, достал новую.
— Ел те фрукты? — Не помню. — Не ожидал от тебя подобной глупости. — Значит, это дерево сначала заманивает к себе, а потом напрочь отшибает память? А еще говорят, что здешняя флора бедна на разнообразие. — сказал я, чтобы разрядить обстановку.