И снова братья Фарульф и Хёрдгейр заспорили, как поступить. Один предлагал развернуться и принять бой, второй, понятное дело, настаивал, что разумнее уйти от сражения. Бера-Регинлейф тем временем готовила стрелы и крепила к веслу большой крюк, чтобы закогтить борт вражеского судна и притянуть поближе. А если не удастся, так и по веслу можно перебраться. Посмотрели на нее братья, переглянулись и молча один копье, другой топор в руки взяли.
Славно сражался Фарульф. Копье в кровь двоих губанов окунул, еще одному щитом голову размозжил, а четвертого к борту прижал, навалился и голыми руками горло рвал, пока тот не затих. Но, видно, время Фарульфа пришло. Верный нож из-за пояса скользнул в ладонь, чтобы в живот врагу вонзиться. Но с губанского корабля пустили стрелу коварную - прямо в грудь стрела попала. Охотится теперь Фарульф в Валгалле с Одином.
Отважно бился Хёрдгейр. Ни в чем не уступал старшему брату. Топор орошен кровью троих губанов. Да, видно, время Хёрдгейра подошло. Оскользнулся на залитой кровью палубе и принял смерть на вражеском мече. Пирует теперь Хёрдгейр в Валгалле. В свое войско Фрейя его взяла.
Вся команда "Бычьего черепа" честно сражалась, доблестно и смерть встречала. Только Ермолай не брал в руки оружия, потому как все равно воевать не умел. Да и слова ведьмы Силви помнил.
Подожгли губаны норжский корабль. Бросился Ермолай за борт - и к берегу, на спасение не слишком рассчитывая. Уж почти ко дну пошел, но вновь крепкая рука схватила и потащила вверх. Сам бы не выплыл.
Из всей команды на пустынный берег пятеро выбрались: трое к вечеру от ран умерли, остались только Ермолай и Бера-Регинлейф.
Спрятались за скалами. Сидит Бера, к порезам особый лист прикладывает, в мешочке на поясе припасенный, на Ермолая сурово поглядывает.
- Мне бы с двоюродными братьями в бою пасть, - говорит вдруг горько, - да остался долг неоплаченный.
И рассказала Бера, что вторую жизнь живет, взятую у кита взаймы.
Бера-Регинлейф и китовая руна
Совсем не похожа на других девочек Регинлейф. Стройна, но широка в кости, руки цепкие, плечи крепкие. Если бы не милое девическое лицо - большеглазое да пухлогубое - сошла бы за парня.
Красива Регинлейф? Пожалуй. Скулы острые, волосы снежные, а глаза голубые и глубокие, как северные озера. Добавить румян, красных лент да платьице понаряднее, и можно жениха искать. Но Регинлейф не смотрит на женихов. Волосы собраны в две тугие косы за спину, вместо юбки - льняные штаны в сапоги заправлены, на поясе нож поблескивает, что в прошлом году в крови Бадво-вандала искупала.
Дело так было.
Вандалы через два фьорда жили. Целая деревня. Пока старый Ярве в норжском селе заправлял, с вандалами война была. Одной весной Ярве ушел на корабле с дружиной Биркилы, да так и не вернулся. Старики говорили, Ярве заранее решил, что на смерть идет, хотел от меча в бою погибнуть, а не на медвежьей шкуре лежмя.
Едва весть о гибели Ярве достигла вандальского старейшину, тот сразу же к норгам явился. Три бочонка меда, кадка масла и десять коров - столько стоил вандальской деревне мир. А куда денешься? Кругом норги, а до своих пять дней пути. Хотели бы жить иначе, селились бы в другом месте.
На совете решили о приношении в бург не сообщать, а чтобы мир укрепить, поженить дочь Ярве Фрейлауг и Бадво, внука вандальского старейшины.
То старики решили, а у молодых иное разумение. Бадво пятнадцать зим разменял, хотя и отважен, и с копьем мастер управляться, но на щеках пух еще. А Фрейлауг осень жизни готовится встречать, сорок шесть зим видела, а замуж так никто и не позвал.
Совсем не хочет ее Бадво в жены брать. Хоть Фрейлауг из рода знатного, а страшна, как пугало огородное - тощая и мосластая.
Грустно Бадво. Бродит по норжскому селу взад-вперед, пыль ногами пинает. До кузницы дойдет, задержится. Косит Бадво глазом на Регинлейф, равнодушно как бы, а внутри все закипает, и сердце стучит быстро-быстро.
Случилось в ту ночь, что Регинлейф у горна задержалась, огромному Храфнхильду помогала ковать оружие.
Старый кузнец ее как дочь любил и поблажек не давал. Раз решила в ученицы пойти, полную чашу пить должна. Но Регинлейф с легкостью справлялась с мехами и даже ворочала тяжеленный молот, на будущее к руке прикидывая. Пытается взмахнуть и рычит от натуги. За то ее в селе Берой и прозвали, Медведицей.
Стемнело. Взгляд от горна отводишь - уж не видно ничего.
Пошла Бера-Регинлейф из кузницы через рощу. Тут из-за широченного векового дуба Бадво выходит. На губах улыбка, а глаза недобрые, словно вселился кто. Отмахнуться не успела, как оглушил палкой, повалил и набросился, одежду на Бере разрывая.
Потом клялся, извинялся, признавался в любви, но сердце Регинлейф не пробил. Дождалась Бера, пока Бадво заснет, вытащила из голенища нож и перерезала вандальскому сынку горло.
Сидит в ночи под мудрым дубом, слезы по щекам вместе с кровью размазывает.
Что сделано, то сделано. Пришла домой, честно обо всем рассказала.
Отец Беры, Хродмунд, выслушал внимательно, ни слова не произнес, собрался и пошел будить соседей. Собаки во дворе до утра лаяли.
Наутро общий сход устроили. Рассмотрели улики, посовещались и решили, что за Бадво Хродмунд должен выплатить вёргельд - одну овцу и пять кур. Вандалы начали возмущаться, крови требовать, но с норгами разве поспоришь?
Фрейлауг Беру после того возненавидела, но Регинлейф это все равно было. Она больше в сторону моря смотрела. Храфнхильд подметил и понял с тоской в сердце, что ученицей его Бера не станет.
Всю зиму после смерти Бадво Регинлейф отца упрашивала с собой в поход взять, настаивая, что доблесть собственную вполне доказала. А как отца в бурге в пьяной драке убили, стала двоюродных братьев изводить. До того дошло, что нож из-за пояса выхватила и косы отсекла, а потом пригрозила грудь отрезать, чтобы на мужчину больше походить.
Фарульф с самого начала не был против, а вот Хёрдгейр сомневался. Но как увидел решимость сестры, переглянулся с братом, плечами пожал да руками развел. Понял, что никак с Берой не совладать. Уж лучше с ними, чем за кем другим увяжется.
- Хорошо, - кивнул, - по весне с нами поплывешь. Готовься.
Долгий месяц Бера выбирала оружие под руку. Хотела сперва молот, но с досадой признала, тяжеловат для нее. Взяла копье, что сама сделала, за пояс заткнула острый топор, за голенище нож, за спину забросила круглый дубовый щит, окрашенный охрой.
И вот время пришло. Бера стояла на корме, жадно ловила ветер. Никогда еще не чувствовала она большей свободы. Шли на трех кораблях через северное озеро сквозь пойму реки, минуя бедные земли, где хлеб ценится дороже золота и серебра; по реке Итиль мимо белокаменного дворца норжского кнеза, что на высоком берегу издалека виден; слева широкие долины оставили, где не растут деревья, а люди едят лошадей; справа козровская крепость, где кроме торговых много боевых кораблей стоит, даже пришлось за проход платить; пришли в земли плодородные, где крепкий мед из ягод делают, а люди подошвы обуви не из шкур мнут, а вяжут из древесной коры. И так попали в теплое море, где уже можно было грабить, если не приближаться к Чоле.
Перво-наперво разорили крепость младшего в тех местах кнеза по имени Султан.
Сверкает меч под луной, блещет топор под солнцем, купается в чужой крови на радость богам, рвутся жилы врагов во славу братьев.
Синие с золотом стены чужого капища предали огню, охрану перебили и занялись грабежом. Мужчины нашли большую комнату, заполненную молодыми женщинами, и там задержались. А Бера, следуя за запахом, свернула на кухню. Очень ей хотелось заморской еды отведать.
Кругом дым, крики людей и животных, а Бера прямо с вертела мясо ест. И на душе до того хорошо и спокойно, кажется, всю жизнь так бы за трапезой и просидела.
День мед рекой лился, золото в одну кучу кидали, оружие - в другую. Что на корабли не поместилось, в море бросили. Кто из слуг султановых сражаться не хотел, в рабы попал. Остальных поубивали.
С богатым грузом корабли норгов направились к безымянному острову, о котором ведал только старый Рафнсварт. Шли медленно. Много подводных скал, если не знать, как плыть, ни за что не доплывешь.
На острове жили козровские купцы, что торговали людьми и оружием. Норгов привечали издавна, те иногда нанимались охранять караваны и справлялись лучше прочих.
У причала был рынок. Рабов продали выгодно. Ближе к поселению - две больших корчмы и кузница. Фарульф с местными кузнецами чинил оружие, остальные пять дней пировали.
Бера хмельного не пила, мед из ягод не по нраву пришелся. А в кузницу идти не захотела, чтобы тоска по дому не охватила сердце.
И пока команда веселилась, Бера забралась на утес, птичьих яиц набрать. Тут удача ей изменила - соскользнула рука, сорвалась Бера со скалы прямо в море.
Лететь - всего ничего, а успела всю жизнь вспомнить. И как соседскую козу украла и у ругов на острый нож выменяла. И как штаны взамен платья надела и отказалась за коровой смотреть, а вместо того помогала в кузнице целыми днями. И как Бадво над ней снасильничал, и как в ответ горло вспорола сонному мальчишке. И как клялась отрезать груди, если братья не возьмут в поход.
На той мысли в воду и упала.
И случилось так, что сверзилась Бера прямо на кита. Он в тот час мимо утеса по делам проплывал.
Удивился кит неожиданному обстоятельству и вежливо у Беры поинтересовался, не желает ли она продолжить погружение в море, чтобы окончательно расстаться с жизнью? Бера с внезапным смирением в голосе отвечала, что не желает, а даже напротив. Тогда кит предложил доставить ее до берега, с чем Бера горячо согласилась.
Высадил кит девушку возле утеса. Опустилась Бера на колено, правую руку к сердцу прижала. Замерла, подчеркивая значимость мгновения, и сказала, кто от смерти позорной спас, брат навек. Никак нельзя воину не в бою погибать. Женщин и так в Валгаллу неохотно пускают.
Кит в ответ хвостом махнул, дескать, какие мелочи. Но к словам девушки прислушался.
- Вера твоя мне знакома, - профыркал кит. - Она из мест, откуда я родом. Там китам жить привольно, а здесь невмоготу. И еда не та, и вода другая. Всю жизнь мечтаю с семьей вернуться в родные моря, но не могу. Закрыт путь темным колдовством. Чтобы киту течение из теплого моря на север открыть, особая руна требуется. Самому не успеть раздобыть ее, стар я и по человеческим меркам, и по китовьим. Но вот детей жалко...
И предложил кит Бере договор. Тем, что девушку спас, он против воли богов пошел. Но чтобы умилостивить их, отдаст остаток жизни, а взамен Бера китовую руну разыщет и китенышей из теплого моря выпустит на север.
Сделка выгодная.
Перво-наперво - Бера не хотела с богами ссорится. Кто знает, что у них на уме. Может, и правда решили путь ее пресечь, а тут кит помешал. Затем - как известно, кто от кита или морской черепахи жизнь взаймы берет, на тот же срок приобретает удачу в битве необычайную. Ни стрела не возьмет, ни меч, ни черное колдовство.
Без особых колебаний согласилась Бера. На белой гальке заключили договор, морского бога в свидетели призвали, слова кровью скрепили. Вернулась Бера к братьям, про китовую руну расспросить. Оказалось, старый Рафнсварт и о том осведомлен. Где руна лежит, кто ее сторожит и как правильно добыть.
А кит к детям поплыл - прощаться и умирать.