— Карина, у вас всё хорошо? — вежливо спросил преподаватель, видимо, глядя куда-то в глубину её души.
— Конечно, — убедительно кивнула Кара.
— Тогда как вам второй вопрос?
— Социология коммуникации. Массовая коммуникация, — забубнила Кара.
— Нет-нет… — Максим Сергеевич показал ей на плакат, недавно прикреплённый на стену столовой. Там красовалось: «Руки помыл? А если найду?». — Я хотел уточнить, может, вы знаете, что там грозятся найти — руки, мыло, может быть, умывальник…
— А может, нарушителя, — предположила смущённая Кара.
— А может, надо меньше над учебниками сидеть, — парировал Максим Сергеевич. — Я-то вам всё равно автомат поставлю.
— Вдруг нет!
— Карина, — проникновенно сказал преподаватель, — я поставлю. Теперь лучше?
— Ещё нет…
Кара знала, что пожалеет об этом ещё раньше, чем сделает, но терять было нечего — раз уж обещан автомат. Быстро переложив одну из своих булочек на барсовский поднос, она ринулась к кассе, благо подошла очередь.
— Вот теперь да! — выпалила Кара и смылась со своим оплаченным подносом еды как можно дальше. На втором курсе так не делают! Минимум — в конце третьего, но метаться было поздно.
Раз ей в голову не прилетела булка, значит, всё было хорошо. Или просто приемлемо. Разве что Максиму Сергеевичу придётся доплатить за неё…
Так или иначе, через пять минут Кара забыла как о научном руководителе, так и о булочках. Добывать место в столовой она отправила свою подругу Яночку, и это было, мягко говоря, не лучшей идеей.
Столовая в университетском корпусе предназначалась исключительно для элиты: если прийти туда заранее — места уже заняты, если прийти под конец перерыва — ещё не освобождены, а во время пары вы рискуете получить укоризненный взгляд работницы столовой, но никак не еду. Нормальные студенты игнорировали подобные намёки и всё-таки выбивали себе пропитание как в учебное, так и во внеучебное время, но Кара была паранормальным студентом — она не прогуливала. Поэтому каждый раз дралась за хлеб насущный в самый разгар обеденного перерыва.
Что касается Яночки, это было самое рассеянное в мире существо, настолько же рассеянное, насколько мечтательное и симпатичное. Мы имели удовольствие пересечься с Яночкой в торговом центре, и как же давно это было — наверняка Яночку уже никто не помнит. А зря, забудешь такое. Кара скептически вскинула брови: подруга сидела за столиком в самом центре зала в окружении не очень-то знакомых молодых людей.
— Кара, — томно и радостно повела рукой Яночка, — мы здесь! Я заняла.
— Я просила тебя занять место, а не снять мужиков, — прошипела Кара, но на место плюхнулась. Студенты оказались смутно знакомыми.
По левую руку от Яночки сидел Михан Григорьев. Историк так старался понравиться фееобразной Яночке, что, казалось, на нём даже веснушки горели ярче. Михан ничего не ел и не пил, нависнув над своей тарелкой, полной риса и котлеты (котлеты было ощутимо больше риса), и любовался Яночкой.
По правую руку от неё же расположился Геннадий Прянишников. Они с Карой были весьма поверхностно, но всё-таки знакомы. Философ выглядел как обычно, то есть, поправлял очки и занудно молчал, однако ел, в отличие от Михана, спокойно поздоровавшись с Карой.
О ужас, какие запутанные отношения! Михан смотрит на Яночку, Яночка, к вящему удивлению Кары, не сводит глаз с Геннадия, а Геннадий вглядывается в бытие.
— Какая странная компания, — натянуто улыбнулась Кара, тыкая вилкой мимо тарелки. — Ян, ты чем думал вообще?
Она специально назвала подругу Яном, чтобы разбавить слащавую атмосферу за столом, но не дёрнулся вообще никто.
— Я решила, что тебе без разницы, где жрать, — нежно повела плечиками Яночка.
Теперь Кара всё поняла. Если бы Яночке нравился Михан, она бы ни за что при нём не сказала «жрать» — это привилегия Кары, которая откровенно клала плитку на стили речи, особенно устной. А Геннадий всё равно не слушает…
Надо бы помочь подруге отвадить ухажёра, но тут к ним присоединился ещё и Илья. Увидев Калину, Кара сначала обрадовалась, потом передумала — он, конечно, солнышко, но вряд ли поможет Яночке, уж скорее Михану.
Впрочем, Михан активных действий пока не предпринимал — только пожирал глазами. А его возлюбленная аккуратно и изящно пожирала сэндвич, не забывая косить на философа.
— Что за Санта-Барбара? — шепнул Калина, присаживаясь рядом.
— Не знаю, — ещё тише буркнула Кара. — Но мне не нравится.
— Кажется, о сессии думаем только мы с тобой.
— От сессии до сессии… — на ум пришла старая добрая поговорка. Как же она заканчивалась? Ах да: — Живут студенты весело…
— Действительно. А в конце декабря начинается аврал, — вздохнул Калина и собрался было поесть, но ему не дали.
Геннадий Прянишников отложил вилку, та негромко звякнула, но все почему-то вздрогнули.
— Вы удивитесь, — загнусавил философ, строго окидывая каждого из присутствующих взглядом, — но я должен это сказать. Внимательно наблюдая за нашим корпусом в этом семестре, я обнаружил пренеприятнейшую вещь. Я не буду тратить время на объяснение того, что и так очевидно, а именно — существования иных оболочек реальности, которые нашему глазу недоступны. Все собравшиеся за этим столом уже сталкивались с нечистью в том или ином виде.
Собравшиеся промолчали, и Геннадий продолжал:
— Я потратил несколько ночей на размышления и пришёл к выводу, что однажды столкнулся на улице с существом, прямо или косвенно принадлежащим к другому миру. Илья и Карина, вы явно подверглись прямому воздействию этой неведомой силы, и не надо ничего отрицать — никто не придал значения тому, что вы, Максим Сергеевич, Александр Дмитриевич и Ирина Арсеньевна делали осенью на крыльце университета, но я придал. И сделал выводы. Яна, ты…
— Да? — хлопнула ресницами Яночка.
— Ты последние два месяца была в отношениях с мёртвым историком, — безжалостно сказал Геннадий. — Я проверил все списки и журналы, какие смог найти, и нашёл в сети некоторые записи касательно прошлого Александра Дмитриевича. Так вот, тот старшекурсник, с которым ты встречалась, давно умер, и только из-за тебя он до сих пор появляется на учёбе. Из-за тебя или из-за чего-то ещё.
Яночка вежливо ахнула. Кажется, её эта новость не шибко впечатлила.
— Допустим, — железным голосом сказал Илья. Кара покосилась на него: Калина внимательно слушал философа и, кажется, не собирался ничего отрицать. — Допустим, Геннадий. Но что насчёт Михана? Он-то тут при чём?
Четверо переглянулись и посмотрели на пятого. Михан осоловело моргнул и выдал:
— А я просто… мимо проходил.
— Михаил несколько раз пересекался с тем призраком, о котором я говорил ранее, — пояснил Геннадий. — Но, поскольку он лишён некоторых моральных и умственных качеств, не счёл нужным обратить внимание на некоторые странности…
— Слушай, Пряник, — разозлился Михан, — можно попроще?
— Ты дебил, — кратко перевёл Калина. — Геннадий, мы не будем ничего отрицать, а ты, будь добр, скажи… к чему это всё было и какой вывод?
Прежде, чем Геннадий снова открыл рот, вступила Кара:
— Тихо! Я догадываюсь, что сейчас будет. Философская революция… Да, мы с Ильёй сначала просто помалкивали, а потом помалкивали с разрешения, но… Это не касается нас, ребята. Это действительно страшно, и не надо лезть на обратную сторону из-за того, что мы обо всём догадались.
— Сама-то не болтай, — шикнул Калина. — Она имела в виду…
— У этой оболочки реальности есть название! — восхитился Геннадий, и это была первая человеческая эмоция, которую он выказал за всё время разговора. — Позвольте, я запишу.
— Не позволяю, — повысил голос Илья, — не пиши ни строчки, ты… Пряник. Ты молодец, что провёл такое исследование, даже немного завидно — мы с Карой предпочли сделать вид, что ничего не происходит. Но…
— Неужели вы не хотите избавить альма матер от зла? — вскинул брови философ.
— Ты зачтёшь траурным голосом Ницше и всё сразу станет хорошо? — ласково осведомился Калина, но у него от злости очки запотели. Кара восхитилась, правда, молча. — Нет, Гена, так не пойдёт. И не только Гена, это всех касается! Мы ничего не делаем и…
— И упускаем шанс улучшить свою карму, — ввернул Геннадий. Пока все гадали, при чём здесь карма, он спешно заговорил: — Я понимаю, что ты имеешь в виду, но послушайте же, у меня есть идея!
Михан завыл:
— Я смотрел один фильм ужасов, который начинался так же…
— Говори, — подбодрила Яночка. Она явно ничего не поняла, но Геннадий всё ещё интересовал влюбчивую студентку.
— Перечисленные преподаватели, все с разных кафедр, не без причин спевшиеся в последние полгода… Они точно что-то задумали, я всё чаще вижу их вместе в самых неподходящих местах… Да, я вижу многое, — добавил философ, поняв, что все скептически уставились на его очки в трещинах. — Не отвлекайтесь. Грядёт какая-то развязка, какой финал, это концепция любых взаимосвязанных цепочек…
— Пряник, я тебя щас укушу…
— Тише, Михаил, надкусить философскую материю доступно далеко не каждому. Так вот, им может понадобиться наша помощь как студентов! Кто лучше знает, где можно спрятаться в этом здании? Те, кто прогуливает пары. Кто лучше знает, как обмануть охранника и проскользнуть без студбилета? Только студенты!
— Кому сдавать сессию? Только студентам! — саркастически воскликнул Калина, и философ затих. Экзамены грозили всем, в том числе ему.
Кара переводила взгляд с одного на другого, не забывая об остальных. В уме Геннадия решались сложные философские задачи, Калина откровенно злился и пытался держать под контролем весь стол, Михану было до лампочки — но даже он насторожился. Яночка, прикрыв глаза, смотрела на Кару. То ли осуждающе, то ли заинтригованно, не разберёшь.
Неожиданно Михан родил мысль, которая пришлась всем по душе.
— А Станислав Павлович… может быть в этом замешан?
— А что? — хором спросили Кара и Илья, припоминая случай в лифте.
— Да стукнуть его хочу, — признался Михан, — только и всего. А повода нет.
— Санмитрич и без повода не возражал бы, — хмыкнул Калина.
— Неужели я не вдохновил вас на решительные действия? — расстроился Геннадий. — Я точно знаю, что как минимум двое из нас пострадали от существ инородного происхождения, это Илья и я… Остальные в этом как минимум заинтересованы!
— Постой-постой… Ты вроде не дурак, — медленно заговорила Кара, — и не стал бы лезть на рожон без причины. Признавайся, Гена… Что и где ты нашёл?
Философ торжествующе улыбнулся:
— Я знал, что у тебя есть голова на плечах, Карина! Не «что», а «кого». И я в любом случае намерен сказать об этом преподавателям, но я решил, что вы, как заинтересованные лица…
Заинтересованные лица дружно велели «показывай», и Геннадий Прянишников, словно Иван Сусанин, повёл их из столовой в спортивный зал, находящийся на цокольном этаже.
Выражаясь на упрощённом студенческом — в бункер.
***
Максим Сергеевич мог бы видеть со своего места в столовой весь процесс студенческого сговора, но он был смертельно занят — пытался съесть каринину булочку.
— Барсик, ты меня поражаешь, — протянул Мечников, уничтожая вторую тарелку картошки. — Эта маленькая булочка явно сильнее тебя.
— Иди ты, Саша…
— Не пойду никуда, пока ты не доешь, то есть, просижу тут до конца света.
— Кончай издеваться, — Максим Сергеевич страдальчески вздохнул и откусил ещё один кусочек. Маленький. — Вот за что? Что я ей сделал? И как ты можешь столько есть?!
— Не переходи на личности, — хмыкнул сытый, а потому добродушный историк. — Ты просто выглядишь, как заключённый в концлагере. В хорошем костюме, но заключённый. Меня не удивляет, что сердобольная студентка не удержалась… Удивляет, что она была одна такая.
— Остальные спрашивали разрешения. Карина решила, что это лишнее, и стратегически это было верное решение.
В этот момент социолог поднял голову от тарелки и мог бы увидеть процессию воинственных студентов, отправившихся туда, куда не следовало; но вид загородил пышный бюст явившейся из ниоткуда Ирины Арсеньевны.
— Мужчины, я вам морсик принесла, — обрадовала она.
— Чего это ты такая радостная? — нахмурился Мечников, морсик, однако, принимая — сначала в руки, потом внутрь. — Готовишься валить студентов на сессии?
— Нет, просто настроение хорошее…
— Хорошее настроение у ведьмы — это плохо, — вздохнул Максим Сергеевич, страдая над едой. — Как пить дать, случится какая-нибудь дрянь.
Дрянь уже случалась этажом ниже, но столовая приглушала не только запахи, но и прочие доступные человеческому организму ощущения, и никто ничего не заметил.
— Может, Стас что-то намутил? Вы смотрели расписание? — встрепенулась ведьма и полезла в сумочку за планшетом.
— Не смотри эту гадость, — поморщился историк, — аппетит испортишь.
— У меня аппетит есть всегда! — гордо сообщила Ирина Арсеньевна. Максим Сергеевич тихо застонал. — Но всё-таки вы правы. Перепады настроения у таких, как я, являются чем-то вроде предчувствия. Проблема лишь в одном: никогда не понятно, чего именно ждать! Даже не определишь, кто-то родился или умер!
— Кто-то умер от переедания, — сказал Мечников, и его больно пнули под столом. — Ай, Барсик… не очень-то по-каратистски…
— Зато достаточно по-садистски. Так, — волшебник одним решительным махом прикончил булочку, и все молча восхитились. — Так. Владыку мы нашли, хотя к этому существу очень трудно подобраться. Предчувствиям Ирины Арсеньевны я верю, так что за оставшуюся часть перемены нам надо понять, что к чему, и, возможно, даже действовать. Скоро сессия, а это значит, что времени в обрез…
— Потому что во время экзаменов мы будем заняты? — предположил Мечников.
— Потому что во время экзаменов, — ответил Максим Сергеевич, — вурдалаков, оборотней и прочих тварей в универе будет в три раза больше обычного, и все они — союзники нашего главного врага.
За соседним столом какой-то студент воскликнул:
— Михална — такая тварь! Ну просто ведьма! Сорок билетов по три пункта в каждом, да пошла она к лешему…
— И леших, — беспечно добавил волшебник, поднимаясь из-за стола. — Я же говорил.
***
Во всех нормальных универах спортивный зал располагался в более-менее приличных местах. Кто-то занимался на пятом этаже, кто-то — на первом, кто-то — на цокольном, но приличном цокольном, который было не отличить от первого или пятого — там даже окна были! Правда, почти под потолком… В главном же корпусе нашего богоспасаемого университета не нашлось места для занятий спортом: откровенно говоря, историки, лингвисты, филологи и философы его и не искали. Но было надо. Для галочки.
И когда «сверху» пришло требование сделать, наконец, спортивный зал, обитатели гуманитарного корпуса поднатужились и раскопали бункер.
Спускаться туда было надо по лестнице, холодной, как смерть, и такой же нежеланной для любого пышущего здоровьем и молодостью студента. Перила заросли паутиной, а на стенах издавала предсмертные хрипы штукатурка, пол был покрыт старой плиткой неопределённой цветовой гаммы; затем предлагалось свернуть налево. Раздевалки, буквально выдолбленные в стене, по температуре могли посоревноваться с айсбергом, а по общей атмосфере — с гробом. Сам спортивный зал выглядел более-менее прилично, если не знать, что он находится в подземелье, и игнорировать вздохи неизвестного происхождения, доносившиеся с разных сторон в самый неожиданный момент. На самом деле, вздыхали привидения, но эта мысль пришла в голову ребятам только сейчас, после знакомства с реальной нечистью.
В общем, гуманитарии спорт не любят.
— Что-то я не чувствую тяги к здоровому образу жизни, — признался Михан, выглядывая из-за плеча Ильи. — И я не в том смысле, что не хочу тут играть в волейбол. А в том, что это надо обмыть.
— Что именно? Ты что, тут ни разу не был? — буркнул Калина, расстроенный тем, что они всё-таки куда-то попёрлись. А могли бы, между прочим, к зачёту готовиться.
Кара ткнула его в бок и молча показала на центр зала. Яночка вздрогнула, Геннадий Прянишников как-то странно пошевелился — оказалось, взял её за руку.