Вот тебе и гадости.
«Я воспринимаю все близко к сердцу. Просто впечатлительная. Просто здесь душно, а мы сидим возле теплой батареи, вдыхаем гарь свечей и чьих-то вонючих ног. Это всего лишь карта, которая встречается у многих. Я просто перепила».
Сквозь мою безмолвную мантру продолжал пробивался голос соседки по комнате:
— Зависимость, наркомания, черная магия. Говорят, что «Дьявол» выбирает только ярких личностей, запоминающихся. Дьявол — искусство.
— Искусство чего? - прохрипела я, прочищая горло. — Спиваться?
Остальные засмеялись; Фиби покрутила многострадальную карту в руке.
— А мне вообще кажется, что вы похожи, - Фей резко схватила коробку, попутно выронив несколько карт, и прислонила к моей щеке. Холодный картон быстро нагрелся от пылающих щек. — Разве не похожи?
— Что-то есть, - с видом знатока вторит Кики, заправляя длинную прядь мне за уши. — Да, что-то есть.
Увернувшись, я взяла коробку в руки — никакого сходства. Только волосы по длине и цвету, но последним сейчас никого не удивишь.
Достаточно просвещения на сегодня. Рука потянулась к остаткам водки в бутылке из-под «Эвиан», напревав на слова о пристрастиях и алкогольных зависимостях. С Хэллоуином, вашу мать!
Мы посидели еще с час, доедая сладкое, потом задули свечи, с осторожностью избавляясь от улик и стараясь не расплескать еще не застывший парафин. Алкоголь закончился, жажду приходилось утолять газировкой и водой из-под крана.
Нас еще пошатывало, когда мы решили разойтись по своим комнатам. Фиби вручила мне книжки и мешок с рунами, до которых никому не было дела. Спускаться по ступенькам было тяжелее, чем казалось поначалу — каждый шаг отдавался в висках. Но в коридоре оказалось куда прохладнее, чем в душной комнате, укутанной запахом ароматических свечек, и моя паника постепенно отступила.
Дождь стих.
Ни соседка, ни я не решились раздеться, смыть остатки косметики или заняться проверкой социальных сетей, чтобы наверстать пропущенные публикации. Укрывшись с головой одеялом, я чувствовала, как меня пробивает знакомый озноб, но виной ему было скорее открытое окно. Без свежего воздуха вероятность, что кого-то из нас вырвет ночью, была бы слишком велика.
— Я хотела бы быть ведьмой, — едва уловимым шепотом разоткровенничалась Фиби. Будь сейчас лето, из-за насекомых и непрекращающейся возни снаружи я бы не разобрала ни буквы, но в тишине даже шепот, кажется, рикошетом отскакивал от стен. — Я захотела поступать сюда только из-за близости к Академии.
— Какой Академии? — начинало казаться, что она бредит.
— Ты разве не слышала о ней? Академия мисс Робишо для одаренных юных дам. Ну, такая школа-интернат для ведьм. Я слышала о ней и раньше, еще до того как глава школы сделала сенсационное заявление о существовании ведьм среди нас, наверное, в прошлом году. Но дома мне ясно дали понять, что если я туда сунусь, то меня проклянут. Тетка любит причислять себя к Мари Лаво. Про нее ты слышала?
Я удовлетворительно промычала, повторяя про себя несколько раз «Мари Лаво», чтобы запомнить. Имя казалось знакомым, но и только. Все мысли кроме той, что с услышанным можно работать, испарялись под давлением выпитого и ночи. Найдя в себе силы, я попросила полное название академии, а после повторяла его до тех пор, пока не провалилась в сон, отчаянно надеясь, что не забуду все на следующее утро.
Лучше бы забыла.
На следующее утро (не без помощи интернета) выяснилось, что у текущей главы «Робишо» — Мисс Корделии Гуд взяли интервью только один раз и то федеральный канал. Не думаю, что было мало желающих, особенно в момент раскрытия тайны, ведь теперь девушки стекались в магическую школу, как муравьи на разлитый мед.
С одной стороны — это казалось чепухой, но с другой — женщин испокон веков обвиняли в колдовстве и сжигали. Откуда-то взялись учения оккультизма, разделение магии, колдовство Вуду.
И мне захотелось написать об этом статью. Не просто страничку о том, как ведьмы живут в двадцать первом веке без страха быть обезглавленными или повешенными на центральной площади.
Я представила себе работу, посвященную тонкой грани между прошлым и настоящим, когда ведьмы побороли страх сожжения а люди, что еще недавно боялись своей тени и верили всему, что слышали, стали больше увлекаться эзотерическими техниками и сверхъестественным.
Это тоже меня сгубило. Понимаете, я в каком-то смысле открыла ящик Пандоры во имя тщеславия, а не получения новых знаний и умений, позабыв священную истину.
Есть двери, которые навсегда должны остаться закрытыми.
Существует множество тем, чтобы прославиться - возьми политику, найди тысячу и один изъян в системе и никогда не проиграешь. С экономикой сложнее — нужно понимать, о чем пишешь, но возьмись за Мейдоффа****, и тысячи обманутых будут обсасывать каждое твое слово, упиваясь. Еще неплохой способ - поговорить о пассивности органов власти, поворошить нераскрытые дела, такие как пресловутая Элизабет Шорт или архивы, посвященные убийству Кеннеди.
Так делает каждый третий, кто сейчас мелькает по телевизору.
Но нельзя стать по-настоящему известной на третьесортной статейке при помощи нашумевшей темы. Лана Уинтерс сняла репортаж-разоблачение о «Брайрклифф», повторяя подвиг Нелли Блай, догадавшейся провернуть подобное еще в девятнадцатом веке.
Я же загорелась написать об Академии мисс Робишо, надеясь не только раскрыть служившую прикрытием основную тему о стертых границах между ведьмами и людьми, но и найти на них своего рода дерьмо, которое могло бы подпортить их репутацию.
А потому с первого ноября начался беспрерывный сбор информации: первые культы и их жертвы, процесс над салемскими ведьмами, викканство. Нельзя писать и говорить о том, чего не знаешь или в чем хоть на один процент сомневаешься. Нельзя разбить своего оппонента в пух и прах, не имея знаний и уверенности в своей правоте.
В канун Рождества мы встретились с братом на нейтральной территории — родной Шугар-Ленд. Он не хотел видеться с отцом, я же не хотела видеться со всем Лос-Анджелесом. В такие моменты мы можем быть благодарными за то, что у нас есть Техас и его сахарный городок.
Знаете, я убеждена, что расстояние укрепляет семейные узы. Вы видитесь крайне редко и проводите это время, сглаживая и обходя острые углы, чтобы насладиться общением, а не устраивая очередную ссору. Даже предвкушая встречу с Джейком последнее, о чем хотелось говорить — это его дружки-сатанисты. В этом я чем-то начинала напоминать родную мать, которая предпочитала видеть детей в положительном свете и не думать о темной стороне медали.
Я всегда представляла, что увижу брата через время и не узнаю его. Попросту пройду мимо молодого человека, который после окликнет меня и скажет: «Элизе, это же я». Реакцией на это стало бы мое удивленное лицо, а не фальшивое «Бог мой!» и причитание по поводу того, что мой младший брат стал совсем взрослым. Мы встретились неподалеку от главной улицы, и Джейк, уверенный, что первый заметил меня, подбежал и едва не сбил меня с ног. Оказалось, что он практически не изменился В этот момент мне казалось, что он все же добрый мальчик для этого мира. Мой брат был моим братом, которого я не видела почти четыре месяца.
Не выросший и на полдюйма, он стоял в безобразной мешковатой куртке и той же шапке, надвинутой чуть ли не до бровей и скрывающей теперь расковырянные до крови гнойные прыщи. От него пахло жевательной резинкой и сигаретами, а потому первым моим вопросом, вместо приветствия, был «Ты что, начал курить?»
— И я рад тебя видеть, - хмуро ответил он, убирая руки в карманы куртки.
На вопрос о матери брат цокнул и сплюнул в сторону.
— Также как и всегда: нихуя не делает и забывает приготовить пожрать. Нахуй такую мать.
— Имей хоть каплю уважения, - я мягко шлепнула его по губам. — Ты говоришь о своей матери, а ее образ жизни… в общем, не нам ее судить, хорошо?
— Она и твоя мать. А ты звонишь в лучшем случае раз в две недели и пропадаешь. Не оправдывайся работой, знаю, ты пьешь.
Мы быстро шли в сторону моей старой средней школы и знаменитого «курительного салона», располагавшегося на старых лавочках за забором. Город маленький и слухи распускаются очень быстро, а учитывая, что глядя на нас не составит труда сопоставить, что мы — брат и сестра, лучше не высовываться с пагубными привычками. Тем более меня могли еще помнить, а, значит, и рассказать старикам.
Когда я была в классе шестом или седьмом, всегда с немым восхищением провожала взглядом курильщиков, которые собирались каждую перемену на лавочках и говорили о чем-то своем. На них засматривались все, кто только перешел из начальной школы. Красивые (по меркам школы) парни в кожаных куртках нараспашку вне зависимости от погодных условий и девушки с красными маникюром в коротких синих юбках черлидерш. Я раньше думала, что когда-нибудь буду частью их компании, буду курить и прогуливать уроки, делая вид, что у меня «окно» в расписании.
Как-то не сложилось. Но теперь я была здесь и давила ногами сухие листья и шелестящие пустые упаковки из-под сигарет. Никакой таинственности и особой атмосферы, лишь запах мочи, бродяг и дыма, местами валяются полиэтиленовые пакеты, залитые водой.
Брат курил откровенную дрянь и протянул одну сигарету мне, предлагая разделить его увлечение. С зажигалкой он управлялся крайне неумело — пальцы то и дело соскальзывали с колесика, мне удалось прикурить только с пятого раза, но вырывать из рук зажигалку и учить его я не спешила.
— Не знал, что ты умеешь курить, - выпустив дым изо рта, произнес брат. Джейк курил без затяжек, боясь закашляться и потерять остатки уважения. Просто набирал дым в рот и выдыхал иной раз через нос. — Говорят, что школа готовит к университету: учит пить, курить и при этом посещать занятия.
Возразить нечем. Джейк всячески пытался изобразить того, кем не является, переняв привычки других — сидел, слишком широко расставив ноги, плевался и тщетно пытался уместно вставлять матерные словечки.
Он рассказывал о том, как подружился с «новичками» в школе, как получал хорошие оценки по социологии и литературе, выдавая мои старые работы за собственные, и пару раз сбегал от копов. Интересно, мама в курсе или хотя бы догадывается? Ответ, кажется, очевиден.
Стоять весь день в «курительном салоне» было холодно, хотя температура в этих краях никогда не понижается до тридцати двух по Фаренгейту и чаще колеблется от 44,6 до 55,4.***** Мы переместились в небольшое кафе, где когда-то сидели с родителями, воспринимая каждый поход за праздник и объедаясь мороженым. Я не уверена, что Джейк помнил это.
Сейчас это место казалось унылым. Затертые диваны, поцарапанные столики, наполовину рваное меню и чашки со сколами, из которых пил, наверное, весь город. Я заказала нам черный кофе, который здесь считается свежесваренным, лишь по той причине, что не знала вкусовые предпочтения брата. Вот так можно жить с ним под одной крышей всю жизнь, думать, что знаешь как облупленного, а потом выясняется, что это не так.
Кофе пахло приятно, но на вкус было точно земля для цветочной рассады. Свежесваренный кофе на деле оказывается обычным растворимым из банки. Мы пьем его без сахара, морщась от горечи, но не подавая виду, будто бы здесь все прекрасно. Да, все, и особенно музыка — хиты нулевых, переписанные на пустой диск (ни один производитель не составит такой отвратительный плейлист).
Мне хотелось расспросить его о прошлом (или же нет?) увлечении сатанизмом и жертвоприношениями. Готовя статью, я попутно читала про Антона ЛаВея, отрывки из «Сатанинской библии» и «Церкви Сатаны», разделяющей членство на пять ступеней. Кому поклонялся брат? Что он преследовал? Какую ступень занимал, если придерживался этих учений, а не придуманных кем-то еще?
Но Джейк сидел в расстегнутой куртке, и на его шее не болталось ни одной цепочки, не было никаких перстней на пальцах, никакой символики на обычном черном свитере. Потому я не стала ворошить эту тему, опасаясь, что подобный разговор вновь подкинет ему идею убивать чьих-то пушистых любимцев.
Он спрашивал о моей статье, крутил пальцем у виска, когда я сказала, что за это мне пока еще не платят. Темы для разговоров кончались, живи мы в одном доме снова, то, наверное, столько времени не наговорили бы и за месяц. Еще один плюс и одновременно минус проживания в разных городах и штатах — вы сближаетесь при жизни на расстоянии, но вместе с тем и отдаляетесь, ощущая, что незаметно друг для друга меняетесь.
Официантка спросила, будем ли мы что-то еще заказывать. Я планировала расплатиться за наш кофе, а после задать вопрос еще кое о чем, вернее о ком, но Джейк опередил меня. Вынув из внутреннего кармана куртки потертый кошелек, он, не глядя в меню, заказал какой-то десерт и сразу сунул ей пятидесятидолларовую банкноту. Без сдачи. Девчонка-официантка буквально расцвела - местные не щедры на крупные чаевые.
Мама никогда не отличалась скупостью на карманные деньги, но чтобы ими разбрасываться направо и налево? Одна мысль хуже другой.
— Ты вообще в курсе, - я перегнулась через стол, переходя на шепот, — что в тюрьму можно сесть и до восемнадцати? Или ты думаешь, что пока тебе не восемнадцать, тебе гарантирована сплошная вседозволенность?
Официантка уже поставила передо мной тарелку с пирожным, вынуждая отпрянуть, прислоняясь затылком к обивке. Девчонка явно хочет еще чаевых, а потому не скупится на улыбки и аккуратно прислоняет ложку к тарелке.
— Не понимаю о чем ты, - на распев парирует Джейк, достав из потертого стакана с приборами вилку. Он отламывает кусок сбоку и разламывает его на две части, пододвигая одну из них мне. Привычка делиться. — Я чистил водосточные канавы и стриг соседские лужайки, — «У всей, блять, Калифорнии?», — Ты что-то спросить хотела?
Я киваю и подношу чашку ко рту, позабыв, что она практически пуста, лишь на донышке колышется кофейная жижа. Спрашивать о Майкле я изначально не хотела — брат подумает невесть что, а после будет только хуже. Но с другой стороны я ничем не рисковала, живя в трех или четырех штатах от Калифорнии и 1894 милях, если быть точнее.
— Ты еще гуляешь на Берро Драйв?
Я старалась выглядеть как можно беспечнее, отламывая кусок пирожного. Коржи чересчур сухие, а потому мне кажется, что если воткнуть ложку в центр прямоугольника, она будет стоять там всю жизнь, и после кусок засохшего пирожного можно использовать вместо кувалды. Джейк ожидаемо кивнул, но уточнил, что чаще всего сокращает так путь до ближайшего «Макдональдса», где недавно проверка нашла тараканов на кухне.
— Знаешь там кого-нибудь? - прозвучало вполне ожидаемое «нет», но после очередного куска приторного теста он добавил, что может быть и знает. — Кого-нибудь по имени Майкл?
Вдаваться в подробности места жительства и внешних характеристик я не стала. Это последнее, на что обращает внимание мой брат, да и вообще мужчины. Мне кажется, что если Джейка спросить, какого цвета у меня глаза или волосы, он пожмет плечами и скажет первое, что придет в голову.
— Не-а, - он произнес это с открытым ртом, демонстрируя непережеванную пищу. — Я вообще никого там не знаю… Хотя, нет, помню, там была тетка противная. Она без конца занималась садоводством, кричала на нас - видите ли, мы мешаем спать ее внуку. Вот его вроде звали Майкл, и ему было пять, что ли.
— А дом случайно не был возле того особняка, что на продажу постоянно?
— Случайно был, - усмехнулся брат, почесывая лоб, преющий под синтетикой. — Я не уверен, что его так звали, если ты сейчас спросишь. Это было один или два раза, но многие тогда обещали вызвать копов, если мы не выключим музыкальную колонку.
Есть тайны, которые должны быть забыты.
В восемь вечера у меня был автобус до Хьюстона, а после поездка на машине с незнакомцами до Батон-Руж и очередной автобус уже до Нового Орлеана. Оставаться на ночь со стариками и выслушивать их истории мне не хотелось. Я, в отличие от Джейка, достаточно «нажилась» с бабушкой и дедушкой.
Он обнял меня на прощание, сильнее, чем летом в аэропорту, и еле слышно прошептал, что скучает. Я не совсем скучала, а скорее опасалась за его благоразумие, но солгала, что тоже тоскую по нему. Конечно, я любила брата, мы — одна кровь, но все же я знала, что стоит мне оказаться с ним под одной крышей, он непременно что-то вытворит, и выведет меня из себя. Джейк стоял на ветру до того момента, пока автобус не тронулся с места, вынуждая улыбаться ему и периодически махать рукой на прощание.