Армин помахал рукой живо мотающему головой Эрену и невзначай перевел взгляд на Леонхарт. Она стояла, точно статуя. Холодная.
В небо резко взмыли много выпущенных птиц, сегодня символизирующих начало новой жизни, расставание с детством, а для кого-то настоящую свободу.
Армин хотел бы быть свободным. Он бы хотел поймать одну из них и спросить, как же стать таким же.
Но он точно не знает, что это за птицы. Не разбирается в них. Хотя, ему и не привыкать.
***
Приземлившись прямо на колени возле блондинки, Армин с почему-то беспокойным выражением лица взглянул на нее. Затем, глаза его вдруг блеснули, губы растянулись в слабой улыбке, а сам он протянул ей открытые ладони, на которых Энни только сейчас заметила что-то, что было старательно завернуто в пеленку, в какие обычно заворачивают новорожденных малышей.
Энни сначала подумала, что у Армина реально на руках какой-то малыш. Но, оценив его размеры, блондинка отбросила эту мысль и, ткнув непонимающе пальцем, точно маленькая девочка, спросила:
— Что это?
Армин услышал в ее голосе четкие нотки любопытства, которые очень редко пробивались в привычном безразличии Леонхарт ко всему происходящему. Арлерт улыбнулся еще шире.
— Это птенчик, — объяснил он, указав пальцем на выступающий желтоватый клюв.
Пеленка, в которую он был завернут, была просто белоснежной, возможно, даже тщательно выстиранной несколько раз. Но при этом все равно было сложно заметить этот маленький, похожий, скорей, на кусочек острой ветки, клюв.
— А он не задохнется? — вскинув бровью, спросила девушка. Кажется, заботливый Арлерт слишком перестарался с укутаньем. Остального туловища птицы вообще не было видно.
— Нет, — с уверенностью заявил парень. Затем, нахмурившись, он рассказал, как производил по дежурству уборку в медицинском кабинете, шел выливать ведро и услышал тихий, едва уловимый для человеческого слуха, писк. Он пробрался в кусты, уже примерно зная, что там увидит.
— Я тщательно осмотрелся, выискивал его гнездо, но ничего не нашел. Словно его просто кто-то взял и закинул к нам за стену, — говорил Арлерт.
Такое сравнение показалось Энни забавным. Она-то сталкивалась с подобной ситуацией и не считала, как Армин, такое предположение глупым. В этом огромном, необъятной мире, в котором сложно было найти начало и отыскать конец, возможно все.
— И я быстрей забрал одну пеленку, шел сейчас к Саше…
— Чтобы она тебе его приготовила? — усмехнулась Энни, не понимая, зачем вообще идти с любым животным к Браус. К этой сумасшедшей и дикой девушке, в чьих жилах текла настоящая охотничья кровь.
— Что ты такое говоришь? — даже возмутился парень. Он приложил одну руку ко лбу, полностью, очевидно, пораженный такому заявлению. Энни просто пожала плечами, не находя в своих словах ничего такого.
Ну, подумаешь, птенец. Даже если он очень милый, все равно это в первую очередь животное, коих даже в их небольшом лесе возле лагеря водятся пруд пруди.
— Саша просто выросла в лесу, имела дело со многими животными, — пояснил Арлерт. Энни чудом подавила в себе желание не пошутить про обеды и ужины, — поэтому она бы знала, что с ним сделать. И необязательно бы предложила его съесть.
Арлерт еще раз осужденно взглянул на Энни, после чего положил птенца в пеленке на землю. Энни присела на нее, даже с интересом наблюдая за тем, как Армин разматывает пеленку, являя ее взору крошечный комок, вблизи легко принимаемый за мягкую игрушку, а издалека — за яркое странное пятнышко.
Окрас у него был преимущественно черным, лишь грудка с вкраплениями желтого, посередине которой еще была темная полосочка. Птенец быстро заморгал черными глазками, лежа с, кажется, довольным видом.
Энни не могла это точно утверждать, ибо животные, а особенно птицы были последними в списке ее интересов. Но сейчас девушке хотелось осмотреть это крохотное создание поближе. Даже не испытывая никакой неловкости под пронзительным взглядом огромных голубых глаз Арлерта, Энни осторожно погладила птенца. Он был очень мягким, точно плюшевым. Оперение его еще не успело смениться с детского пуха на настоящие перья.
— Нравится, да, — как вердикт, вынес Арлерт. Энни отдернула руку и наигранно фыркнула, — Не надо тут! Я знаю, что нравится!
Сложно было это скрывать. Птенец и правда казался Леонхарт очень милым. Она, возможно бы, даже поддержала его сама в руках, если бы не боялась его реакции. В одной из книг, которые они с Армином недавно прочли, один из персонажей говорил, что дети очень чувствуют эмоции и хорошо различают хороших и плохих людей.
Все-таки, ее руки, с вечно грубой кожей от ударов, не такие как у Армина. Даже не смотря на то, что они тоже были не в идеальном состоянии, с обычными трудовыми мозолями, Армин сам по себе внушал полное доверие. Может, птенцу даже пеленка не нужна была. Теплоты этого парня хватило бы на целый рой.
— Здорово, Армин. Ты такой хороший человек, — сказала вдруг Энни, сама не понимая, зачем. Армин тоже не понял — он непонимающе захлопал глазами, перевел потом, зачем-то, взгляд на птенца. Он уснул.
— Ты тоже хороший человек, Энни, — сказал в ответ парень и положил руку на плечо изумленной Леонхарт.
Меньше всего на свете она ожидала таких слов. Даже от него.
Армин чуть сжал ее плечо, приблизился лицом ближе, растянув губы в очередной улыбке, слегка неуверенно, правда, спросил:
— Ты же поможешь мне с ним дальше?
— Как? — только ответила она.
— Не знаю. Но вместе — придумаем.
***
Энни ясно выбивалась из общей атмосферы. Как неожиданно упавшая снежинка на раскаленный и мягкий песок.
Все здесь светилось такой радостью, счастьем, ликованием, что Леонхарт не удивилась бы, если даже из ее кружки вдруг вылезла бы очередная рука с протянутым «Дай пять!»
Она устала отбиваться от курсантов, ставших неожиданно слишком открытыми и любезными. Ей даже хотелось сделать лицо кирпичом и встать в боевую стойку на остаток вечера. Но скорей, даже если бы они ее обходили, то напоследок наверняка за что-нибудь потерли, точно статую Короля на удачу.
Энни, что была всю жизнь далека от эмоций, никогда не могла понять, как людям удается менять их с невероятной скоростью. Вот, курсант какой-то со с 102, кажется, отряда — только на линейке брезгливо оттолкнул ее, точно подзаборную шлюху. А сейчас улыбался в лицо, спрашивая, как настроение.
Настроение? Да нормально. А как ты, вшивый лицемер?
Может, она преувеличивала. Сказывалась вообще, возможно, расслабляющая атмосфера и мысль о том, что тяжелая учеба закончилась. Или просто алкоголь все так раздобрил.
Энни отпила опять пиво из кружки. Впервые в жизни пьет. Впечатление от напитка, который оказался не таким противным и даже немножко приятным, было бы гораздо лучше, если бы она сидела где-нибудь одна. В казарме, хотя бы. Потому что даже этот спрятанный ото всех угол казался ей слишком открытым и буквально громко кричащим что-то вроде «Смотрите, я здесь! Давайте же, подойдите ко мне! Дай пять, дружок!»
Бесцеремонно сплюнув на пол шелуху от пары семечек, закинутых в качестве закуски в рот, Леонхарт сделала еще глоток. Она выпила уже пару кружек и после окончания этой точно нальет себе еще. Даже не побоиться наткнуться на сошедшего с ума от счастья Йегера или, сто процентов, уже бухого в щи Брауна. Она пойдет и нальет себе еще!
Хмель приятно расслаблял, и Энни все ждала, когда он ударит в голову. Она наслушалась рассказы Мины о родителях, которые раньше много пили из-за каких-то тяжелых проблем в жизни и сейчас ждала, когда ей тоже полегчает.
Говорят, что табак еще расслабляет, но это утверждение Энни проверить не могла. И даже если бы у нее в руках были самые дорогие и крутые сигары — все равно бы не стала бы. От одного запаха начинало тошнить. Она часто чуяла его от Райнера, чуть-чуть от Бертольда и высказывала каждый раз свое презрение.
Однажды учуяла его от Армина, который, однако, был хорошим мальчиком и после одного раза больше не курил. Энни сделала поледний, самый большой глоток, с грохотом поставив кружку на стол. Она почти опустела.
Энни тоже уже пуста. Совсем.
Учеба пролетела просто катастрофически быстро. Она даже из нее ничего толком не запомнила, кроме теплых посиделок и, порой, захватывающих историй с солнечным мальчиком.
И как на зло, именно это хотелось меньше всего запоминать. Леонхарт громко сплюнула еще одну шелуху почти в ноги очередного проходящего, пуская в того убийственный взгляд. Он поспешно ретировался.
Жаль, правда, что не со всеми работает этот способ. Энни готова была килограмм семечек съесть и плеваться ими, точно патронами ружье, лишь бы это сработало и вдруг появившийся Гувер ушел.
— Привет, — тихо поздоровался парень, присаживаясь напротив. Энни хмыкнула, кивнула головой. Хоть чуть-чуть, но надо было вести себя прилично.
Ведь она, как сказал однажды Райнер, такая себе, конечно, но девушка.
— Чего тебе? — не смотря на Бертольда, Энни рассматривала его кружку. С таким вниманием, будто там был последний в мире целебный отвар, а она смертельно чем-то болела. Она была полной. Полной расслабляющегося и уже полюбившегося напитка.
Гувер заметил заинтересованность Энни и скромно улыбнулся, кивнув на ту головой.
— Хочешь бери. Я больше не хочу.
Бертольд не успел закончить последнюю фразу, как Энни схватила кружку и сделала несколько больших глотков. Даже слишком больших, ибо по ее подбородку потекло несколько капель, спускаясь и приземляясь пятнами на кофту. Энни также громко поставила кружку на пол, беспардонно вытеревшись рукавом.
— Спасибо, — так, будто ее заставили это сделать, поблагодарила Леонхарт и нагло добавила, — можешь идти.
Бертольд постоянно отводил глаза в сторону, не решаясь взглянуть на Энни. Даже если она сейчас выглядела не особо привлекательной, со своим полным отсутствием манер и хамоватой речью в разговоре, Бертольд находил в ней лучшую, полностью идеальную во всем девушку из всех возможных.
Он отчаянно краснел всякий раз, когда Энни смотрела на него полным презрения взглядом. Он не разбирался в эмоциях, что она к нему на самом деле испытывает. Хватало того, что она просто на него смотрела!
Парень, не зная, что ему еще сделать, выпил сам. Повторить подвиг Энни не решился, правда — захлебнулся бы еще, поймав ее насмешливый взгляд. А не смеяться над ним она просто не могла.
Мягкосердечные монстры, позволившие себе влюбиться в Снежных Королев, не могут не смешить.
— Энни… — открыл было Бертольд рот, но тут же закрыл его, опять отводя глаза в сторону. Леонхарт оглянулась на него, устало подперев рукой подбородок, параллельно с этим тщательно прикидывая в голове, сколько кружок еще надо выпить до полного помутнения рассудка.
Бертольд был очень далек от ее мыслей. Он почесал рукой затылок и стеснительно прикусил губу, упираясь глазами в стол, буквально, на одном дыхании выпалил:
— Я знаю, что тебе сейчас тяжело. Хочу сказать, что мы рядом. Можешь рассчитывать на нашу поддержку. На мою тоже. Ну, и на Райнера, конечно. Мы же не чужие люди, в конце концов и точно никогда не будем.
Энни не вдохновилась этим заявлением и не подхватила уверенность Гувера в людях. Сложно было доверять кому-то, зная, что тебе самой доверять нельзя.
Какая-то двойная диллема получается. Немного ироничная и жесткая, но Армин бы оценил.
Армин любил колкие и обрывистые фразы, точно клочки рваной бумаги, и бьющие прям в сердце. Может поэтому парню и нравились все ее приемы, большинство из которых Леонхарт считала слишком резкими и отрывистими. Но полностью ей подходящими.
— Я пришел сюда, чтобы поддержать тебя, Энни — осторожно сказал еще Бертольд, видя, что девушка не отвечает и вообще, вроде, полностью погрузилась в себя.
— Спасибо, но нет, — отрицательно покачала головой блондинка, поблагодарив, однако, за внимание.
В одном этот высокорослый был прав. Как бы старательно Энни не избегала этих двоих в течение всего обучения — при появлении первых серьезных проблем она к ним первым спряталась под большую руку. Теплую, хоть и по-своему.
С теплом солнечного мальчика, конечно, не сравнить. Как там Армин, кстати?
— Армин… — словно прочитав ее мысли, мрачновато заговорил Берт. Энни, не скрывая удивления в глазах, посмотрела на него.
Бертольд даже не смутился ее открытому взгляду. Казалось, что то, что он сейчас скажет, он сказал бы даже в том случае, если бы они находились в тесной кладовке, стоя напротив и только в обществе друг друга. И даже бы почти не покраснел.
— Армин тебе не нужен, Энни, — внушал он ей, говоря тихо и плавно, словно, как маленького ребенка боялся спугнуть, — завтра мы начнем свою операцию. А после уберемся отсюда подальше, домой. За эти чертовы стены, оставляя их и всех прочих как можно дальше…
Энни потянулась через весь стол, резким движением затыкая рукой Гуверу рот. Глаза ее зло сверкали. Лед в них сегодня был особенно твердым, казалось, не поддающийся растопке даже самым большим огнем.
Даже паром самого большого титана в мире, что был сейчас перед ней испуганным и полностью смятенным.
— Молчи, болван, — спокойно попросила Энни, даже со смешинкой произнеся его имя. Она практически сидела на столе, чуть не опрокинув кружку с пивом, и оглядывалась по сторонам, проверяя, много ли они привлекли внимания.
Нет. Никто вообще на них не смотрел. Все были слишком увлечены, наблюдая за разговором Эрена с некоторыми из курсантов. Энни не слышала, о чем он оживленно говорил. Наверно, опять о титанах.
— Хмм, — досадно протянула девушка, — Он никогда не успокоится.
Словно услышав голос, Армин рядом с Йегером обернулся в ее сторону, тут же приподняв брови в полном изумлении. Вместе с этим, на лице его застыло какое-то разочарование.
Энни совсем не разбиралась в эмоциях и не могла точно сказать оно ли это было. Девушка понимала сейчас только то, что находилась не в очень нормальном положении. Спустившись обратно на стул, она взяла кружку с пивом и стала пить так, будто все это время только этим и занималась.
Трудно было сказать какой из парней сейчас щедрился на эмоции больше. Энни могла бы устроить между ними соревнование, попутно еще поборясь за звание наиболее подходящего для нее человека, но это было последним, чего бы Леонхарт сейчас хотела.
Физиономия Бертольда скисла, словно выжитый лимон, когда он увидел, как изменилось поведение Энни, стоило ей только взглянуть на Арлерта. Она даже стала сидеть более приличней, что ли — закинула ногу на ногу, выпрямила спину, поправила прическу, твою мать. И пить стала так, будто в ее руках находилась фарфоровая кружечка с элитном сортом чая.
Когда Райнер позвал его, Гувер, не думая, встал и ушел. По пути даже не обернулся.
Зачем? Он знал, что там увидит. И тогда бы чудовище внутри него не сдержалось и, если бы не появилось прямо здесь, так направило бы душить Арлерта.
Голыми. Руками. Долго.
***
Энни шла быстрым шагом вперед, оглядываясь иногда на Армина, что слишком медленно плелся сзади. Парень заботливо держал в руках птенца, назад завернутого в пеленку, что-то иногда говоря ему и укачивая, точно настоящего ребенка.
Будь Энни в более-менее хорошем настроении она бы с легкой улыбкой сказала ему, что из него вышел бы замечательный отец. Но сейчас, когда они уже слишком долго шли до столовой, которая не так далеко находилась, Леонхарт только остановилась, раздраженно попросив:
— Можешь идти быстрей, а?
— Не могу. Вдруг я укачаю его, — отрицательно ответил Арлерт, остановившись.
— Ты постоянно это делаешь, — громко хмыкнула Энни.
Блондин резко приставил палец к губам и тихо шикнул, говоря «Разбудишь его!»
— Армин, это просто птенец! Ты слишком с ним возишься! — специально еще только громче заговорила блондинка.
Что, собственно, она вообще тут делает?! У нее еще личная тренировка, тренировка с недотепой Йегером, сбор в лесу с Райнером и Бертольдом. Со всем этим надо будет разобраться всего за часа два, а вместо этого она возится с Арлертом и его дитем, согласившись помочь достать тому немного еды из столовой.