Замечаю, что лысая запрокинула голову назад. Из ее рта идет пена в перемешку с рвотой. Она кашляет. Каждый раз, когда она хочет сделать вдох, ее легкие сильнее забиваются жидкостью.
Я зажмуриваю глаза со всей силы. Я не могу на это смотреть. Я слышу последние ее прерывистые вдохи.
Через несколько секунд она замолкает.
Распахиваю глаза. Лысая склонилась. Из ее рта вытекает намешанная жидкость из желудка. Ее глаза застыли в ужасе.
Я видела смерть. К ней невозможно привыкнуть. Она отвратительна. В любом своем проявлении.
Я в каком-то бреду, ничего не вижу вокруг. Прибываю в шоке. Жду свою участь.
Слышу, как изгой просит оставить его. Удаляющиеся шаги и хлопнувшая дверь говорит о том, что женщина ушла.
- Какая прелесть. ТЫ, которая убивала своими руками столько людей, так резко относишься к смерти какой-то лысой девки из своей команды. Скажи, как ее звали?
Как ее звали? Я даже не запомнила ее имени.
Он замечает мое смятение. Тянет свою улыбку.
- Ну вот, за что ты переживала? Она всего-то расходный материал.
Тварь!
- Это вы расходный материал! Вы все сдохнете! - из последних сил цежу я сквозь зубы.
Его ровный смех разносится позади меня.
- Ты считаешь изгоев грязными, не достойными жизни? - он ходит из стороны в сторону. - Я видел, как ты смотрела на тех детей. На твоем лице застыло негодование. Ты считаешь, что мы не достойны ничего, кроме крошек хлеба от Отречения? - обходит стул и встает напротив меня. Наши ноги касаются друг друга. - Я СПРОСИЛ ТЕБЯ! ДА?!
- Да! Я считаю, что лучше умереть, чем стать изгоем. Вы нападаете на женщин и детей, насилуете их, убиваете. Вы готовы растерзать за шматок хлеба! Вы готовите покушения на Лидеров, вы воруете боеприпасы, - наконец поднимаю на него глаза. - Вы не достойны Ни-че-го!
- Почему тогда ты сидишь передо мной вся в моче и грязная, Мина?
Я бегло начинаю осматривать его.
- Вы украли одежду, - все что могу я ответить.
- И помылись в той воде, которой напоили ее? - он обернулся. - Вода была чистая.
После его слов меня словно парализовало.
- Это фарс, но это того стоило, - заявил он.
Нас в детстве пугали, что если прикоснуться к изгою, то можно схлопотать букет болезней. Мы боялись их больше бездомных собак. И конечно же, такая реакция бесстрашной вызвана защитным механизмом, который вбивали в нас с малых лет.
- Ты больной ублюдок!
- Кто остальные Лидеры?
- Можешь меня сразу убить, я ничего не скажу, - он дает мне договорить и бьет в живот.
Спазм боли скручивает живот в клубок из колючей проволоки, шипы которой режут внутренности, доставляя дикую боль.
- Имена! - бьет еще раз изгой.
Я отключилась после третьего раза, когда изгой ударил меня коленом по лицу.
Лучше бы я умерла. Я не знаю сколько я просидела в отключке. Я не чувствую рук и ног. Все затекло, а боль волнами переливается в венах. Забившаяся кровь в носу мешает дышать, рот сводит в судорогах, глаза не открываются из-за отеков и гематом.
- «Что ты сделал?»
Кто это?
- «Что ты с ней сделал?»
Я в бреду слышу, как дверь в мою камеру отпирается. Чувствую чьи-то руки на своем лице. Они почти не касаются, нежные.
- «Ключи от наручников!»
Голос до боли знакомый…
- «Эрик! Дай мне ключи!»
И это имя я где-то слышала.
Я очнулась? Пытаюсь разлепить глаза со всей силы, но вижу смазанную картинку.
- Мина!
- Фор? - без сил отвечаю ему.
Бесстрашные пришли за мной. Фор нашел меня! Пытаюсь что-то сказать, но получается одно мычание. Мои руки падают по бокам, когда с меня снимают оковы. Пытаюсь встать, но падаю, меня ловят руки, оседаю на пол.
- Мина, я здесь. Все хорошо! - он гладит меня по лицу, по волосам.
Набираюсь сил и разлепляю глаза.
Я лежу на полу, передо мной на коленях сидит Фор. Я улыбаюсь ему.
Может я умерла?
Пытаюсь осмотреться, мой взгляд встречается с НИМ. Он стоит позади Фора.
Нет! Нет! Нет!
- Фор! Он сзади! Обернись!
Я чувствую, как Фор крепче сжимает мои плечи. Желваки на его челюстях ходят ходуном. Он не делает ничего. Я пытаюсь выхватить у него пистолет, но его рука останавливает меня.
Что ты делаешь?!
Я поднимаю глаза на Фора.
Изгой подходит к нам. Фор не оборачивается, когда изгой кладет руку к нему на плечо.
- Жизнь - это череда выборов. Тщательно продумай свой следущий ход, - изгой цитирует слова Фора.
Сердце останавливается. Внутри меня воронка неопознанных эмоций. Слезы обжигающе холодно начинают катиться из глаз, после слов Фора:
- Да, брат…
========== 3. ==========
Комментарий к 3.
Дорогие читатели, если вы увидели ошибку или опечатку, прошу вас, воспользуйтесь публичной бетой. Я буду вам очень благодарна. Приятного чтения.
После предательства остается пустота. Она сжигает, травит ядом мысли, убивает своим присутствием. Все превращается в мусор, его не выкинешь из головы, его не выскребешь из сердца.
Голоса в моем сознании увеличивают громкость. Они где-то рядом. Сигаретный дым ударяет в ноздри, заставляя поморщиться. Болело все.
- Какого хуя ты не сказал, что она дочь Лидера! Ты подорвал наши планы! - голос изгоя.
Я боюсь открыть глаза. Боюсь, что это окажется правдой.
- Ты мог убить ее! - да, это он. Предавший фракцию и меня - Фор.
- Я всегда знал, что ты не справишься! - после его слов я распахиваю глаза. - Твоя очнулась.
- Мина! Слышишь меня? - теперь, когда-то любимый голос режет уши.
Сажусь.
Я в небольшой комнате. В ней кровать, стол и кресло с небольшим комодом. Обои с детским принтом, их розовый цвет режет от непривычки глаза.
Розовый?
Я видела его только на картинках, от чего сейчас он мне кажется таким диким. Изгой развалился на кресле, расставив широко ноги, курит, выпуская в потолок кольца дыма.
Рядом со мной на краю кровати сидит Фор. Он в черной форме Бесстрашия. На его поганом лице страх. На его красивом, поганом лице боль.
- Прости меня, - его прекрасные губы, которые горячо целовали меня, предательски извиняются.
Я молчу. Не хочу даже слово лишнего сказать тому, кто украл у меня все эти годы. Не хочу даже смотреть на него. Слезы застыли в глазах. Моргаю, они срываются вниз, разбиваясь об его руку, также, как и мое прошлое.
- Мина, я все объясню. Прошу тебя, выслушай меня! - касается моего лица, вздрагиваю, как от ожога.
- Не смей, - вырывается из моих губ. - Никогда! Больше никогда не трогай меня.
Я смотрю куда угодно, лишь бы не на него. Ловлю взглядом дым, считаю зайцев на детских обоях, угадываю, что за второй дверью. Лишь бы не смотреть в родные карие глаза, которые оказались не совсем родными…
Все что я хочу сейчас - это обнять его. Удавкой. Затягивать веревку до хрипоты. Хочу убить его. Растерзать. Отомстить. Что угодно, лишь бы не смотреть в его глаза…
Он что-то говорит, но я не слушаю. Звон в ушах, как спасательный круг. Вновь оглядываю комнату. В ней вдруг стоит тишина. Стоят книги на полке выше стола, стоит пустая серая ваза, стоят мои черные ботинки у двери, так аккуратно поставленные кем-то, в этой блядской комнате стоит все, а я падаю…
В бездну.
- Ты должен вернуться в Бесстрашие, - его брат взял слово.
Фор встает, смотрит на меня. Я чувствую его плавящий взгляд.
- Я вернусь, - он подносит руку ко мне.
Резко делаю отточенный годами захват и валю его на пол. Он даже не сопротивляется. Заношу руку для удара, но меня сковывает сильное кольцо рук, вытесняя из легких весь воздух. Я что-то кричу благим матом, сыплю проклятья, пока он поднимается с пола. Фор не смотрит мне в глаза, он смотрит на того, кто сзади меня. Что-то говорит ему, но мои крики глушат все.
Хлопок двери, и я обмякаю в руках изгоя. Он продолжает держать, немного ослабив хватку. Спиной чувствую его сбитое дыхание. Чувствую, как моих волос касается его щека. Изгой одной рукой продолжает держать меня, второй что-то достает из кармана.
Надеюсь это пистолет.
Он бросает меня на кровать, нависая сверху. Я брыкаюсь изо всех сил.
Неужели им мало моего разбитого сердца, что нужно добить меня изнасилованием?
Он заламывает мои руки вверх и садится на меня сверху. Скалится.
- Угомонись, сука, я тебе не братец. Я люблю пожёстче, - после его слов во мне просыпается паника.
Я вспоминаю голые ноги матери, камень, лежавший на ее голове.
- Пусти меня! Ублюдок!
Свободной рукой он разрывает на мне кофту. Рычит от удовольствия или издевки. Спускает лямку спортивного топа и прижимает ладонь к плечу.
Чувствую резкий укол. Он сразу же распрямляется и отходит к двери. Я подрываюсь с места, ощупываю больное место. Смотрю склонив голову и вижу металлическую точку, торчавшую из плеча.
- Не советую вынимать. Боль адская, - замечает он, подходя ко мне ближе.
Я рвано дышу.
Из-за его высокого роста мне приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. На его острые скулы падает тень, отчего его лицо выглядит более сурово. Взгляд блуждает по мне. Серые глаза холодные, черствые, неживые.
- Как будешь готова, можешь выйти. Не советую сбегать. У тебя не выйдет, - он разворачивается и выходит из комнаты, оставляя меня одну.
Адреналин вновь набирает обороты, бросая мне вызов бежать! Отсчитываю про себя минуту, натягиваю ботинки дрожащими руками. Открываю дверь и выбегаю. Солнце слепит глаза. Фокусируюсь. У меня пропадает дар речи от всего, что я сейчас вижу.
Не может быть!!
Это гигантский стадион! Я стою на верхних трибунах огромного стадиона!
Протираю глаза.
Я наверное сплю!
Оглядываюсь назад, в ряд располагаются такие же комнаты, из которой я выбежала, замечаю на своем уровне трибун каких-то людей. Срываюсь на бег.
Я почти напарываюсь носом на трех женщин, ведущих с десяток детей куда-то. Они смотрят ошарашено. Дети улыбаются. У всех разноцветная одежда. У детей футболки с рисунками. Это не изгои! Не может быть!
Что происходит?
Я бегу по ступенькам вниз. Огромное поле стадиона засеяно деревьями, грядками кустами и цветами, видно даже теплицы. Там есть люди, они что-то собирают.
Черт возьми!
Меня видят все, но никто не останавливает. Бегу в арку, из которой видно внешнюю улицу, попутно подбираю с грядки маленькую лопатку. Хоть что-то в руках.
«Можно убить и ей»
Выбегаю на привычную сухую землю. И останавливаюсь на полпути от увиденного.
Я вижу стену…
Но как?
Это невозможно!
Оборачиваюсь на стадион. Его должно быть видно со стены! Это большое сооружение. Пока рассматриваю, у выхода глаза ловят изгоя. Моего мучителя.
Нет!
Я мчусь со всех ног к стене. До нее несколько километров.
Лишь бы успеть!
Разрывающая боль пронзает все тело. Я падаю замертво на сухую землю. Я не чувствую ни ног, ни рук. Мозг ощутимо пульсирует. Все тело в спазмах. Я даже не могу закричать.
Слышу звук мотора. Он приближается со стороны стадиона. Собираю силы, чтобы посмотреть на источник звука.
Нет! Нет! Нет!
Только не он!
Изгой несется на мотоцикле ко мне. В его очках отражается солнце. На лице победная улыбка. Молюсь всем богам, чтобы я умерла от сбившей меня с ног боли раньше, чем он доедет до меня.
Этот ублюдок тормозит мотоцикл боком, от заднего колеса извергается пыль и грязь прямо мне в лицо. Она забивается в глаза, в рот, в нос. Но я не могу ничего сделать. Не могу закрыть лицо. Боль не прекращается.
- До чего же ты тупая, я сказал не пытайся убежать, - он спрыгивает с байка и направляется ко мне. - Забыла, что у тебя в плече?
Конечно! Как я могла упустить этот момент?!
Он небрежно берет меня на руки. Его ухмылка кривая, рваная, жуткая.
- Скоро пройдет. Нужно только вернуться в безопасную зону, - он разворачивает меня к себе, подхватывая меня под бедра, заставляя обхватить его торс ногами, пальцами врезается в ноги, уверена там будут синяки.
В таком положении он садится со мной на мотоцикл, срывается с места и я по инерции вжимаюсь в его тело. В его твердую грудь.
Меня тошнит от такого близкого контакта. Судороги становятся меньшими, но я до сих пор не чувствую ног.
Я не знаю, что я сейчас увидела. Что это было. Мозг отклоняет мою попытку разобраться с этим.
Мотоцикл несется в сторону стадиона. А я смотрю, как моя родная стена отдаляется. Сил хватает только на слезы.
Он резко тормозит. Скидывая меня на пол. Я сильно ударяюсь головой. Слышу его усмешку.
Ненавижу!
Он хватает меня за то, что осталось от кофты и тащит обратно в арку. Я дергаюсь с героизмом и упорством.
Но перед смертью не надышишься?
Над моей головой лампы. Откуда у них электричество? Меня волокут словно какой-то мешок. Мои ноги бесчувственно ползут, ударяясь обо все углы на поворотах.
Изгой останавливается, открывает дверь и затаскивает меня во внутрь.
Нет!
Это та же самая камера. Меня тащат дальше, в моей камере остался лишь стул. Он останавливается и хватает меня за волосы, усаживая на табурет. Облокотившись спиной на стену мне открывается вид на все, что находилось в этой комнате. Мониторы заставили весь длинный стол. В них было видно все уголки стадиона. Картинки сменяли друг друга: вот дети сидящие полукругом перед женщиной; вот люди поливающие что-то в теплицах; комнаты; внешняя улица.
- Я ничего не понимаю, - перевожу взгляд на мужчину.
Он стоит ко мне спиной, облокотившись руками на стол. У него широчайшая спина. Мощные руки и длинные пальцы, которые обхватывают сейчас стол, белея на костяшках. Не могу поверить, что это брат Фора.
- Где я? Вы братья? Что здесь, черт возьми происходит! - повышаю голос.
В моей голове тысяча вопросов.
- Здесь живут афракционеры. Здесь наш дом, - заключает он.
- Как? Его не видно со стены. Его нет на картах?! - продолжаю.
- Защитное поле. Это место сохранилось со времен войны. Бывшие правители старого мира разделились на два лагеря. Многие были против будущей системы фракций, для них казалось диким и неправильным разделять людей на пять видов качеств. В старом мире не выгоняли женщин, мужчин, стариков и молодых людей за стену из-за несоблюдения законов и кодекса, как делают сейчас. Кучка людей из правительства собрала ученых, которые поддерживали их взгляды и создали это место. К сожалению времени у них хватило только на этот стадион, так как уже началась война. Бомбы выжигали земли и города, все, что попадалось по пути, кроме Чикаго и этого места. Все было защищено куполом. Это оказался не совсем плохой выбор. Большая площадь поля позволяла выращивать еду, огромное место на крыше, для размещения солнечных батарей.
Я не верю своим ушам.
- Мы с Фором братья, но не по крови. Нас растила одна мать. Она родилась в Эрудиции, жила жизнью по всей строгости законов. Чем она взрослее становилась, тем больше сомневалась в хороших намерениях совета. Устроившись в лабораторию, на подработку, она увидела весь ужас Эрудиции. В лабораториях держали мужчин и женщин, которые добровольно отдавали свои тела на опыты, на них ставили опыты, пробовали на них новые разработки: от ядов до сывороток. Это считалось лучшим, чем сдохнуть на мертвой земле без крова над головой, еды и воды, - он сильнее сжал стол. - Ей не давало это покоя. Когда она ездила по поручениям Эрудиции по другим фракциям, она знакомилась с людьми, которые разделяли ее мнение, которые ненавидели систему от нее они потеряли родных и близких. В Бесстрашии выгоняли калек, - он разворачивается и смотрит мне в глаза. - Да ты и сама это знаешь. В Дружелюбии выгоняли злых и озлобленных, из Искренности за ложь, в отречении за блядское зеркало, в которое ты смотришься….
Он делает глубокий вздох и продолжает.
- Чем больше она узнавала, тем больше ненавидела систему. Когда ей исполнилось восемнадцать, она перешла в Отречение, чтобы быть ближе к людям, которые потеряли дом из-за системы фракций. Дежуря на улицах, она познакомилась с мужчиной изгоем. С моим отцом. Он вербовал тогда отреченных, с ними было сложнее всего, они по сути трусы, но не моя мать. Она прониклась его идеями сразу. Разделяла их, он учил ее. Рассказал про это место, про перемены, которые должны случиться. У нее родился план. Она вышла замуж за Маркуса Итона, который уже был в совете. Когда она забеременела, она поставила его перед фактом, что уйдет за стену. Итон был в бешенстве, но так и не смог ее удержать.