— Вам? — вестник качнул головой и только сейчас взглянул на меня. Хотя я бы могла и отказаться от этой высокой чести. И вообще…
Усталый, чуть рассеянный взгляд скользнул, просветил насквозь мимоходом. Я не запомнила цвета глаз, запомнила выражение — будто на знакомую посмотрел. С которой доведется повстречаться.
— На самом деле смерти нет, — тихо, отчетливо и успокаивающе донеслось до меня, и с опозданием я поняла, что отвела взгляд и пристально вперилась в лиловеющее на горизонте небо.
Вестник, или ангел, поднялся со скамейки, кажется, тронул Клима за плечо, шепнул: «Не бойся!» — сделал шаг и мгновенно растворился в толпе у остановки. Или, может, в воздухе.
Мне еще показалось — мелькнул салатовый кед в отдалении…, но это явно уже показалось.
Почему-то сжимало горло и дико хотелось пить. Еще больше хотелось стукнуть Клима мопсиком. Хотя ему ж, наверное, и так не особенно хорошо.
Хотя нет, ему было вполне себе хорошо. Бывший подземный царь мечтательно вглядывался в горизонт — тот самый, лиловеющий на линии крыш. С задумчивой полуулыбкой на лице, будто услышал самое нужное и самое важное.
Мне очень не хотелось высказывать то, что я угадала по тому самому, мимолетному взгляду.
— Он… — тихо просипела я.
— Смерть, да, — откликнулся Клим, не потеряв ни миллиметра улыбки. — Не знаю, как его зовут сейчас. Я в свое время звал своего вестника Танатом.
— Ну, и…
— Ну, и ты должна была бы понять: уже почти двадцать веков он далеко не мой вестник.
Он вскочил со скамейки, бодро потянулся, покосился на молчащий сверточек в моих руках и добавил жизнерадостно:
— А где бы нам поискать приют? Потому что у меня такое ощущение, что обратно к тебе нам вряд ли можно.
========== Духовные рассуждения в сарае с кадкой ==========
Ахтунг! Глава содержит нелицеприятный взгляд на античность и лицеприятный на христианство. Несогласных просьба не соглашаться без вызываний автора на философские кулачные бои: автор обещал никанон, автор сделал. Глава также содержит зашкаливающе много философии, слов и пояснений, как Клима угораздило. Аффтор скорбит над экшном вместе с Цербером.
Чего нас понесло к Алику — можете даже и не допытываться.
Но во-первых, снять номер в гостинице мы не могли. Даже и без учета того, что на руках я баюкала античного трехголового монстрика. Во-вторых, не хотелось бы угробить и гостиницу — это если за нами пришлют кого-нибудь, вслед за означенным монстриком.
А может, сработало привычное чутье «он у меня взял полтора десятка конспектов и не вернул, потому его не жалко». А может, сыграло тут то, что Алик жил в развеселой сельского вида халупе в отдалении от эпицентра… в смысле, города. И что у него был сарай.
И что Алик вообще не склонен был задавать лишних вопросов.
Поэтому на мое «Слушай, нам бы у тебя перекантоваться бы, и это, можно у тебя в сарае собаку положить?» — Алик поморгал через очочки, изобразил жест «Да без проблем» и сипло выдал:
— Прокачанный мопсик.
— Девяностый левел, ага, — буркнула я, переминаясь на пороге. Ну, мы тогда сначала в сарай, а потом придем. А, да, и это Клим. Мой… ну, в общем, друг.
К Климу моим однокурсником был проявлен умеренный интерес.
— В «Контру» гамаешь? — осведомился Алик подозрительно.
— Рубился в «Бог войны», — не сморгнув глазом, выдал Клим. — Прошел пару уровней.
Алик посмотрел на меня с тихой укоризной. Должно быть, полагал, что я найду себе более прошаренных в геймерском отношении друзей.
Потом вяло махнул рукой и побрел возвращаться в свою реальность: длинный, нескладный, в трениках, тапках и растянутой майке, на которой красовалось «Йа геймер». Почему-то нарисовано было кровищей (или тем, что так выглядело).
Вскоре из комнаты, куда он удалился, донеслись звуки оживленной перестрелки.
Я вообще всегда недоумевала, как это Алик пошел на очный факультет в «машинку». Вроде как, ему такое условие поставил дед. Перед тем, как завещать эту самую избушку и кой-какую сумму в банке. На сумму Алик жил, в избушке активно отстреливал то пришельцев, то чужие танки, то орков с троллями — к чему душа лежала. В общем-то, мирное существо, посещающее занятие по изредка находящему на него вдохновению.
Кстати, интересно, он вообще знает, что сейчас сессия?
Об этом я размышляла, пока мы пристраивали Цербера в кадку, где когда-то хранилась кислая капуста. Цербер при этом смотрел многообещающим взглядом, а Клим просил трамбовать плотнее: ничего, мол, песику не сделается, оно еще в щенячьем возрасте в Тартар заползало, так ничего, пометило, что хотело, и вернулось…
— Мгм, — свирепо сказала я и грохнула на кадку крышку.
— У-у-у, — голосом нечистой силы правдиво выдал Цербер изнутри.
Клим пристроился на продавленном диване, который явно видал немцев еще в Первую Мировую, и мог рассказать много о них нелестного. Построил бровки домиком и вопросительно затрепетал ресницами – мол, наверное, ты хочешь спросить, что мы теперь будем делать?
Но я явила ему свою подлую инженерную сущность. Я нагнулась (нос к носу я выгляжу гораздо грознее) и выпалила обличительно:
— Ты не первый.
— Мне даже трудно на такое ответить, — немного подумав, ответил экс-царь подземки.
— До тебя из твоего… котла. Уже уходили, так? Ты сказал — Гестия… и еще кто-то. И этот, который смерть. Танат.
Это он хотя бы не стал отрицать. Сцепил пальцы, нагнулся вперед и поднял на меня глаза, в которых тихо погасали искры веселья.
У него был вид человека, приготовленного к допросу инквизиции. И я не собиралась разочаровывать.
— Они уходили, потому что у вас там… в этом котле… что-то было не так? Ну, не знаю, контакт отошел, система не пахала… — я пошерстила мифы. — Гера коротнула…
Он тихонько усмехнулся углом рта.
— Нет, кирие. Все было так. Хотя Гера, конечно… ну, это Гера. Они уходили не поэтому. Они уходили, чтобы найти то, что больше. Выше. Получить шанс. Как я.
Я потерла лоб и поняла, что сейчас разражусь воплями. Громкими. Возможно, с размахиваниями руками. Потому что плеяда внезапно уверовавших античных богов — это что-то, что может сварить мои мозги вкрутую.
Но Аид сорвался раньше и заговорил вдруг горячим шепотом, пристально глядя на меня.
— Скажи мне, кирие, как ты представляешь себе — что такое быть богом в античности? Нет, я скажу сам, я же читал все эти ваши книжки. Круто, правда? Пируешь, делаешь детишек, возлежишь на Олимпе, а тебя все вокруг почитают. А теперь вчитайся между строк ваших мифов, кирие — и увидишь правду: это быть в центре всеобщей ненависти. Богов не любят. Богов боятся. Как овцы — бича пастуха, только хуже, несравненно хуже. Потому что каждую минуту смертные надеются забыть, что ты есть —, а откуда, ты думаешь, все эти великие грешники, бросающие вызов Олимпу? Ниоба, Тантал, Сизиф, вы просто не можете представить, сколько их было на самом деле, потому что аэды не поют о них, потому что Аполлон на славу постарался, затыкая им глотки героическими песнями. Они откупаются от нас жертвами, чтобы мы не истребили их, но в душе каждую секунду надеются, что мы сгинули. Потому что нас не за что любить. Потому что мы мешаемся в дела смертных, и даже наши дары оборачиваются ядом, через поколение ли, в том ли поколении — неважно, но оборачиваются. Ответь мне, кому боги принесли добро — и я расскажу, чем это обернулось в дальнейшем, кирие… Они ненавидят нас — потому что над нами не довлеет рок смерти, и они пробуют нас на прочность своими вызовами, а мы их караем, чтобы не усомнились. Страх – вот, на чем держится Олимп. Страх и ненависть, не только у подножия, но и на тронах: что, если придет кто-то, кто займет твое место? Равный? Более сильный? Титан, бог, герой… вечное ожидание удара в спину. Правда, под землей… это еще яснее.
Он потер лицо ладонями и продолжил говорить уже в них, почти не делая при этом вздохов, зато теперь медленнее.
— Тартар, да… и не только Тартар. Люди. Тени. Гнилой покой Леты, бессмысленность забвения, которую мы им даем… Ты ведь, наверное, знаешь, что в Элизиум попадают только философы, дети богов, воины… в основном знатные воины. Бывает, еще басилевсы. Убивавшие. Казнившие. А на Поля Мук иногда отправляются те, кто нарушил волю богов. А все остальные — убийцы и праведники, мученики и разбойники — все получают вечный, стылый, бессмысленный покой. Мы не даем им справедливости. Мы ничего не даем. Прожить сорок или шестьдесят лет, чтобы вечно скитаться в беспамятстве асфоделей… как ты думаешь, почему они ненавидели смерть и боялись моего царства?
Цербер скулил и скулил, жутко, на одной ноте, видимо, сопровождая и без того невеселый рассказ. Я замерла, не решаясь сесть, а слова падали и падали — мерными каплями.
— Каждый понимает. И каждый борется по-своему. Заглушая пирами. Похотью. Жестокостью. Есть те, кому нечем заглушить, как я или Танат. Тогда с этим просто живешь. Во тьме вечного осознания, что ты такое. В тоске, где ничто не даст надежды. И когда однажды… надежда появляется…
Косой луч солнца пробился сквозь щелястую крышу, скользнул по виску бывшего божка, погладил по плечу, игриво перебежал по пальцам.
Клим сидел тихо, баюкая луч в горсти и глядя в тревожащую даль. Не знаю, сознавал ли он то, что говорил.
— Жаль, мы не встретились. Вести дошли до нас слишком медленно, мы не сразу поняли. Потом встревожились. Так смешно. «Ой, нас же поработят!» Страх. Только Танат тогда… Когда часть теней пропала навеки, просто ушла. Уже тогда стал другим. Может, они все же виделись лицом к лицу, потому что еще до того, как мы создали «котел», Танат ушел… туда. К Нему. К тому, кто дал вам самую невероятную заповедь, которую вы почему-то слышите в последнюю очередь…
— Заповедь? — осторожно спросила я.
— «Не бойтесь!», — прошептал Клим, опуская руки и тихо улыбаясь. Блеснули глаза, но не блеском смеха. — Неужели же вы не расслышали, сколько раз Он повторил…? Шанс есть. Для всех. Ходить без страха и ненависти, смотреть открыто, неужели вы не понимаете, сколько можно отдать за то, чтобы все зависело от тебя, а не от безумных старух с ножницами и свитком? За вот это самое «на самом деле смерти нет». За то, что ты никогда не будешь одинок. За то, что тебя… — он осекся, потер лоб. — Гестия и остальные поняли раньше и раньше ушли. Прошли путь до смертности. Обрели душу. Ты слышала ангела – те, кто не свернул с намеченного пути… обрели то, что искали. Они обрели. Но я был трусом. Я не верил, что этот путь возможен… во всяком случае, для меня. Сидел веками в пустеющем подземелье и старался не думать — куда они все уходят. Встречался с женой — знаешь, в античности вообще очень мало любви, несмотря на сотни красивых историй. А уж если взять браки…
Он понемногу обретал свой нормальный тон. И свой нормальный вид, хотя и немножко болезненный. Я понемногу позволила себе дышать.
— Знаешь, смешно. Мы же даже самоубийством покончить не можем. Бессмертные, — он выплюнул это слово, как проклятие. Психея вот разделила себя между людьми. Но я не решился бы. Слишком страшно. Мне вообще было страшно — у трусов бывает. И когда страх накалился добела — я принял решение. Я шагнул. Я решил попытаться. И я пытался десять лет. Неуклюже. Пытаясь ломать себя — поверь, не так просто вытравить из себя то, чем был тысячелетиями…
— Я видела, как ты тыбришь кошельки, — успокоила я.
Улыбка у него стала похожей на судорогу.
— Ты видела очень мало… Я пытался, кирие, и сегодня я услышал… ты знаешь, от кого. Что возможность есть. Но я не знаю, что может сделать меня смертным. Меня, сына Крона. Если это знаешь ты — расскажи.
Я виновато развела руками. Никогда не считала себя апологетом глубокой веры, а тут уж…
— Ну, для начала нам надобно как-то закрыть эту дверку, я так поняла? — осведомилась я как можно бодрее. — В смысле, «котел». Чтобы твои разгневанные родственнички не устроили нам тут армагеддец. И не слали всяких мопсиков.
— Ы-ы-ы, — не согласились из кадки.
— И для этого можно использовать тот ключик, который ты спер, правильно? Вроде как, вестник на это намекал, правильно? Очень даже верный расклад. Учитывая, что именно за этим ключиком гоняются и твои родственники… Так, стоп. Я надеюсь, ты этот ключ нигде не посеял?
— …это было бы трудновато, — пробормотал себе под нос Клим с виноватым видом.
— Так почему бы нам просто им не воспользоваться и не захлопнуть дверку?
— И это будет трудновато, кирие. Ключ, о котором шла речь — я сам.
— У-ё-ё-ё! — возрадовался Цербер в кадке.
Ну, не скажу, что я этого не ожидала.
========== Подвиги в орнаменте пельменей ==========
Ну, раз никто не хочет тачку Приапа, я с энтузиазмом, достойным лучшего применения, взялась за этот трындец) Клятвенно обещаю экшн — наконец-то — в следующей главе.
— Основной создатель, да. Идея все же исходила от меня. Другое дело, что я понятия не имею — что там и каким образом навеки закрывать…
Климушка изучил мое лицо придирчивым взглядом и пришел к выводу, что бить его не будут. Ну, по крайней мере — не сейчас.
Хотя должного градуса христианского терпения и смиренномудрия на моей физиономии как-то тоже не содержалось.
— А тебе ли не знать, — невыразительно процитировала я, — что ключ, отпирающий дверь, может ее и закрыть. Я так понимаю, эту фразу можно перевернуть, да? И как скоро ты намеревался меня обрадовать?
— Чем, кирие?
— Ну, я даже не знаю… целью твоих родственников, например. Или своей собственной. Или тем, что они прямо противоположны… а!
Я махнула рукой и потерла лоб. Надо бы закусить. Прижать чем-нибудь Цербера. Что-то наврать Алику. Вообще, с некоторых пор у меня как-то подозрительно много дел. Так что пора бы уже начинать всех пугать своей конструктивностью.
— Зачем они прислали меня к тебе?
— Я не знаю, кирие.
— Врешь.
Ну, он просто не может не врать, тут мы уже в курсе.
— Нет, — вот новость, Климушка был как-то внезапно серьезен и даже проникновенен. — Понимаешь, я хотел бы думать, что это Его решение. Только Его. Что это случайность. Но если они не зря… не просто так свели нас… я не хочу догадываться, что у них на уме.
— Значит, мутишь, — резюмировала я. — Ладно, вот тебе моя теория: ты им нужен, потому что ты единственный, кто может открыть им проход в наше… ну, измерение, я не знаю. Они посылают за тобой меня – ну, вдруг ты добром пойдешь. Добром идти отказываешься. Тогда они высылают за тобой ту гоп-компанию с кладбища и этого… — я увесисто пнула кадку, в которой злобно рыкнуло. — Цель: сбить с пути истинного, пробудить древние античные инстинкты, после которых ты перейдешь на Темную Сторону Силы, окончательно заделаешься ситхом и…