После всех моих изысканий увидеть атамана было немного неловко. Я разузнала об этом человеке больше, чем о своем последнем любовнике.
Ольгерд фон Эверек вошел первым. Своей прямой осанкой и плавными движениями он моментально приковывал к себе всеобщее внимание. «Кабаны» распределились по таверне, занимая все, на чем можно было сидеть или на что облокотиться. Ольгерд занял место вдалеке от меня, я смогла разглядеть только серповидный шрам на его голове. И чем его так крепко приложили?
«И тут ведьмак, представляешь, спрашивает, дескать, где я могу найти Ольгерда фон Эверека?» — громко, трубно вещал кабан рядом со мной. — «И мы ему, этому ублюдку белобрысому, говорим: это ж я Ольгерд фон Эверек! Нет, я!» — его собеседник залился громким хохотом.
«Так что, прикончит мутант теперь жабу?», — не ослышалась ли я? Жабу? Не припоминаю такого монстра в бестиарии. — «Черта лысого он убьет. Лежит небось уже с разорванным брюхом в канализации. Жабу хер убьешь!» — важно подытожил он.
Сюрреализм этого диалога вогнал меня в легкий ступор. У атамана какие-то личные предубеждения против бесхвостых земноводных? Причуды богатых мира сего становились более замысловатыми.
А в другом конце таверны намечалась драка. Правда, скорее шутливая, вызванная непримиримыми различиями в мировоззрении туссентского рыцаря и кого-то из кабанов. Я уже было потеряла интерес к перепалке, когда раздался глубокий гул: «Атаман! Атаман! Атаман!». Кабаны просили своего вожака сразиться за их честь. Продемонстрировать всю мощь горячей реданской крови.
Ольгерду не хотелось, это было видно невооруженным взглядом. Но видимо его все-таки подкупило слепое обожание свиты, и он согласился. Атаман и рыцарь вышли на площадь перед таверной — завсегдатаи дружной вереницей последовали за ними, я в том числе. Намечалось зрелище, но меня больше интересовала возможность проверить пресловутую неуязвимость в бою.
Туссентский рыцарь едва успел начать пафосную речь о ничтожестве варварских обычаев, по сравнению с просвещённым путем рыцарей, но был грубо прерван улюлюканьем толпы.
Карабела со свистом разрезала воздух.
Ольгерд был неуловим, стремительно кружась вокруг противника. Полностью уследить за движениями атамана было почти невозможно — он внезапно появлялся то за спиной, то перед глазами рыцаря, не оставляя ему ни малейшего шанса на блокировку удара. Кругом раздавался лишь лязг мечей да восторженные крики публики.
Столь проворные и четкие движения вызвали у меня некоторые подозрения. Что-то мне подсказывает, что у Радовида они бы тоже вызвали исследовательский интерес, атаман. Он истинный ценитель таких «талантов».
Несмотря на то, что исход боя был очевиден с самого начала, рыцарю все-таки удалось пустить Ольгерду кровь.
Если ты продал жену и брата за неуязвимость, Ольгерд, то где-то тебя явно обманули.
А самую последнюю и ценную информацию мне предоставила Маргоша:
— Завтра, — поведала она, закатывая глаза. — К нам приезжает Цираночка. Оправилась от ран, вернула голос, она теперь поет даже прекраснее, чем раньше. Атаман уже выбрал для себя столик поближе к сцене.
А это значит, что провидение мне улыбнулось и фон Эверека завтра вечером не будет дома. Самое время для непрошенных гостей.
***
— Экстракт яры, — тихо постучалась я в дверь хижины полурослику. — Дьявол, Дариуш, открывай, срочно!
Пробираться через грязь и густую растительность к одинокой хижине в лесу было сущей пыткой.
— Кого черти принесли?! — злобно рявкнул лучший в окрестностях гербалист, протирая заспанные глаза. — Убью!
Разглядев меня, он скривил лицо, будто бы залпом выпил чарку уксуса. Несносный у него характер, но зато найдет нужные травы даже посреди ледяной пустоши. Я выжидательно посмотрела на него — мы договаривались, что к вечеру нужный мне препарат будет готов.
— Роксана, пойми меня правильно, но за твои-то копейки, в такой собачий холод милддлемист искать…
Дьявол, только не это! Я не полезу в усадьбу без этого масла!
— Скоро у меня появятся деньги, Дариуш, но оно мне нужно сейчас.
— Деньги у нее появятся! — загоготал полурослик. — Я тебя сколько знаю, все одно от тебя слышу — деньги будут! Когда у тебя заваляется пара звонких монет, уж и меня в живых не будет, и моих детей!
Я попыталась изобразить свой самый жалостливый взгляд. В который раз разыгрываем одну и ту же сцену — бедная воровка и великодушный благодетель. Полурослик задумчиво почесал подбородок, тяжело вздохнул.
— Ладно, непутевая, держи свое масло. Вот скажи мне — красивая ты ведь девка, так что ж шляешься-то без конца?
Дариуш протянул мне приятно искрящийся светло-желтый пузырек. Я бережно убрала его в котомку.
— Помни: парализует он минут на тридцать, не больше, но обездвиживает будь здоров! Убивать все равно надо, но с ним, даже если не заденешь жизненно важные органы, бедолага будет лежать тихо, пока не истечет кровью. Поняла?
—Твоя должница, Дариуш.
— По гроб! Бывай, Роксана.
Как говорил один мой знакомый сапожник: «Я, сука, уже есть».
У меня множество имен, и одному дьяволу известно, какое из них действительно мое. Свою собственную биографию я узнала из сплетен: если в них есть хоть толика правды, то в младенчестве меня выкинули на улицу, не удостоив даже имени.
Я проштудировала огромное количество литературы, чтобы понять этот бессмысленный и жестокий поступок. Ритуал продажи первенца дьяволу не предполагает убийства. Достаточно просто выкинуть младенца на произвол судьбы, назвав его имя той темной силе, с которой совершалась сделка, тем самым лишив дитя защиты всех благоволящих сил. Выживет младенец или нет — это не столь важно: душа его после смерти все равно попадает в преисподнюю в отсутствие других заступников.
Говорят, что этот быстрый и удобный способ обогащения люди, некогда давшие мне жизнь, выбрали, еще когда я была в утробе матери. Судьба и имя первенца взамен на роскошный дом с белокаменной мансардой, недалеко от Вызимы, и возможность лично пожать руку Борсоди. Говорят, что на этой белокаменной мансарде, посреди неправильно начертанной дрожащей рукой пентаграммы и повесился ее владелец недолгим спустя. Говорят, говорят, говорят — правда давно уже поросла мхом и потеряла всякую ценность.
Добрые и не очень люди помогли мне выжить. Все они называли меня по-разному. Какие-то имена прижились. Милена, например. Что-то я использовала только при сделках с торговцами черного рынка. Некоторые имена так и остались одноразовыми.
Но это все в прошлом — если завтра все пойдет по плану, мои карманы будут рваться под тяжестью золотых монет.
Если все пойдет по плану.
Комментарий к Дикая охота
Большое спасибо колоссальной работе моей беты Kaisle, которая сотворила чудеса с этим фиком
Ну, кто вспомнил этого красавца?
https://static.giantbomb.com/uploads/original/9/90483/1428323-wallpaper_baldurs_gate_2_03_1600.jpg
Ah, the Child of Bhaal has awoken. It is time for more… experiments.
========== Страшная сказка ==========
Познания в демонологии обладают одним малоприятным побочным эффектом — замечаешь гораздо больше темных предзнаменований, чем хотелось бы. Что еще сквернее — начинаешь в них верить.
«Щедро одарит и сребром и златом
Только не даром так добр он к людям
Время придет по счетам платить будешь
Сокровища враз тебе станут постылы
Навек в кандалы тебя заключит он»
Что делают дети в столь поздний час на перекрестке? Почему они выбрали именно этот, по которому иду я?
И почему в каждом фольклоре, от Зеррикании до Ковира, обязательно есть хоть одна детская песня, от которой у меня волосы встают дыбом?
Вопросы, на которые у меня нет ответов.
Тяжелое чувство появилось у меня в груди при виде усадьбы атамана. Я натянула на себя маску, закрывающую всю нижнюю часть лица. Я не хочу, чтобы улицы города украсил мой, искаженный чьим-то видением, портрет, если придется бежать.
Северо-западный вход охраняли два угрюмых кабана. Они были явно не в духе, недовольные тем, что их лидер и соратники уехали слушать знаменитую Цираночку, а их самих поставили сторожить дверь, до которой, кроме повара и обслуги, уже много лет никто не дотрагивался.
Не могу не разделить их тоску. Пустить робкую слезу под «Путь пальцем проложи, средь шрамов, ран суровых…» было бы и для меня куда лучшим времяпрепровождением.
Мой нож уже обильно смазан маслом, которое щедро отлил мне Дариуш. Очень жаль, что оно испарится за полчаса, а за столь короткий отрезок времени я не управлюсь. Из-за этой досадной кратковременности паралитической смеси мне не осталось ничего иного, кроме как покуситься на жизни ничего не подозревающих кабанов.
Главная задача — молниеносно нанести хотя бы легкую рану, что поможет в дальнейшем избежать неравной схватки. Масло дало мне невероятное преимущество, позволив безо всяких проблем добить даже самую живучую цель.
Я выдыхаю. Пять, четыре, три, два…
Нож глубоко и плавно входит в спину первого кабана, и его тело лихорадочно содрогнулось в предсмертной агонии. Второй мгновенно среагировал, выхватив саблю из ножен — мне пришлось укрыться от удара обмякшим телом его погибшего товарища, дабы не получить порцию холодного металла в брюхо. Пытаясь в последний момент сменить направление замаха, он потерял равновесие, позволив мне пригнуться и нанести ему лёгкий порез.
Второй кабан рухнул наземь, как подкошенный. Слава Лебеде, лицом вниз. Мне бы очень не хотелось видеть его открытые и еще слишком живые глаза.
Следовало бы оттащить трупы в укромное место, но мне не справиться с тушами, превышающими мой вес вдвое. Надеюсь, концерт Цираночки продлится хотя бы до полуночи.
Немногочисленная прислуга уже спала, а я медленно и осторожно прокралась наверх по деревянной лестнице. Аккуратно, чтобы не привлечь ничье внимание скрипом старых половиц.
Все, как и рассказывала Олина — справа кабинет и спальня, слева комната, в дверном проеме которой я увидела потрясающее полотно Фон Штюка — благородная дама, гордо, слегка высокомерно смотрящая на созерцателя. Тонкую шею обвивала огромная змея. «Грех».
Если у меня останется время, заберу с собой сувенир на память. Вырезать из рамы нужно будет крайне осторожно, чтобы не испортить такой выдающийся предмет искусства. Прелесть моей профессии заключалась в случайных дополнительных заработках.
Сначала кабинет: бардак невероятный; воплощение истинного Хаоса напомнило мне, почему я никогда не хотела жить с мужчиной под одной крышей. Атаман с большим трудом оторвал себя от изучения всего, что когда-либо было написано людьми и другими способными писать расами.
Хорошо, допустим, Кодекс Гигас его мало заинтересовал. Реальные тексты этого манускрипта скрыты иллюзиями, которые может снять только тот, кто знает к ним ключ. Я могу представить, как Эверек раздраженно отбросил монотонное описание метафизических размышлений монахов, ругаясь, что отдал за такую чушь бешеные деньги. Быть может, какая-нибудь из более усердных служанок положила его на полку, пытаясь хотя бы немного усмирить возрастающую энтропию. Я посмотрела на шкаф, уставленный книгами.
В нем находилось все что угодно: от дешевых эротических романов до трактатов по коневодству, кроме того, что мне было нужно. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что ни одна из этих книг не покрыта шифровальными иллюзиями, а значит, не представляла никакой ценности. Обыск второго шкафа также не увенчался успехом.
На долю секунду показалось, что я услышала низкий голос атамана. Чем только черти не шутят?
А черти и не шутили.
Голос раздался еще раз, раздраженный и глухой:
«Я буду в своем кабинете. Скажи ребятам, чтобы меня сегодня не беспокоили ни под каким предлогом».
Мой род занятий требовал стальных нервов, но в этот момент они меня критически подвели.
До окна я не добегу и тем более не выпрыгну раньше, чем атаман войдет в кабинет. Вероятность того, что Ольгерд идет именно сюда, ужасающе велика. Лихорадочное перебирание возможных ходов оставило меня с мыслью, что вариантов у меня нет. Я замерла в нише стены, пытаясь успокоиться.
Одна надежда, что он меня не услышит.
Атаман с силой распахнул дверь кабинета. Я не могла видеть его лица, но раздражение ощутимыми волнами прошло по кабинету. Несколько минут он стоял, скрестив руки на груди и высоко подняв голову.
Самых мучительно-долгих минут в моей жизни. Пожалуйста, атаман, отдохни после тяжелого дня в своей опочивальне. Только, ради Лебеды, не садись за рабочий стол.
Атаман проигнорировал мои беззвучные мольбы и, к моему ужасу, взял книгу «Заклятья и обряды Офири». Трехтомник, и первой частью которого можно кого-нибудь убить, если приложить к этому чуть больше усилий.
Моя ситуация была донельзя проста. Я не смогу замедлять бешеный стук своего сердца достаточно долго; в определенный момент опытный солдат уловит чужое присутствие. Отговорок у меня будет немного — я выгляжу, как воровка, и прячусь в месте, где будет прятаться только воровка, а у черного входа лежат два трупа.
Убьет, а если судить по его репутации, еще и собакам скормит. Не хочу пойти на корм собакам.
Я крепко сжала в руке нож, чувствуя, как увлажняется от пота ладонь. Мое единственное преимущество — возможность нанести удар первой. В открытой схватке с атаманом у меня не было ни единого шанса.
Одно мгновение, чтобы выскочить из ниши в стене. В это самое мгновение атаман с его нечеловеческой реакцией уже успевает полуобернуться и потянуться к карабеле. Но этого мгновения хватило, чтобы одним движением полоснуть его по горлу.
Четкий порез от уха до уха задел яремную вену, и все перед моими глазами тотчас окрасилось в багряный цвет. Агония не должна продлится больше пары мгновений, а если и продлится, масло оставит его обездвиженным.
Атаман судорожно схватился за шею, пытаясь закрыть рукой зияющую рану. Я придержала его стремительно теряющее силы тело, чтобы глухой удар об пол не услышали головорезы. Кожа у него горячая, даже раскаленная. Я стыдливо отвернулась, чтобы избежать последнего взгляда зеленых глаз.
— Спи спокойно, атаман. Мне жаль, что так вышло, — прошептала я последнее, что Ольгерд фон Эверек услышал в своей жизни.
Я положила его обмякшее тело на пол в искренней надежде, что кровь не протечет сквозь половицы на головы «кабанов».
Чертовски неудачно вышло, но ничего не попишешь. Издержки профессии — не ходило еще по земле вора с чистыми руками.
Мой взгляд упал на лучшую вещь в арсенале атамана — блестящую карабелу из редчайшей стали. Мне к пророку Лебеде путь от рождения закрыт, потому я аккуратно сняла ножны и надела на себя. Даже продавать не стану, оставлю на память о столь бесславно погибшем атамане.
Теперь у меня есть время. Раздраженного главаря банды, запершегося в своем кабинете никто беспокоить не будет, а через черный вход никто кроме прислуги не ходит: я могу спокойно предаваться мукам совести и мирно обыскивать его вещи.
Со стола атамана на меня осуждающе смотрел череп ласточки. Не тебе меня судить — поставь себя на мое место. Та-а-ак, что тут у нас на дубовом письменном столе? Бумаги, табак, чернила.
Хаотично разбросанные письма.
«Моя любимая будущая жена,
Седмицу тому назад получил вести о том, что твой достопочтенный отец одобрил нашу помолвку. Дражайшая моя Ирис, я горячо молюсь, чтобы ты никогда не пожалела о данном тобой согласии! Ничего в жизни я не желал сильнее, чем быть тебе верным супругом.
Отец обещал подарить нам родовое имение фон Эвереков к югу от Броновиц. Все разговоры в отчем доме только о нашей с тобой свадьбе — Витольд уже утомил меня расспросами о твоих подругах.
Прижимаю к сердцу нарисованный тобою портрет. В жизни не видел ничего прекраснее. Не устаю напоминать тебе, каким невиданным талантом наделило тебя Провидение.
Меня охватывает то радость, то грусть в ожидании того, что готовит нам судьба. Я могу жить либо с тобой, либо не жить вовсе.