— Не знаю, — соврал он.
Хильда вдруг почувствовала, что ужасно голодна. Верно, она ведь два дня пролежала, питаясь только сонным вином и маковым молоком. Она слегка пошевелилась, пытаясь встать, и нога тут же напомнила о себе тупой болью.
— Не надо, тебе нельзя двигаться, — юноша заставил ее лечь обратно. — Я принесу тебе макового молока, и что-нибудь поесть. Ты видимо здорово за два дня проголодалась, — она кивнула, а он бросил на нее жалобный взгляд, перед тем как уйти.
Хильда взглянула в окно, и ощутила ужасную тоску, при виде залитых утренним солнцем полей. Ей хотелось пробежать по ним, как дикий волк, но она прикована к постели как минимум на месяц. Интересно, есть ли в доме еще кто-нибудь помимо них с Иаковом?
Дверь приоткрылась, и юноша зашел, держа в одной руке тарелку с едой, а в другой кружку. Жареная курица, горбушка хлеба и пирожок с картошкой, а в кружке по видимости маковое молоко.
Хильда думала, что окажется слишком слаба, чтобы есть, но при одном запахе жареной курицы в ней проснулся волчий голод. Девушка села, забирая тарелку из рук юноши, и принялась есть. Тот, поставил кружку на табуретку и направился к двери.
— Если тебе, что-нибудь понадобиться, позови меня, — Иаков чуть улыбнулся уголками губ, и закрыл за собою дверь.
Когда Хильда наелась, она положила тарелку на табуретку, и взяла в руки кружку. Нога продолжала ныть, но она уже постепенно привыкла к этой боли. Задумчиво поболтав питье в кружке, она сделала один неуверенный глоток. Наконец, она была достаточно в сознании, чтобы почувствовать вкус того, чем ее поили последние два дня.
И все же не стоило лезть на ту злополучную яблоню, подумала она, и вновь бросила взгляд в сторону ведра с яблоками. Почему-то ей казалось, что их было больше. Эта мысль на немного приободрила ее, а затем и смутила.
С каждым новым глотком, боль утихала, а разум окутывался туманом, и вскоре она вновь уснула. На этот раз ей тоже снились сны. Теперь она была старцем, что тихо молился у дуба. Она узнала этот дуб. Роща друидов, вот где она теперь. Но сон прервался, и она вдруг оказалась в лесу.
Хильда не могла понять кто она, своих рук и ног она не видела, однако она точно была не маленькой. Было утро, но она чувствовала себя бодро, видимо не спала всю ночь. Хильда шла непроизвольно, через лес, скрываясь от дороги.
Постепенно она поняла, что крадется, но к кому? Она металась во сне, и ужасно потела, чувствуя, что за ней наблюдают. За ней, а не тем в чьем теле она была. Словно, кто-то старается вытолкнуть ее.
Вокруг было тихо, только лес да горы. Впереди она заметила старый разрушенный замок. Хильда кралась осторожно, и вскоре поняла, что охотиться она на девушку, что идет впереди. Девица тем временем слезла с коня, и остановилась на полянке. Внезапно, она оказалась в кромешной тьме, и увидела перед собою высокого мужчину с черными глазами.
Девица на полянке пропала, и она вновь оказалась в лесу. Теперь был день, хотя солнце обещало скоро сесть. Она была женщиной, собирающей травы. Рык, треск веток, и через мгновенье она умерла.
Хильда почувствовала мучительную боль во всем теле, словно бы на нее давила гора. После этого сны прекратились, и потом она видела лишь темноту, а затем и вовсе впала в беспамятство.
Порой она слышала голос матери, отца и чужака. Порой она даже чувствовала, как будто кто-то касается ее ноги, но она не могла пошевелиться. Пару раз она все-таки проснулась, хоть и не полностью. Кажется, ей делали новую повязку.
Она упала на подушку с тяжелым стоном. Возле двери послышалось копошение.
— Она здесь, — говорил один из голосов. — Мы давали ей макового молока, делали повязки с мазью, но ей все еще плохо.
— Я посмотрю, — первый голос принадлежал ее матери, но второго она не знала. Быть может это и есть та новая травница?
Дверь отворилась, и в комнату зашли ее мать, отец и молодая девушка. Иаков тоже зашел, и стал в углу, молча наблюдая за происходящим. Хильда заметила, что взгляд его обращен на девушку.
Хильда окинула ее взглядом. Красивая, стройная, невысокая. Девушка выглядела растерянной. Хильда не могла понять почему, но она казалась ей знакомой. Сперва, она неловко потупилась на месте, после чего, неуверенно подошла к ней.
— Я хочу посмотреть на твою ногу, — спросила она ласково, — ты не против? — она почти нежно коснулась ее предплечья.
— Нет, — тихо ответила Хильда. Сама не зная почему, но она почувствовала легкую симпатию к новой травнице.
Бьорн оперся о дверной проем, и внимательно глядел, скрестив руки на груди. Травница неуверенно откинула одеяло, обнажив пораженную ногу. Хильда с интересом наблюдала за ней. Травница тем временем осторожно касалась ее колена, постепенно опускаясь ниже, она словно прощупывала ее ногу. Хильда заметила, что она очень волнуется, руки ее тряслись, как листья во время ветра.
Когда Хильда запищала от боли, травница с обеспокоенным лицом оставила осматривать ее ногу. Все смотрели на нее, ожидая, что она скажет.
— Оставьте нас, — тихо молвила она. Бьорн подозрительно прищурился, но вышел вместе с Астрид. Иаков вышел последним, бросив странный взгляд, перед тем как уйти. Травница осторожно коснулась плеча Хильды. — Закрой глаза, и не смотри.
Хильда послушалась. Она слышала, как девушка нервно копошиться в своем плаще. Затем ее холодные пальцы вновь коснулись ушибленной ноги. Хильда чувствовала на коже, что-то мягкое и холодное. Мазь, подумала она. Еле слышно, травница зашептала, что-то. Хильда не могла разобрать что, но почему-то ей казалось, что этих слов она не знает.
Боль в ноге утихала, и островитянка почувствовала, какое-то странное спокойствие. Мыслями она унеслась на берег моря. Высокие волны с белыми гребнями, громко ударялись о берег.
— Меня этому научили мои сестры, — внезапно заговорила она. — У меня было много сестер. Скоро тебе станет легче, просто… Продолжай пользоваться той мазью, что тебе дала та женщина. Теперь она поможет, — Хильда почувствовала мягкое прикосновение руки к своему лбу. Ее вдруг начало клонить в сон.
“Что должно произойти, того нельзя избежать, — вдруг вспомнила она. — Нельзя, —подумалось ей, и она заснула мирным сном”.
========== Друид ==========
Он проснулся резко и живо. Он сразу осознал себя и окружающий мир. Ум его стал ясен и словно светлее, но тело, будто начало умирать. Руки его стали белыми и сморщенными, а лицо… Лицо больше напоминало череп обтянутый тончайшей кожей. Глаза его посветлели и казались еще более впалыми.
После того ритуала минуло одиннадцать дней, и с каждым ему становилось все хуже и хуже. Мышовур лично следил за его лечением. Целыми днями его поили снадобьями и целительными зельями, и на какой-то период они оттягивали ее приближение, но Миккель знал, что теперь это неизбежно.
Но он не был уверен, что это его конец, а если и да, то стоит скорее разрешить тревожившее его последние шесть дней, дело. Пару дней назад двое молодых друидов вернулись из Каэр Трольде, и по пути через лес, они сделали чрезвычайно странное заключение. По их словам, все вороны в этом лесу умерли.
Сирвар даже взял один труп, чтобы показать остальным. Накинув на седую голову капюшон, опираясь на деревянную трость, он отправился в лес. По тропинке он шел медленно, в тягости мыслей, понурив голову. Однако, по пути он услышал, как пару человек бранятся. Один голос принадлежал Мышовуру, а вот другой, женский он не знал.
— Это священная вещь, а вы хотите, чтобы я дал вам ее уничтожить?! — Мышовур затряс маской Уробороса перед лицом темноволосой женщины. Та смотрела на друида холодным взглядом, скрестив руки на груди.
Миккель вздохнул, он слышал про чародейку, что прибыла на Скеллиге пару недель назад. Йеннифер. Он много слышал про нее, но никогда не видал лично. Однако, по слухам и рассказам Мышовура, чародейка была весьма талантлива и способна, хоть и отличалась дурным нравом.
“Ха, дурной нрав, — думал Миккель, — когда-то я тоже был таким”. Миккель решил подойти к ним. Женщина в это время, в очередной раз презрительно фыркнула.
— Много ли от нее толку, если вы даже не знаете, действует она или нет? — Она подбоченилась. Подойдя ближе Миккель заметил, сколь она красива. Бледная кожа, пышные волосы вороного пера и фиалковые глаза.
Одетая в черный жакет с рукавами, поверх белой рубашки. Ворот ее украшала черная меховая горжетка, украшенная серебряной нитью. Черные кожаные штаны, и черные сапоги до середины бедра. На шее она носила медальон на тонкой кожаной бархотке.
От нее исходил терпкий аромат крыжовника и сладкой сирени.
Только черное и белое, сирень и крыжовник. Сплошные противоречия, тем не менее, так хорошо гармонирующие друг с другом. Женщина была стройна и по росту не уступала Миккелю, а быть может немного и превосходила.
Как знать, он, старый и сгорбленный, сделался еще меньше из-за недуга. Заметив его, Мышовур раскинул руками в сторону, возмущенно молвив:
— Только поглядите! — Обратился он к Миккелю. — Вы не уважаете наши традиции, — друид обличительно указал на женщину пальцем, — я не дам вам эту маску, пока вы не скажите, для чего она вам нужна! — Затараторил он, скрестив руки на груди.
Оба упрямца, подумал Миккель.
— Не твое дело, старик! — Отрезала она, вперив недовольный взгляд в Миккеля, как бы спрашивая его, что он тут забыл. Ему на миг сделалось неловко, но он вдруг вспомнил про лес, и помрачнел.
— В легендах сказано, что если ее использовать, то бушующее море, своими волнами затопит все острова! Это сильнейший артефакт! — Продолжал Мышовур, теперь уже не обращая никакого внимания на Миккеля.
— О-ох, — раздраженно выдохнула она, закатив голову, и вдруг глянула на Миккеля. В ее красивых глазах блеснула толика презрительной жалости, заметная лишь Миккелю. Он один видел этот взгляд теперь, у всех с кем общался. У Мышовура, Сивара, Гренделя, у молодых друидов, и его ровесников. Они старались его спрятать, но не могли. Неужели он столь жалок?
Но тут ее глаза приняли удивленное выражение, быть может, даже ошеломленное. Только чародеи могли чувствовать иллюзии. Она хотела сказать, что-то еще, но удержалась. Лицо ее вновь обрело холодное выражение.
— Посмотрим, — почти промурлыкала она стальным голосом, не предвещавшим ничего хорошего, — сможет ли друид противиться королю, — сказала она, и, развернувшись, быстро зашагала в сторону. Йеннифер произнесла заклинание, и, разведя руками, открыла портал, тут же исчезнув в нем.
— У-у-ух, устало выдохнул Мышовур, отирая лоб рукой. — Ох, уж, эти чародейки, одна хуже другой, — заметил он, рассматривая маску в руках.
— Так много тебе довелось их поведать? — хмыкнул Миккель. Мышовур слегка улыбнулся, и на миг на его лице образовалось еще больше морщинок.
Бледные лучи солнца, прорвались сквозь серые тучи, и мягко упали на рощу. Дуб отбрасывал высокую тень. Над цветами жужжали пчелы.
— Уж пришлось, — ответил он, но улыбка его тут же пропала, когда он всмотрелся в лицо Миккеля. Жалость. Опять. — Ты таешь на глазах, Миккель. Я даю тебе снадобья, достаточно мощные, но пьешь ли ты их? — он подозрительно прищурил глаза. Миккель лишь вздохнул.
— Да, — тихо ответил он.
Мышовур покачал головой, и они медленным шагом направились вглубь рощи, подальше от любопытных ушей. Прохладный утренний воздух отдавал морской свежестью.
— Но я так же велел тебе лежать в постели. Миккель, твои кости, кожа, твое тело слабо, а ты продолжаешь… — он запнулся, не зная, что сказать, но вместо слов только бросил на него взгляд полный скорби. — Человек, как ты не может так умереть. Не сейчас, и не от какой-то простуды, — сгоряча заметил он.
— Помнишь, когда ты только пришел сюда, я сказал тебе одну очень любопытную вещь, — Миккель вдруг остановился и стал напротив Мышовура.
Мышовур посмотрел на него несколько отчаянным взглядом:
— Страх смерти — хуже любого другого, — ответил он. — Да, помню, и даже сам в этом убедился. Но, разве нельзя хоть немного себя уберечь? Ты еще нужен нам, Миккель, — в сердцах выпалил Мышовур.
— Не я, а мои знания, — холодно заметил Миккель, и сделал несколько шагов вперед, однако остановился, заметив, что Мышовур не следует за ним. — Довольно, давай поговорим о чем-нибудь другом, — но тот не сдвинулся с места, лишь продолжая смотреть на старого учителя глазами полными скорби. — Брось, Мышовур, ты и я, мы знаем, что смерть настигнет каждого из нас. Я прожил достаточно, натворил много дел, и хороших, и плохих, — на этих словах его голос дернулся, а в носу защипало. — Теперь, если это и есть мой конец, я приму его.
Мышовур, наконец, выдохнул, но теперь в его глазах было нечто иное. Подозрение? Быть может.
— Ты прав, — мирно согласился он, и они двинулись дальше.
Утро только начиналось, но солнце уже грело своим теплом цветы и живность здесь. Миккель ощущал тепло на своей коже, и от этого ему становилось хорошо и спокойно. Смерть — часть жизни.
— Зачем приходила эта чародейка? — спросил он, решив разрядить тяжелую обстановку.
— Маска Уробороса, — Мышовур покрутил маску в руках, и передал Миккелю. Старый друид коснулся тонкими пальцами дерева. Такое же древнее, как и он сам, подумалось ему. — Не знаю, зачем ей это нужно. Она, что-то ищет, но насколько это, что-то может быть опасно…
— Да-а, — протянул Миккель, возвратив артефакт Мышовуру. — Она говорила, что отправиться к королю, но Брана сегодня будут хоронить, а Крах…
Мышовур поморщился.
— Нет, нет и еще раз нет, — запротестовал он. — Я знаю Краха, он не посмеет разрешить ей использовать маску в ее грязных делишках. Она хотела еще, чтобы я пустил ее в священную часть рощи, но я наотрез отказался! — Выпалил он.
Миккель шел, будто в тумане. Он не знал, как ему реагировать на это. Быть может и стоило ей дать эту маску и доступ к роще, кто его знает? Может легенды врут? Сейчас он больше был занят мыслями о ритуале.
Могло ли это стать причиной его будущей смерти? Может, в книге не было написано о последствиях. “Дурак, кто будет писать о последствиях, если исход летальный?”
— С ней прибыл Геральт, — продолжал Мышовур, — надеюсь, он сможет ее вразумить.
— Геральт? Ведьмак? — вдруг спросил он.
— Да. Хотя… Э-эх, думаю на Йеннифэр никому не найти управы, — отчаянно вздохнул Мышовур.
Миккель промолчал. Он еще раз взглянул на маску в руках Мышовура, за которую тот, так яро спорил. Годы жизни пролетели перед его глазами.
— Говорят, — начал он после недолгой паузы, — вороны в лесу умерли. Так ли это? — Мышовур бросил на него недоверчивый взгляд, и они двинулись дальше.
— Да.
— Все до единого? — переспросил Миккель. Он чувствовал, что ходит по тонкому льду, на грани обрыва, и это заставляло его почувствовать себя живым, хоть и утомляло.
— Почему это тебя так волнует? — неожиданно поинтересовался Мышовур. Мимо них прошли двое молодых жрецов, несущих цветы для благовоний. Миккель не знал, что ему ответить.
Внезапно солнце вышло из-за туч, вновь озарив своим светом долину. Бледные лучи осветили его поблекшее лицо, и старую рясу. Миккель остановился, поддавшись ему на встречу, словно цветок, что ждал прихода тепла долгие месяцы зимы.
— А разве не должно? — неожиданно даже для себя ответил он. — Это не беспокоило бы меня, умри один-два ворона, но все… Когда это Фрея забирала всех своих детей сразу?
Мышовур поджал губы. Слова Миккеля все же уверили его, но не до конца. Если у него и были сомнения, выказывать он их не стал. Они остановились на самом краю поляны, дальше начинался темный лес, хотя сейчас он не казался таким зловещим.
— Я отправлюсь в лес, — заявил он.
— Нет! — Воскликнул Мышовур. — Миккель в таком состоянии, я не пущу тебя так далеко. Тебе стоит лечиться, а не шататься по лесу, где полно диких зверей и чудищ.
— Как знать, остались ли они там еще, если вороны мертвы? Быть может волки и медведи тоже?