Разве это не стало бы поводом для гордости? Ведь посредственные журналисты, которых я хотела оставить позади, имеют портфолио, наполненное лишь публикациями в университетских газетах, парочке местных (в лучшем случае) или нечитаемую колонку воскресного выпуска на последней странице.
Я думала о том, что если бы у меня будут дети, то я смогла бы показать им свои реальные достижения, а не сшивала старые футболки в лоскутное одеяло в качестве приданого для дочери.
Дело оставалось за малым — найти тему. В целом люди, как я заметила, стали меньше читать, переходили на небольшие тексты в интернете или в социальных сетях, предпочитая, чтобы информацию им клали в рот уже пережеванной — ни одной лишней буквы. Печатные издания банкротились и закрывались. Поэтому тема моей статьи должна быть свежей и не затасканной. Самое забавное, что в такой ситуации, прекрасно осознавая нынешнее течение дел, тысячи студентов все равно шли по специальности коммуникаций, будто бы не понимая, что за будущее их ждало. Телик в этом плане выигрывал, его продолжали смотреть, хотя большинство новостных программ когда-нибудь, думаю, переместятся в интернет. Уже сейчас почти все выпуски находятся в свободном доступе хоть во время эфира, хоть после.
С соседкой по комнате мне повезло, как и с сокурсницами. Все как одна амбициозные, знающие, что хотят получить от этой жизни, наглые и жадные до хорошего траха, алкоголя и рок-н-ролла. Мне кажется, что сейчас сложно быть женщиной — раньше мы соперничали с мужчинами, доказывая, что сделаем все лучше, а теперь со всеми сразу, вылезая из кожи вон, чтобы выжить в мире чертовой конкуренции.
Мы сдружились к концу первой же недели и стали скорее даже собутыльниками, нежели подружками и сестрами. Есть даже опрос (не удивлюсь, если он проведен нашими выпускниками), где взрослых людей спрашивали о количестве их друзей, и чем старше была возрастная категория, тем больше людей склонялось к варианту «затрудняюсь ответить».
В поисках вдохновения, новых знакомств, хорошего секса и ярких воспоминаний каждые выходные мы погружались в пучину безумия, пустого и блестящего, как стекляшка. Как, в сущности, и весь наш мир. Не то чтобы это приносило мне уйму удовольствия, но скоротать время удавалось.
Мы пили из пресловутых красных одноразовых стаканчиков, что всегда были многоразовыми, старались не прощелкать клювом, когда алкоголь был не из дешевых, играли в карты, но чаще в рулетку, передавая друг другу на языке таблетку экстази (косяк — ребячество!). Растворяясь в химическом веселье, или же хихикая с чьих-то расширенных, напоминающих бездну зрачков, мы ошибочно думали, что всегда будем такими и будем жить вечно.
Это был мой третий Хэллоуин, когда вместо игр в «конфеты или жизнь» или «сладость или гадость» я пропадала на дурацких костюмированных вечеринках. «Дурацкими» они были по той причине, что большая часть девчонок, а иногда и парней приходила в одинаковых костюмах, которые можно предугадать по недавно вышедшему в прокат фильму. Например, все могли одеться в костюм Женщины-кошки или Бэтмена, полагая, что будут самыми оригинальными, но в итоге выглядели комично. В детстве к выбору костюма на Хэллоуин относились серьезнее, а потому и шанс, что три ребенка в одинаковых нарядах постучат в вашу дверь, был приближен к нулю. Конечно, самые ленивые девочки останавливали выбор на «ведьмах», а после вырастали и на каждый «День всех Святых» надевали короткие платья, стриптизерские туфли и красили губы красной помадой, на все вопросы отвечая, что сегодня они — дешевые проститутки/нимфоманки/падшие женщины.
Так, на вечеринке вы всегда встретите Мэрилин Монро, медсестер-нимфоманок, парочку вампиров и ведьм.
Мой последний костюм на школьный Хэллоуин — перевоплощение в Мию Уоллес*. В буквальном смысле. Еще бы час подобной вакханалии и мне потребовался бы адреналин в сердце.
В это тридцать первое октября планировалось повторить прошлогодний триумф, но в полдень зарядил ливень, смывая не только дорожную пыль, но и желание идти под дождем во Французский квартал и веселиться в промокшем наряде.
Поэтому первый Хэллоуин в университете было решено провести за закрытой дверью комнаты. Такое решение поддержала и моя соседка — Фиби. Что она, что я лежали на своих кроватях в темноте, ленясь включить освещение, и уткнувшись в мобильные телефоны, отбрасывавшие свет на наши лица. Периодически Фиби поворачивала голову в мою сторону, чтобы показать на экране телефона, какое «веселье» мы пропускаем из-за собственной лени, или очередной предсказуемый костюм.
Через полчаса, когда шум дождя стал действовать на нервы в звенящей тишине, я поместила ноутбук в ногах, надела наушники и включила на полную громкость музыку, заглушая внешний шум, и стараясь не думать о том, как это отразится на моих барабанных перепонках. Плейлист не обновлялся, наверное, года с две тысячи одиннадцатого, когда папа подарил мне новенький айпод на рождество. До этого в моем распоряжении были его старые плееры, с которыми вечно что-то случалось.
Песню, под которую первый раз напилась и под которую согласилась лишиться девственности, я по понятным причинам пропускаю. Зачем ворошить прошлое?
Пара перепетых другими музыкантами песен напоминают о последних школьных танцах, когда всюду кричали раскрасневшиеся от выпивки выпускники с помятыми бутоньерками на руках, а хилые динамики содрогались от музыки. Следующим утром голоса совсем не было — последствия выкриков «Ты слишком хороша, чтобы быть правдой; Не могу оторвать глаз от тебя!»**
В какой-то момент я поймала себя на мысли, что думаю о Майкле. Это было впервые после того, как мой самолет оторвался от взлетной полосы, оставляя позади Международный аэропорт Лос-Анджелеса, однотипные коттеджные поселки, знаменитые буквы «Голливуд» и мамин дом в пугающей близости от особняка на Берро Драйв. Если вычеркнуть нашу последнюю встречу, то мы хорошо провели время, ведь так?
Мне резко захотелось ему написать, задать до тошноты банальное «как ты» и поддаться легкой ностальгии. Я думала, что так и сделаю, когда закончится тягучая строчка из «Ящика с приданым» с просьбой предоставить повод для любви и повод быть женщиной.*** (Не исключено, что могу передумать, если снова увижу его лицо.) Солистка умолкла, а вместе с продлившейся не больше трех секунд тишиной пришло осознание того, что я понятия не имею, как найти его в социальных сетях. Ни фамилии, ни точного возраста, не говоря уже о дате рождения, ни названия школы. Сколько Майклов на весь Лос-Анджелес? Пять тысяч? Десять? Двадцать? Майкл не такое уж и редкое имя, чтобы быть уверенной в успешном результате поисков. Во всех школах, где мне выпала учесть побывать, училось по пять-шесть человек разной возрастной категории с таким именем.
Удивительно, но у меня даже не записан номер его телефона, и я вообще сомневаюсь, что тот у него был. Ни совместной фотографии, ни номера, ни страницы в социальных сетях. Крепко зажмурившись, я отчаянно постаралась вспомнить его лицо, но без толку - в памяти всплывали лишь размытые черты.
Из страдальчески-ностальгического транса меня вернула соседка по комнате, запустив мне в лицо подушкой и вынуждая уменьшить громкость, а потом и вовсе снять наушники. Фиби уже оставила свое увлекательное времяпрепровождение и щелкнула выключателем, наполняя комнату теплым желтым цветом.
— Кики устраивает вечеринку, идешь?
Щурясь от света, я поднялась на локте и пожала плечами, для пущего эффекта наморщив нос и демонстрируя этой гримасой свою лень. Переодеваться из растянутого джемпера и спортивных штанов, безобразно лоснящихся на коленках, в самом деле, было невмоготу.
— В этом?
— Это частная вечеринка в комнате. Всем похуй, - она похлопала себя по бедрам, обтянутым лосинами, как бы показывая, что можно не доставать из пыльных закромов свои наряды.
***
Когда мы пришли в комнату, что располагалась этажом выше, девочки уже зажигали свечки-таблетки, расставляя их по всем горизонтальным поверхностям. Все бы хорошо, но жечь свечи, как и курить в комнатах, нам было запрещено сводом правил наравне с распитием алкогольных напитков и употреблением наркотиков. Тем не менее, ежедневно эти правила нарушались большинством студентов.
Кики вздрогнула, замерев с зажигалкой в руках, когда к нам присоединилась еще две девчонки с тридцать второй комнаты. Ее раскрасневшееся от дешевого розового вина лицо в свете свечей казалось по-детски припухлым. Соседка Кики — Фей, темнокожая футболистка, выбившаяся из команды запасных в основной состав, почти сразу же похвасталась, что в школе у нее было прозвище Фей-забей.
— Хорошо, что ты принесла минералку, - сказала она, заприметив в моих руках две бутылки — «Эвиан» и «Перье» — среднюю и поменьше. — Не будем умирать от похмелья.
— Там водка, - развеяла я ее надежды, но почти сразу получила уважение и очки на свой счет от остальных.
Добыть что-то крепче вина и пива, когда ты в рядах первокурсников и знаешь только тех, с кем посещаешь лекции и дополнительные классы, довольно затруднительно. У меня были связи, если, конечно, связями можно считать знакомство со старшеклассником нашей школы. Он был глупым и с трудом сдал выпускные экзамены и, не собираясь продолжать образование, устроился в небольшой магазинчик, в котором отсутствовали камеры видеонаблюдения.
Парень стал местным героем, так как мог продать что угодно без ID, если видел тебя в лицо пару раз. Что ж, всем хочется получить место в истории!
Мы довольно быстро напились, закусывая исключительно шоколадным драже и каким-то отвратительным пресным печеньем. Выяснилось, что рассказывать страшилки, будучи пьяным — дело провальное. Кто-то постоянно смеялся, переспрашивал и терял нить событий еще в начале, нарушая устрашающую тишину шуршанием конфетной обертки, найденной в тумбочке.
— Давайте вызывать духов, - предложил кто-то из тридцать второй комнаты. — Узнаем, что на ужин в аду, поболтаем.
— У меня нет доски Уиджа, - разочарованно произнесла Кики. — Я оставила ее дома, говорила же, она пугает меня.
— Кусок фанеры с буковками? - засмеялась моя соседка, прислонившись спиной к кровати, вытянув вперед ноги. — У меня в роду были цыгане, и тетка считает себя одной из них. Она знает уйму гаданий - магия крови и все такое. Всегда таскает с собой пару колод Таро.
— Погадай мне, - почти взвыла хозяйка вечеринки, сложив руки в молитвенном жесте. — Пожалуйста, мне никто не гадал никогда!
— Ты меня слышала? У меня тетка знает гадания, а я нихуя не знаю, хоть у меня и есть колода и книжка, толку мало.
— Потому что мало практики, - присоединилась Фей. — Давай, погадаешь нам, даже если и не сбудется, то мы хотя бы повеселимся, да? Сегодня же мистика витает в воздухе, чувствуете? А мы только сидим и пьем, а раньше ведь собирали конфеты.
Мистики и близко в воздухе не ощущалось, зато, несмотря на открытое окно, в комнате было накурено и чувствовалась вонь грязных носков, прямо как в школьной раздевалке.
Под натиском уговоров Фиби согласилась принести Таро. Ее покачивало из стороны в сторону как моряка на палубе в шторм, но под дружные ободряющие выкрики она зашагала куда увереннее. Я осушила бутылку «Перье» и посмотрела в окно. В грязном стекле, сплошь укрытом чужими отпечатками пальцев, отражалось пламя нескольких маленьких свечей.
Фиби, конечно, поскромничала насчет колоды и книжки, потому что открыть дверь самостоятельно не смогла — руки были заняты, и ей пришлось постучать коленом. Она принесла две книжки с многообещающим названием «Таро для всех» и «Самоучитель по Таро», четыре разные колоды и мешочек с рунами, которые, как она сказала, были в процессе освоения.
Пока все наблюдали за гаданием, вздыхая, когда очередная карта переворачивалась рубашкой вниз, я пыталась осилить первую главу самоучителя, посвященную правилам гадания. Потерять зрение и повредить барабанные перепонки к двадцати пяти — почему бы и нет. Не то из-за водки, не то из-за плохого освещения, я снова и снова сбивалась, и мелкие буквы расплывались по страницам, оставляя только слова, напечатанные жирным шрифтом: «Кверент», «Пентакли», «Мечи».
Фиби гадала только на старших Арканах, используя самые примитивные расклады, где количество карт не превышало десяти, и считывала расшифровку каждой карты, сверяясь с книжками. Хозяйка вечера раз пять в разных формулировках пыталась выяснить, сложатся ли ее отношения с каким-то парнем по имени Лесли.
— Он самый красивый на испанском, - влюбленно прошептала она, отыскивая за пару секунд его фотографию на своем телефоне.
Смотря на нее я размышляла о том, что если бы большинству женщин выпала возможность вкусить плод с дерева познания или задать любой вопрос и получить честный ответ, они скорее бы предпочли узнать о своей дальнейшей судьбе и личной жизни, чем поддались философским рассуждениям об устройстве мира.
Мобильная операционная система выдала ее нездоровую любовь — внизу показалось с десяток иконок сохраненных фотографий из социальных сетей. Лесли оправдывал свое женское, как мне казалось, имя и напоминал обычного парня из фильмов студии «Дисней». Там каждый второй Принц Чарминг выглядел подобным образом, но с одним отличием: в фильме он красив душой и влюбляется в невзрачную девчонку, а в реальности такой парень шлет тебя нахуй.
Меня клонило в сон наблюдение за тем, как Фей тасует колоду в своей руке и рассматривает каждую иллюстрацию на карте. Девчонка из тридцать второй комнаты — я только сейчас услышала ее имя — Эми, умоляет предсказать ее судьбу, пока Фиби, уставшая говорить однотипными предложениями, не вбрасывает новую идею — высчитать Арканы каждого несколькими методами.
— Давай и тебе, - круг замыкался на мне, — Возражения не принимаются.
Всякое предыдущее предложение разложить и мне «на ситуацию» из пяти карт я отклоняла. Серьезно, мне нечего было спрашивать ни у духов, ни у карт. Можно ли назвать из-за этого меня счастливым человеком? Понятия не имею.
Я послушно назвала дату рождения и в шутку поинтересовалась, не понадобится ли еще любимый цвет, число и тому подобная требуха, пока Фиби высчитывала все на калькуляторе, закусив кончик языка. Прямо образец современной гадалки.
Эми взвыла, что у нее «Дурак» — нулевой Аркан. От выпитого алкоголя ее голос становился заунывным, будто вот-вот из глаз брызнут слезы. Кто-то, может даже я, попытался ее убедить, что все не так уж и плохо, зачитывая описание карты из книжки - сплошные оды неподчинённости шаблонам. Дуракам, как известно, везет.
Ее слова доходили до меня сквозь какую-то пелену веселья и обесценивались. Закончив расчеты, моя соседка вытащила двадцать две карты из колоды, что все это время лежала без дела, и под общее: «Ну, что там», вынула нужный Аркан и поднесла его вплотную к моему лицу. В глазах зарябило от количества красного оттенка.
— Пятнадцатый Аркан, - с придыханием произнесла она. — «Дьявол».
Картинка все еще плыла перед глазами, но былое веселье уже словно выкачали без остатка. Как будто воздушный шар легкомыслия внутри меня лопнул. Нет, я не суеверная и не воспитывалась в суперкатолической семье. Это легко можно понять, глядя, к примеру, на моего брата, увешанного пентаграммами и прочей символикой. Или маму, что празднует Рождество и без задней мысли расставляет по дому снежные шары с фигуркой Иисуса внутри.
Одно дело знать о сатанизме, другое же - быть его частью. Так что этот аркан не нес для меня великого смысла, - просто карта, без знания о смысле которой я как-то прожила восемнадцать лет.
Когда зрение вернулось в норму, я разглядела на карте фигуру девушки в алом пламени Инферно, в деланном стеснении прикрывающей пальцами соски. У нее были рога и длинные крылья, как у летучей мыши. Нечто, похожее на чудовище Франкенштейна из немого кино, подкрадывалось к ней со спины. Дьявол.
— «Дьявол» — соблазн, страсть, доминирование, магнетизм…
Фиби не зачитывала по книжке, которую мне уже хотелось сжечь, а просто бубнила под нос, запинаясь на отдельных словах.
Что ни слово, на ум приходила сатанинская шайка брата, труп десятиклассницы без сердца и Майкл. Я снова вспомнила его и ничем не объяснимые странности. Сладости и водка теперь норовили полезть наружу.