– Значит, модернизм не твое направление?
– Из всех направлений модернизма постимпрессионизм, пожалуй, наиболее дерзкое направление, которое не ограничивалось рамками зримой действительности или мимолетных впечатлений, чем злоупотребляли натуралисты и импрессионисты.
– Не признаешь Пикассо, однако нахваливаешь Ван Гога, – позволила себе с кошачьей хитринкой улыбнуться Лиза.
– Винсент Ван Гог заслуживает отдельное место в истории искусства, глядя на его работы, можно увидеть глубину безумия, которое его охватывало с годами. Думаю, результат постимпрессионизма – вовсе не чистый взгляд, а искажение болезнью. Если вспомнить его ранние работы, то они не были подвержены такому…
– Сюрреализму?
Теперь Стефано отвлекся от своего эскиза, замерев с поднятым над листом углем. Он будто не верил, что существо, находящееся за забором, оказалось разумным и способно удивлять неожиданными ответами. У Лизы от его подозрительного взгляда мурашки по спине пробежали, она ощутила себя всезнайкой, которая решила выделиться на фоне общего класса, полного лентяев.
– Значит, ты тоже творческая личность, – с неким разочарованием заключил мужчина, словно у него отняли единственную выделяющуюся привилегию.
– Не сказала бы… я простой тестер. Вожусь с кодом и компьютерами.
– И откуда у офисного планктона такие познания в искусстве?
Офисный планктон – довольно обидное ругательство, от которого пальцы сжимались в кулак. Девушка старалась проводить как можно меньше времени в офисе, несмотря на переработки, от которых хотелось рвать волосы на голове.
– Я увлекалась творчеством в школе и институте, – не подавая виду, легкомысленно бросила брюнетка, как будто говоря о самой обыденной вещи. – Меня вдохновляли работы Айвазовского, его пейзажи, интерпретация морей – бурных, грозных, спокойных. Он потрясающе умел передавать ощущения, испытываемые при определенных погодных условиях. Еще мне очень нравились полотна Огюста Ренуара, его легкость и пестрость, некое легкомыслие в ранних работах…
– Чужие имена и работы, – прервал ее мужчина, смотря куда-то перед собой, словно и не думая слушать воодушевленные речи собеседницы. – А что ты можешь сказать о своих?
– Ну… я уже давно ничего не рисовала, – смущенно пробормотала Лиза, облокотившись плечом об острые изгибы решетки.
Работа едва оставляла ей время на тренажерный зал и легкие вечера за сериалом или фильмом, когда мозг можно было ничем не нагружать. Она и думать забыла о карандаше, как судорожно растирала пепельную дымку по бумаге и пальцы серебрились в бликах света. Гнавшись за успехом по карьерной лестнице и слушая наставления родителей, что участие в выставках ее не прокормит, Лиза полностью отошла от любимого дела.
А ведь мне действительно нравилось рисовать, выводить линии и очертания фигур.
Девушка подняла взгляд на Стефано и молчаливо наблюдала за ним, словно кошка, прячущаяся в кустах. Не стоило обманываться его спокойствием, однако она ничего не могла поделать, продолжая изучать странного знакомого. Несмотря на шрам, прячущийся под челкой на месте отсутствующего глаза, он был красивым мужчиной. Лизу всегда привлекали красивые люди, их черты лица, эмоции, поведение. Она всегда старалась держать себя в форме, поскольку презирала слабину, которая могла деформировать ее тело.
Можно ли назвать самосовершенствование искусством? Вместо глины месить мышцы, а из кожи сделать чистый холст?
– А ты сможешь нарисовать меня?
– Я вовсе такого не говорил, Элайза, – покачал пальцем Стефано, будто дразня маленького ребенка. – Нарисовать я могу что угодно и кого угодно, но этим я не занимаюсь. Я создаю фигуры, образы. Для этого потребуется нечто большее, чем желание.
– А чем ты сейчас занимаешься?
Вопросы срывались с языка спонтанно, поэтому Лиза не ожидала, что мужчина неожиданно опустит блокнот с грифелем, ударив ими о колени. Он излучал раздражение, и спокойствие моментально сменилось агрессией, отчего девушка невольно сжалась. Пусть их и разделяли слои решетки, негатив, излучаемый художником, обжигал ее волнами.
– Ты такая любопытная, Элайза, – прошипел он сквозь сжатые зубы.
Но угрюмая гримаса неожиданно стала принимать образ хищной ухмылки. Взгляд заострился, блеснув дьявольским огоньком, которого прежде Лиза не замечала в собеседнике. Ее присутствие будто пробудило в нем дремавшего зверя, которого подавляли день за днем медикаменты.
Стефано отложил блокнот, страница которого открыла девушке набросок девушки с ввалившимися глазницами и четкими линиями черепа. Брюнетка не ужаснулась фантазиям художника, ее куда сильнее испугал его пристальный взгляд. Теперь он внимательно смотрел на нее, изучая с ног до головы, будто оценивая материал для дальнейшей работы.
Лизу охватило будоражащее оцепенение, сердце сжалось от тупой боли, мышцы теперь напоминали охотничью сетку, которая не давала возможности шевельнуться. Утробный страх сковал брюнетку, словно мышь, которая прикинулась мертвой в надежде, что ее не сцапает острыми когтями сова.
– Желаешь стать моим творением? Любопытно.
– Я думаю, ты неправильно меня понял… – Пятясь от забора, но стараясь не демонстрировать откровенного ужаса, пробормотала брюнетка.
– Все понимают друг друга по-разному, однако важно осознавать свои желания. Желание стать творением художника – высшая награда для художника, и я польщен таким предложением. Надеюсь, я не разочарую тебя, Элайза… и очень не хотелось бы, чтобы ты разочаровала меня.
====== ЧАСТЬ 1.5 LES VICTIMES. Six premieres heures ======
Комментарий к ЧАСТЬ 1.5
LES
VICTIMES
. Six premieres heures Six premières heures (франц. «Первые шесть часов»)
Музыкальная подборка:
Mewone! – Unforgiven;
Mewone! – Alchemilla.
7 мая. 23:31
Франция, лечебница «CygneBlanc».
Сначала десятки, потом сотни. Месяц за месяцем, год за годом Кристоф исследовал дела преступников, задаваясь вопросом, когда у него сдадут нервы? Однако, чем больше проходило времени, тем крепче они становились – он привык слушать показания убийц, рассматривать фотографии истерзанных жертв, а досье уже напоминало художественную литературу. Расчленения, поджоги, изнасилования – в точности жанр ужасов, но и только. О реальности трагедии ему каждый раз напоминали сами заключенные, чьи права он защищал, а затем, вырвав из лап стражей порядка, отвозил в место куда более пугающее, нежели тюрьма.
Большинство из пациентов заслуживали пройти экспериментальную программу доктора Новака, Кристоф научился не испытывать сострадание по отношению к ним, однако попадались личности, которые не заслужили подобной участи: жить взаперти среди психов. Недавняя прибывшая – Елизавета Муке, родом из России, проживающая с 8 лет во Франции. Не повезло девочке насолить не просто какой-то «шишке», а «шишке» из рядов Murkoff. Юрист даже не стал удивляться подобному повороту событий, вполне предсказуемо, что Джереми Блэр предпочел намекнуть на ссылку в CygneBlanc вместо тюрьмы.
Но кто действительно заслуживал внимания, так это Уильям Хоуп, беглая встреча с которым не выходила у Кристофа из головы. Как он сопротивлялся, когда его заталкивали в стеклянную камеру и засовывали трубки едва ли не во все головные отверстия. Нет, ему вовсе не было его жаль, однако от подобного зрелища у мужчины до сих пор бегали мурашки.
Уильяма Хоупа поймали год назад, выйдя на него по горячим следам. В Нанси на протяжении двух лет исчезали женщины и девушки, ведущие разгульный образ жизни: проститутки, наркоманки, – однако среди них жандармерия опознала и несколько жертв из приличных семей. Одна параллель оказалась четко ясна – убийца охотился за теми, кто не напоминал милых и приличных домохозяек или же приверженец здорового образа жизни. Расчлененные тела находили со вспоротыми от лобка до грудины животами, внутренние органы были полностью изъяты; грудная клетка раскрыта по подобию кровавого орла.
Несмотря на жестокость, в наибольше степени Кристоф оказался заворожен финальным штрихом – нарисованными под жертвой: на земле, стене, бетоне – огромными крыльями. За эту особенность желтая пресса прозвала Уильяма Охотником за Ангелами. Он не отрицал своей вины в зале суда, однако обвинял в своих деяниях «организацию, которая что-то с ним сделала».
Пусть судья и присяжные сочли его рассказ – бредней безумца, он являлся правдивым. Ведь изначально Уильям сохранял здравый рассудок и согласился на эксперименты Murkoff за достойное вознаграждение. Его мать сильно болела, а денег на операцию не было. Экспериментальная программа доктора Вернике из США исказила разум парня, сведя его с ума.
Так что Кристоф не сомневался, что убийца избежал тюрьмы во многом благодаря связям Murkoff.
Естественно, дурень, ТЫ же был его адвокатом. А на кого мы работаем – правильно, на Белый Лебедь, то есть на Меркоф.
Время близилось к полуночи, а работы будто и не уменьшилось. Если он продолжит увлеченно изучать личные дела преступников, то будет страдать от бессонницы, так как сверхурочные ему никто не обещал.
Отключив компьютер и погасив настольную лампу, Кристоф сложил документы по папкам и покинул кабинет, предварительно проверив, что замок удержит за дверью юридические тайны. Домой ехать уже поздно, и вряд ли какой таксист согласится добираться сюда за установленный тариф. Кристоф невольно нахмурился от мысли, что придется ночевать в отведенной для него комнате – каждому из сотрудников приписывалась койка в корпусе для персонала.
Придется совершить путешествие под куполом из тяжелых туч в надежде, что дождь не обрушится ему на голову. Заболеть также не хотелось.
В административном здании царила угнетающая тишина, некоторые из ламп на лестничной площадке мигали, как в фильме ужасов. Глаза устали, закрывались на ходу; мужчина пару раз едва не споткнулся на лестнице, где у подножья заметил охранника, который поприветствовал его снисходительной улыбкой:
– Все работаете, мсье?
– Дружище, избавь от того фамильярства, – устало вздохнул Кристоф, на что мужчина в униформе тихо рассмеялся и предложил:
– Пойдем, угощу тебя бодрящим эликсиром.
– Кофе или коньяком из заначки?
– Смешивать никто не запрещал.
– А вот пить на рабочем месте, друг мой, это нарушение одной из политик компании.
Тем не менее Кристоф не стал отказываться и прошел следом за дружелюбным охранником, имя которого он постоянно путал, поэтому предпочитал обращаться к нему «дружище», когда из поля зрения пропадала именная нашивка. Поправив фуражку, Пьер Артуа приглашающим жестом подозвал юриста к посту охраны – небольшой будке, тянущейся вдоль правой стены холла. Темное помещение освещал ряд мониторов, и пока сотрудник порядка включал электронный чайник и насыпал растворимый напиток, Кристоф позволил себе осмотреться.
– Отсюда есть доступ ко всем камерам в больнице?
– Да, – безоговорочно признался Пьер. – В мои обязанности входит следить за административным зданием, поэтому на мониторах только трансляция со здешних камер. Но можно просмотреть и другие.
Но не те, которые установлены в подземной лаборатории. Если, конечно, они там установлены.
Хотя, по соображениям безопасности, без этого не обойтись, только доступ к таковым не распространялся. Да и кто, помимо научных сотрудников и еще нескольких персон, знал о подземной сети лабиринтов?
Чайник вскипел, и когда кипяток попал в чашку, по комнатке разлетелся насыщенный аромат кофе – растворимого дешевого порошка, который почему-то нравился Кристофу сильнее молотого зерна.
– Будем разбавлять? – С хитринкой полюбопытствовал Пьер.
Кристоф понял его намек, и пошутил бы в ответ, да только его внимание привлекла картинка, транслируемая с камеры заднего двора. В темноте под тусклым фонарем, свет которого едва доходил до решетки забора, он наблюдал белое размытое пятно, покачивающееся в темноте. У юриста пробежал холодок по шее – неужели призрак? Однако секундой позже показался четкий женский силуэт, – похоже, одна из медсестер. Она покачивалась, и в какой-то момент ее потянуло к забору: хватаясь за сетку, девушка повисла на ней, чтобы не упасть окончательно.
У Кристофа сработал инстинкт, он не мешкал и, оттолкнув стоящего на пути охранника – пролившего на пол кофе, – помчался к пожарному выходу. Он не заметил, как преодолел долгий коридор – холод ночи ударил в лицо, как только дверь распахнулась перед ним, выпуская в непроглядную тьму. Ветер завывал над лесом, нагоняя со стороны гор тучи – мелкая морось липла к лицу, моментально впитывалась в одежду.
Медсестру мужчина обнаружил сразу, она сжалась калачиком у забора. Вид у нее был растрепанный, волосы закрывали лицо, кожа белела молоком, сливаясь с белоснежной тканью халата. Тем не менее одежда оказалась чистой и целой.
– С вами все в порядке? – Присев рядом с девушкой, Кристоф легонько сжал ее плечи, пытаясь привлечь внимание. Ее светлые глаза смотрели куда-то сквозь него. – Мадмуазель.
Выглядела белокурая незнакомка так, словно она приходила в себя после погони от своры диких собак. Быть может, за ней действительно кто-то гнался – пациент, выбравшийся чудесным образом из огражденное территории, или же ночной хищник, испугавшийся приближением бури. Хотя, еще никогда в пределах больницы не появлялось хищных животных.
Оглянувшись, Кристоф надеялся увидеть Пьера, но он, скорее, был куда сильнее озабочен пролитым кофе и испачканными брюками. Отсутствие осознания, насколько опасно это место на самом деле, делало из персонала легкую мишень. И никакой должной защиты.
– Хорошо, давайте я помогу, – подхватив девушку под руку, юрист помог ей встать на ноги, не встретив никакого сопротивления.
Перед ним встал выбор – куда идти дальше. Административное здание находилось в паре метрах, и тем не менее большинство кабинетов закрывалось на замок, а от охранника никакой помощи не дождешься. В жилом блоке медсестре помогут как минимум ее сменщицы, поэтому, недолго думая, мужчина направился вглубь больничного комплекса.
Отсутствие хорошего освещения делало дорогу сложной, несмотря на проложенную через сад тропу. Шелест травы и завывания ветра нагнетали атмосферу, воображение разыгрывалось все сильнее, поэтому не удивительно, если медсестре что-то померещилось, и она бросилась наутек. После тяжелого рабочего дня Кристоф также мог стать жертвой игры звуков и тени.
Преодолев путь, показавшийся вечностью, юрист невероятно обрадовался свету и теплу, царящему в коридоре жилого блока. Запах древесины и корицы удивил Кристофа, успокоил нервы, напомнил об уюте дома, что ужасы, царящие за кирпичными стенами, не заберутся внутрь.
– Ладно, – вздохнул мужчина, стирая с лица пленку из мороси. Он усадил медсестру на стул, оглядываясь в поисках людей. – Я попробую отыскать дежурного или кого-то еще, чтобы помогли вам и…
– Не надо, – поспешно оборвала его девушка, – со мной уже все нормально.
– Правда? – Саркастично подметил Кристоф. – Я бы так не сказал.
– У меня просто закружилась голова от усталости, не нужно никого звать.
– Вы валились с ног, и это…
– Не нужно!.. – Жестко отрезала медсестра, подняв на него колючий взгляд. – Не нужно никого звать. Пожалуйста.
Что ж, это было ее дело, только что-то подсказывало Кристофу – это ему аукнется, поскольку в CygneBlanc пристально следили не только за состоянием пациентов, но и лечащего персонала. Быть может, девушка всего лишь переутомилась, а, возможно, и нет. Он мог развести руками и сделать вид, словно ничего не произошло, пойти на второй этаж и завалиться спать, как и планировал, пока Пьер не пригласил его выпить кофе. Однако медсестра, несмотря на колючую реакцию, выглядела подавленной и напуганной, и сердце мужчины дрогнуло от жалости.
– Хорошо, – согласился он, присев на соседний стул. – Я никому не расскажу об инциденте.
– Спасибо…
Голос блондинки звенел страхом, она словно в действительности убегала от монстра из ночных кошмаров. Ее трясло, Кристофу оказалось больно оставаться беспомощным в сложившейся ситуации, он только додумался достать из кармана пачку сигарет и предложить их девушке:
– Будете?
Медсестра посмотрела на него с недоумением, однако потянулась к сигарете. Мужчина ловким движением высек пламя из зажигалки, позволив блондинке закурить. Но от первой же затяжки она зашлась кашлем, эхо которого с громом ударилось о стены пустующего коридора.