Это была их родная станция метро, та, на которой находился корпус универа, но какая-то неправильная. Мечников с Геннадием оказались на рельсах, но вели эти рельсы не в туннель, а почему-то сразу на улицу. На платформе было пусто, только из-за ближайшей колонны раздавалось сосредоточенное сопение, кряхтение и шипение. Всё вокруг — серовато-синее с редкими лиловыми проблесками, холодное и насквозь пропахшее солью. Далёкий гул поездов, которые явно едут не сюда, а отсюда, и тишина — полумёртвая тишина.
Мечников подхватил философа за талию и перебросил его руку через свою шею: очнётся — будет держаться, не очнётся — не будет падать. Осталось понять, как отсюда выйти, но злополучного круга-портала было не видать.
— Вы целы?
Историк резко обернулся: откуда взялся Максим Сергеевич, было непонятно, но он взялся! Барсов спрашивал их, а смотрел на платформу, и стало ясно, что сейчас прольётся чья-то кровь.
— Да. Остальные?
— В безопасности… К сожалению, я не могу вернуть вас раньше определённого времени, — быстро говорил волшебник, мелкими шагами подбираясь к платформе. — К тому же, надо одолеть эту дрянь. Пожалуйста, не уходи далеко отсюда.
— Может, нам как раз отойти? — переспросил Мечников. — Тут, конечно, везде жутко, но вы же будете драться…
— Я понимаю, — с досадой пробормотал Барсов, — дело не в этом… Вам обоим нельзя здесь находиться. Мне тоже, но я отобьюсь.
— От чего ещё?!
Силуэт Любови Серафимовны появился на краю платформы, и Максим Сергеевич одним красивым жестом подтвердил свой пояс по карате: Мечников рухнул на рельсы раньше, чем выругался матом. Вместе с ним рухнул Геннадий. Отсюда ничего не было видно, и, когда он наконец сел, чтобы хоть как-то видеть платформу, драка уже началась.
Мечников за свою жизнь посмотрел достаточно фэнтезийных боевиков, но не представлял, что на самом деле эффекты — всего лишь эффекты. Ни Любовь Серафимовна, ни Максим Сергеевич не кидались красивыми световыми вспышками и практически не раскрывали рта: рогатая женщина шипела и притоптывала ногами, волшебник ограничивался мелкими и зачастую незаметными движениями рук, но было очевидно, что каждый из этих жестов причиняет противнику боль. Они кружили по платформе, и вот оно, единственное совпадение с фильмами, которое засёк историк — скорость. Барсов двигался быстрее человека, но не быстрее какого-нибудь гепарда, а вот Любовь Серафимовна металась и вертелась так, что становилось ясно — у неё тут, на обратной стороне, какие-то свои источники силы.
К тому же, женщина немного изменила форму. Ей больше не нужно было придерживаться человеческого облика, поэтому бывшая декан филфака увеличилась в размерах, и больше всего раздались кисти рук, ступни ног и почему-то подбородок. Рога дымились, возможно, она ими тоже пользовалась, как источником силы… Вот уж когда Барсику не помешал бы настоящий хвост!
Несмотря на отсутствие красочных заклинательных воплей и световых мечей, напряжение росло. Мечников почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом, да чего уж — на руках тоже. Эти двое разогнались не на шутку. Обидно, когда не понимаешь, кто побеждает! Лучше Барсов… Конечно, лучше Барсов, но как понять, кто впереди?
— Я нужна людям! — неожиданно заявило рогатое чудище. Её голос гулким эхом разлетелся по станции. — Я нужна людям, пока людям нужно мстить! Гнев, зависть, обида… Это всё — мои эмоции, это эмоции моих людей…
Волшебник не стал тратить энергию на разговоры и промолчал, рубанув воздух ладонью левой руки и одновременно очертив овал правой. От комбинации этих жестов Любовь Серафимовну тряхнуло, но не прибило, а жаль.
— Конечно, филологи — всего лишь жалкое прикрытие, как и университет… Но я так долго жила в этом теле! Каждый, кто задумывался, когда я пришла к ним работать и почему они не встречали меня раньше, тут же обо всём забывал! Я сама поверила в свои слова… И была готова осуществить эту цель. Я нашла сообщников…
Барсов увернулся от чего-то невидимого, но за его спиной взорвалась стена — не огнём и дымом, а маленьким ледяным вихрем и десятками обломков. Он по-прежнему молчал, да и что на такое скажешь?
Мечников не знал, насколько волшебнику требуется помощь и требуется ли вообще, но баба задолбала. Мягко говоря. Да и почему он должен тут куковать на рельсах, охраняя бездыханного философа, и даже не чесаться? Честь универа, между прочим, и всякое такое.
Проблема в том, что у него даже камушка под рукой не было — ничего не швырнёшь в рогатую тварь. Не себя же и не Геннадия. Осмотревшись, Мечников нашёл под шпалами какую-то штуковину, но она выглядела слишком стрёмной для бросания — и не брать же в руки всё, что попало, на обратной стороне! Оставалось одно… Запустив руку в карман, историк не нашёл там ничего, кроме собственного мобильника.
Ну и хрен бы с ним.
Когда Любовь Серафимовна сложилась в какую-то совсем уж нечеловеческую фигуру, явно сосредотачиваясь для трудного заклятия, Мечников привстал на рельсах и со всей силы саданул в неё дорогим телефоном. Попал не в рога, а в висок, и это было хорошо — кажется, получилось сбить её с толку! От внезапной боли, тем более, такой бытовой и немагической, рогатина явно растерялась.
Помогло ли это выиграть Максиму Сергеевичу или нет, Мечников не знал, но заклинание, прилетевшее во «Владыку», оказалось сильным. Достаточно сильным, чтобы она легла на пол и скорчилась. Барсов снова изобразил руками что-то красивое, подошёл поближе к рогатой даме, потом резко отпрыгнул и через пару секунд оказался рядом на рельсах.
— Ложись!
Они очень вовремя плюхнулись вниз, поскольку на платформе раздался взрыв. Опять же, ледяной и с острыми осколками, но без дыма и без огня.
Мечников отполз от Геннадия, которого прикрывал спиной, и огляделся: от платформы не осталось вообще ни черта! Уцелели только рельсы, рельсы и они трое.
— Всё, сдохла, — устало сообщил Барсов, сидя справа и прижавшись спиной к покрывшейся инеем стене. Рубашка была разодрана, а руки — изрезаны, хотя казалось, что заклинания не наносят им никакого вреда. — Больше никаких… филологов…
— А ты-то сам не сдохнешь? — буркнул Мечников.
— Нет… Уж точно не от этого…
Звучало ни фига не обнадеживающе, но он говорил с таким трудом, что Мечников отстал. Можно было попробовать привести в порядок философа, однако… пусть ничего не видит и не знает. Пусть думает, что торчал со всеми там, в зале, когда придёт в себя. Волшебник с ведьмой так красочно описывали, что им всем нельзя на обратную сторону, совсем-совсем нельзя, что пусть Геннадий лучше спит!
— Я помог или помешал? — не удержался историк.
— Помог… Хотя сильно рисковал. Если бы я не успел, — Барсов поморщился, — мы бы взорвались все.
— Угу… А обратно как пойдём? Не, ты не торопись, мне просто интересно…
— Да я всё жду, что нас просто выгонят, — равнодушно поделился волшебник, и Мечников чуть не поперхнулся воздухом. — Меня точно выгонят, да и вас заодно… попросят…
— Ладно, подождём, мне не лень. Слушай, — Мечникову было неудобно его расспрашивать в таком-то состоянии, но молчать здесь было ещё неуютней. — Почему ты всё время говоришь, что выгонят? Не только ты, Ира тоже и все эти нелюди… Ты же вроде как местный должен быть.
— Был местный. Стал не местный, — коротко ответил Максим Сергеевич, без особого интереса рассматривая свои окровавленные руки. — Я нарушил закон обратной стороны и был изгнан. Мне нельзя сюда возвращаться, а ещё больше мне нельзя приводить сюда людей.
— Ты уже два раза… — историк осекся. — А за это что-то будет?
— Не знаю. Смотря кто меня найдёт. В тот раз были призраки, когда мы уходили из универа… Но они ничего не могли сделать, кроме предупреждения. Что сейчас будет — не знаю… Так, вставай.
Что-то изменилось, но что, Мечников пока не заметил. Он послушно встал, ворча, и поднял Геннадия, перекинув через плечо. Барсов тоже поднялся, опираясь на стену, и посмотрел куда-то назад, в темноту, в глубь туннеля — с одной стороны был туннель, с другой — нет.
Из темноты к ним потянулись синевато-лиловые светлячки.
— Не касайся их ни в коем случае, — велел волшебник и медленно, но решительно двинулся вперёд, не отлипая от стены. — Уйдём как можно дальше, потом попробую открыть портал.
— А что будет?
— Лучше не узнавай. Это души мёртвых… так они выглядят на обратной стороне.
Хождение по рельсам оказалось пыткой. Во-первых, это просто неудобно, во-вторых — да всё остальное, чёрт возьми! Геннадий неожиданно стал тяжёлым, у Барсова вскоре кончилась стена, и он пошёл ещё медленнее, просто потому что быстро идти не мог. А эти проклятые светлячки, чем бы они ни были, всё плыли за ними… Лучше бы гнались! Казалось, что они идут медленно, а мёртвые души тянутся ещё медленнее, но почему-то приближаются. От этого на душе становилось совсем паршиво, и ещё историку всё время чудилось, что светлячки вот-вот коснутся его шеи.
Рельсы обрывались, открывая им дорогу в синевато-серое никуда. Но на самом краю виднелась чья-то фигура.
Почти прозрачная, светящаяся женщина средних лет… Неужели привидение? Здесь всё может быть, отрешённо подумал Мечников.
— Не трогайте живых, — высоким голосом сказала женщина-призрак, вытягивая вперёд ладошку. Светлячки отступили, хотя не исчезли совсем. Надо было поблагодарить, но голос подвёл, да и Мечников прекрасно чувствовал, что они с бездыханным Геннадием тут чужие.
Женщина будто и не видела «чужих», она смотрела только на Барсова. Максим Сергеевич тоже на неё смотрел, и у него ещё никогда не было столь горькой улыбки на лице. И улыбкой не назовёшь…
— Ты снова здесь, — прошептала женщина-призрак, подходя ближе. — Тебе стоило оставить Рог Сатаны и исчезнуть.
— Она бы… — Голос волшебника неожиданно надломился. — Прости. Она бы вернулась.
— Ты привёл людей. Снова.
— Я уведу их отсюда.
Женщина горестно покачала головой, она улыбалась сквозь выступившие на глазах слёзы.
— Столько лет прошло, я надеялась, что ты не повторишь своих ошибок… Ему бы не понравилось, ты же знаешь.
— Ему бы не понравилось, — эхом отозвался Барсов, его рука дёрнулась, будто он хотел обнять призрака, но тут же передумал. — Ты нашла свою букву?
— Нашла! Я теперь Странница, — она улыбнулась веселее. — Но это последнее, что я тебе скажу. Вам пора уходить… Я открою портал, но не знаю, куда он приведёт. Ваш мир такой большой.
— Только бы не на рельсы, — деланно улыбнулся волшебник. — Пожалуйста, ты нам очень поможешь.
Женщина-призрак сотворила такой же мерцающий синеватый круг прямо в воздухе. Больше они ничего друг другу не сказали, разве что посмотрели в последний раз. Перехватив покрепче многострадального студента, Мечников шагнул в круг одновременно с Барсовым, и спустя полсекунды они оказались в холле первого этажа родного университета.
— Пифагоровы штаны! — воскликнул Борис Борисович. И как так надо было выйти, чтобы сразу напороться на декана философов?! — Геннадий!
— Борис Борисович! — а вот и второе чудо: от голоса своего декана парень сразу очнулся. Очнулся, сполз с плеча Мечникова, поправил очки и быстро проговорил: — Простите-пожалуйста-мы-очень-спешим. Нам надо…
— В спортивный зал? Нет, господа, — Борис Борисович скорбно покачал головой, — он обвалился. Всех успели вывести, там были Пал Палыч и Ирина Арсеньевна, они вытащили четверых студентов и Станислава Павловича. А потом всё рухнуло. Судя по вашему виду, вы пытались их искать?
— Конечно! — ухватился за объяснение Мечников. — Так оно и было.
— А что с Любовью Серафимовной? — осторожно спросил Геннадий.
Декан нахмурил брови:
— С кем, с кем? Кто это такая?
Максим Сергеевич улыбнулся, и Мечников понял, что без него тут явно не обошлось. И когда успел?
— Однако, Борис Борисович, вы совершенно правы — мы искали их, — подал голос социолог. — Куда идти-то?
— А, да в медкабинет, давайте-ка я вас провожу…
— Давайте-ка не надо, — буркнул Мечников. — То есть, ничего с вашим Геннадием не случится.
Как-то отделавшись от Бориса Борисовича, они приползли в медицинский кабинет. Илья с Миханом встрепенулись и отвлеклись от замазывания своих синяков какой-то мазью, Кара с Яночкой едва не заплакали от облегчения, Ирина Арсеньевна села на койке и издала торжествующий клич:
— Я так и знала! Ура! Хотя и выглядите вы соответственно…
На соседней койке зашевелился Станислав Павлович, которого, вероятно, в какой-то момент вырубило. Физрука Мечников не нашёл, но тот, похоже, выполнил свою миссию в сюжете этого дня и жизнерадостно убежал.
— Помните, что она сказала? — цыкнула на всех Кара раньше, чем Стас открыл глаза. — Он был заколдован! Не шумите!
Заинтригованные преподаватели и студенты подошли, подползли и подсели ближе. Станислав Павлович нащупал очки, осмотрелся, внимательно поглядел на каждого. Да, он явно стал другим человеком.
— Что произошло? — каким-то слишком нормальным голосом для Стаса спросил Стас.
— Спортзал обвалился. Бункер же, — радостно сказал Михан.
— А зачем меня понесло в спортзал?
— Проверить что-то хотели, я не знаю…
Стас беспомощно посмотрел на них на всех. Люди, несколько лет страдавшие от его работы, умилились и заулыбались. Спасён! Будет нормальным человеком.
— А почему… — медленно заговорил Стас. Потом он сощурился, наморщился и заверещал: — А почему вы все не на паре, а? Чего это вы все здесь прохлаждаетесь? Я для кого расписание составляю?!
Что с ним произошло дальше, Мечников не знал — в сердцах выругавшись, он вышел и хлопнул дверью…
========== 11. ==========
Студенты перешли с дешёвого кофе на глицин — самый яркий признак наступавшей сессии. Преподаватели традиционно разбились на два лагеря — те, кто внезапно озверел, и те, кто неожиданно выказал любовь к ближнему, младшему и задолжавшему. Были также исключения: Мечников, зверь всегда, и Барсов, обещавший выказывать тёплые чувства с самого начала. И ни один не солгал!
Хотя барсовские должники считали иначе, и поддерживали их только мечниковские отличники вроде Калины.
— Ты не понимаешь, — уверял Илья стенающего перед зачётом Михана, — всё очень просто. Он не будет обгладывать твои кости, если ты в течение семестра напишешь пятьдесят эссе, сделаешь десять презентаций и ни разу не пропустишь пару. Ничего сверхъестественного!
— Ильич, я тебе сейчас кулаком пропишу, — пригрозил Михан, не выполнивший и трети «не сверхъестественных» требований Мечникова. — И что же, вот это всё сделаешь по одному предмету — и нормально будет?
— Совершенно нормально, — сказал Илья, поправляя мешки под глазами, чтобы лучше видеть собеседника. — Никаких проблем.
— Что это у тебя, пятая кружка кофе за полчаса?
— Нет, — ответил Калина, а потом передумал: — Да.
Ещё немного, и что-нибудь наверняка произошло бы между трупом-отличником и живым должником, но все вероятности перечеркнуло появление девушек: Кара искала Илью, вероятно, чтобы отобрать у него пресловутую пятую кружку и влить в себя, а Яночка искала Геннадия Прянишникова, который вечно был не там, где его ожидали увидеть. Например, на философской кафедре не нашёлся…
— Ни слова! — первым делом рубанул Михан. — Я не хочу слушать, какую сотню билетов из пятидесяти доступных выучили эти ботаники!
— Пятидесяти одного, — с нажимом поправила Кара.
— Уже есть билеты? — удивлённо моргнула Яночка, и Михан влюбился снова.
С приближением сессии всем было не до мистики. Каждые полгода — одно и то же: отличники и хорошисты страдают, вливают в себя тоннами успокоительное и спиртное (в зависимости от курса обучения) и заводят привычную шарманку о том, как они, разумеется, завалят. В то же время люди, в действительности подверженные долгам и пересдачам, весело и задорно обсуждают, где будут работать после сессионного провала и в какой коробке жить, а потом почему-то не вылетают. И как тут думать о призраках, бродящих по богоспасаемому университету, о порталах в ныне покойном спортивном зале, о страшных чудовищах будто из другого мира, коими, как выяснилось, кишмя кишел преподавательский состав?