Нефтида написала, что из похода Амона в клуб ничего не вышло: он ничего не видел, а из-за музыки и слышал с трудом, что совсем его дезориентировало. Гор отвез его и Эбби домой.
Когда-то давно Амон признался, что больше всего боится превратиться в безразличного бога. Особенно древние сначала теряли интерес к происходящему вокруг, а потом просто засыпали. Они не умирали и продолжали существовать вечность, но будто окаменевали. Сет видел такие «статуи» и с трудом мог поверить, что когда-то они были богами — и до сих пор оставались живыми. Просто ничего не хотели.
После Тиамат он понял, чего боялся Амон — стать таким вот безучастным богом, который понятия не имеет, какого это, просто сопереживать. И ко всем относится, будто к подопытным крысам. Ящеркам, у которых можно раз за разом отрывать хвост.
А если они сдохнут — не беда, есть другие.
Поэтому Амон всегда любил жизнь во всех ее проявлениях, предпочитая быть юным мальчишкой, а не древним богом. Поэтому они так быстро сошлись с Анубисом: тому тоже нравилась жизнь, когда он выбирался из Дуата, он хотел попробовать ее всю.
Сейчас, оставаясь запертым в собственной темноте, Амон куда ближе к древним богам в этой замкнутости — и ближе, скорее, к Тиамат, чем к остальным. И пусть это Амон был главой пантеона, Сет всё равно ощущал, как будто это его дело, и он должен что-то сделать, как будто это он ответственен за Амона.
Может, потому, что слишком часто он вытаскивал из каких-то переделок не только Анубиса, но и Амона вместе с ним.
Выключив компьютер, Сет вышел из темного кабинета, запер его, а потом и весь офис. Спустился в стеклянный холл здания, попрощался с охранником.
Завернул за угол, где располагался клуб. Сейчас уже запертый, так что пришлось заходить через дверь для персонала. В рабочее время из офисного здания сразу можно было попасть внутрь, но теперь уже поздно.
Анубис оставался один, вытирал столик, остальные уже ушли. Здесь было так же тихо, как в офисе, стулья стояли на столах, будто торчащие кости животных. Свет давно выключен, оставался только в баре.
— Ты домой? Подвезти?
— О! Да, — обрадовался Анубис. — Я почти закончил, сегодня моя очередь всё закрывать.
Он кинул тряпку в мойку, еще с чем-то покопался, подхватил термокружку, в которой еще что-то оставалось, и кивнул Сету. Свет они выключили уже у выхода, и Сет пошел прогревать машину, пока Анубис возился с ключами.
На подземной парковке было холодно, как и в машине, но к тому моменту, как на пассажирское сидение нырнул Анубис, салон успел прогреться, а сидения так и вообще радовали теплом. Видимо, очень вовремя: в распахнутой кожаной крутке Анубис явно замерз и пытался согреть ладони о термокружку, которая, видимо, давно остыла.
— Пока нашел, где ты припарковался, — проворчал Анубис, ставя кружку.
— Обычное место было занято.
Из кружки пахло горькими травами, Сет узнал, он и сам иногда брал их у Нефтиды на кухне, на богов они действовали тонизирующе, вроде кофе или энергетика.
Сет знал, что Анубис не спал уже несколько ночей — по крайней мере, не спал нормально.
Он вытянул ноги, насколько позволяла машина, и сразу пристегнулся, потому что забывал делать это позже.
— Вся смена на ногах, — пожаловался Анубис. — А последняя клиентка долго рассказывала о семье, работе, творчестве и эмоциональном выгорании. Давно люди используют такие сложные слова за барной стойкой?
— Так они сами себе кажутся умнее.
Анубис фыркнул и посмотрел в окно. Сейчас он вряд ли мог увидеть что-то, кроме еще стоявших машинах да размеченных парковочных мест в электрическом свете. Сет терпеть не мог подземные парковки, они напоминали ему пещеры, а не простор пустыни, но в большом городе выбирать не приходилось.
Иногда он думал, может, такие места напоминают Анубису Дуат.
— Зима будет холодной, — негромко сказал Анубис. — Но мы ее переживем.
Сет не любил, когда тот становился задумчивым, похожим на Осириса, как будто растерявшим всю энергию и активность.
Анубис перевел взгляд на приборную доску, нажал несколько кнопок, включая негромкое радио.
— Не знаю, что делать, — сказал он. — Пробовал приказать Дуату, чтобы он больше не подпитывался Гором. Не вышло.
Сет пожал плечами и начал выводить машину с парковки.
Анубис казался еще более задумчивым:
— Проблема не в Дуате. Проблема в Горе. Дуат откликается на наши желания.
— И?
— Я думаю… думаю, когда Дуат начал разрушаться, он стал черпать силу из Гора не потому, что он бог жизни. А потому, что Гор сам этого хотел, неосознанно. Он не против умереть.
Это походило на правду, по крайней мере, на то, что видел Сет.
— Он мой брат. Он мне нужен. Но кажется, он мне в этом не верит.
— И в кого он такой, — проворчал Сет. — Никакого фамильного сходства.
Анубис проворчал что-то в ответ, беззлобное и уже не такое задумчивое.
— Попробуй отдохнуть и тогда идти в Дуат, — сказал Сет. — И вы с Гором оба иногда слишком много думаете. Не против сделать крюк?
Анубис быстро понял, к чему клонит Сет, и хитро улыбнулся:
— Мне чизбургер и картошку, только не тот ужасный соус, который в прошлый раз.
Пришлось постоять в очереди, которую Сет просто терпеть не мог, поэтому он ошибся в заказе, так что пришлось Анубису лезть к окошку, рассказывая, какой же соус нужен.
Когда пустые бумажные пакеты были выкинуты на заднее сидение (и Сет подумал, стоит не забыть их убрать, пока не сел Амон, который в прошлый раз очень возмущался, что не привезли чизбургер и ему), Анубис спустился пониже на сидении и откинул голову. Он почти сразу задремал, а Сет старался ехать неторопливо: он знал, что ровный ход машины всегда успокаивал Анубиса.
В квартире стояла тишина, только Нефтида на кухне чем-то шумела. Амон спал в своей комнате, хотя Сет понятия не имел, осталась ли Эбби. Гор наверняка давно уехал, а Гадес собирался в Подземный мир.
— Будешь спать с нами, — заявил Сет.
Анубис тут же возмутился:
— Я давно не маленький!
— Просто заткнись и помоги с диваном.
Когда они перетащили диван в спальню, Нефтида тут же засуетилась, чтобы постелить, после они с Анубисом еще долго сидели на кухне, беседуя, но Сет слишком устал, поэтому сразу лег спать.
Ночь для него прошла беспокойно: он проснулся, когда Нефтида скользнула на место рядом, уткнувшись ему в плечо, а Анубис устроился на диване. Потому просыпался еще несколько раз за ночь, прислушиваясь к дыханию, но всё было тихо.
Утром Сет ненавидел будильник — как и всегда, конечно же. Но опаздывать в офис не стоило. Он выбрался из-под теплого бока Нефтиды. Анубис тоже еще спал, до подбородка завернувшись в одеяло, волосы падали на лицо. В детстве он правда часто спал с ними, тогда успокаивались кошмары.
Душ взбодрил, на щетину Сет мысленно махнул рукой. С кухни раздавался смех, так что он сразу пошел туда.
Зажав во рту сигарету, встрепанный и явно только вставший в такую рань Анубис пытался готовить что-то, отдаленно напоминающее омлет. Вполголоса ругался, а сидевший на стуле Амон искренне улыбался.
Кажется, это был первый раз с момента ослепления, когда Амон наконец-то начал улыбаться.
========== 13. ==========
Комментарий к 13.
IAMX - I’m terrified (https://playvk.com/song/IAMX/I+Am+Terrified)
Амон маялся весь день.
До этого время сливалось в единую вязкую пелену, наполненную густым мраком, но визит к Тиамат как будто что-то сдвинул. Позволил осознать, что пусть Амон не видит, сила всё равно остается при нем. И он не позволит ни Тиамат, ни кому-то еще угрожать ему или пантеону.
Может, поэтому сегодня весь день было ощущение… чего-то плохого. Как зуд под кожей, которого Амон не мог объяснить, но избавиться не получалось.
У Анубиса выходной, так что первую половину дня он остался дома — то ли правда никуда не собирался, то ли не хотел оставлять Амона. Он искренне надеялся, что всё-таки первое. Готовить у Анубиса явно выходило прескверно, хотя он пытался. Так что, когда Сет ушел в клуб, Нефтида заявила «ты так кухню сожжешь» и решила преподать ему пару уроков.
Амон не видел, но был готов поспорить, Анубис слушал ее вполуха, постоянно отвлекаясь и явно не находя ничего интересного в готовке. Он отлично помнил его скучающее выражение лица.
Интересно, когда это начнет стираться из памяти? Поглощаться мраком?
Потом пришла Эбби, и она как ученица оказалась куда способнее. Ей было искренне интересно, хотя яйца разбить никак не получалось — Амон даже помог ей. Он прекрасно справился с парочкой, даже не задумываясь. А когда попытался сосредоточиться на действиях, то ничего не смог, яйцо просто выпало из рук и разбилось.
Амон думал, что может дать отпор Тиамат, но не способен самостоятельно побриться.
Он узнал, какой скользкий пол в ванной, а футболки совсем не одинаковы на ощупь. На некоторых принты напечатаны, и Амон проводил по ним пальцами, боясь забыть, что там изображено.
А потом натягивал первую попавшуюся футболку — потому что какая разница, они все для него выглядят одинаково. Как мрак.
Он не знал, что ему делать.
Но Анубис не оставлял времени задумываться.
— Нечего сидеть и жалеть себя. У тебя всего лишь нет зрения, а не ноги или руки.
Амон не знал, почему это потеря руки страшнее, но считал за лучшее согласиться. Тем более, Анубис был с ним энергичен, и если прочий мир казался тьмой, то Анубис был темным пульсирующим маяком.
Может, потому что они слишком много путешествовали и влипали вдвоем. Амон привык к Анубису. И сейчас понимал того, когда он цеплялся за Сета.
Иногда и правда надо просто за кого-то цепляться.
К вечеру Анубис исчез, зато пришла Эбби. Если остальные старались не напоминать о слепоте или просто не знали, как себя вести с Амоном, то она, как и Анубис, нисколько не смущалась. Брала его за руку и уверенно вела вперед.
Эбби не настаивала куда-то идти или делать что-то определенное. Она вообще ни на чем не настаивала, но предложила почитать.
— Мне нравится делать это вслух, а ты мог бы послушать. И объяснишь мне непонятные места.
Не знала Эбби многого: например, что стога называются стогами. Но училась она с любопытством.
— Ты не слушаешь.
Амон вздрогнул и чуть повернул голову в сторону Эбби. Он и правда отвлекся и не сразу заметил, что она замолчала. Читала она не очень ровно, с паузами, как будто не всегда понимала слова.
— Ты не слушаешь, что я читаю.
— Извини. Просто… не знаю, у меня сегодня весь день плохое предчувствие.
Эбби промолчала. Может быть, пожала плечами, Амону оставалось только догадываться. Ему нравилась компания Эбби, но к вечеру утренний комфорт и удовлетворение всё больше улетучивались, давая место беспокойству.
Это было глупо.
— Я ведь могу навсегда остаться таким, — внезапно для себя сказал Амон. И понял, что это правда. — Так и будешь читать мне?
Он хотел оставаться милым, но так сложно это делать, когда перед тобой только тьма. Тогда ты сам становишься этим мраком.
— Ты показал, что я могу быть не одна. И ты не один. Они найдут способ помочь тебе — или привыкнешь. Ведь это всё равно ты.
Амон пожал плечами. И поймал себя на мысли, что не всегда использует жесты, забывая, что это он их не видит, а другие-то отлично.
Он сидел на диване в гостиной, ощущал на коже тепло от лучей заходящего солнца. Услышал, как хлопнулась на стол книга, а Эбби прошуршала тихонько. Почувствовал, как она оказалась рядом. Ее голос зазвучал прямо перед Амоном:
— И ты всё еще можешь ощущать.
Ее пальцы осторожно легли ему на веки и закрыли их, скользнули по щекам на плечи. Эбби наклонилась, так что Амон ощутил, как пряди ее волос задели его кожу. Ее губы коснулись сначала одного закрытого глаза, потом так же бережно второго. Опустились ниже в почти целомудренном поцелуе. А потом Эбби кончиком языка лизнула его губы и захихикала, когда Амон вздрогнул.
Она села рядом, прижимаясь, не требуя большего, и Амон был благодарен за это. Он сам сейчас не был готов к чему-то еще. Спрятал лицо в ее волосах.
Он помнил, что они светлые, выкрашенные на кончиках в розовый. А глаза Эбби желтые, с вертикальным зрачком, как у змеи — потому что она и есть древняя змея Апоп. Не совсем богиня, но они смогли с этим «что-то придумать».
Нагретая солнцем змея, с тонким язычком и гибким телом.
Она из воздуха и льна. Из чего-то легкого, подобного солнечным лучам.
И Амон улыбнулся, вдыхая запах горьких трав от волос Эбби.
Уж этого не смогла отнять даже Тиамат: он мог чувствовать.
Бабушку Марты звали Элизабет, и она оказалась очень рада гостю.
Провела Анубиса на кухню, налила ароматный ромашковый чай.
— Я просто хотел поблагодарить, — сказал он. — Когда ночью вваливаются незнакомцы в крови, можно и выставить их вон.
— Ты не был таким уж незнакомцем.
Когда Элизабет улыбалась, морщинки в уголках ее глаз становились глубже — и в то же время именно они неуловимо напоминали молодую женщину, которую Анубис встретил когда-то.
Он не вспомнил ее в тот раз, когда пришел, но он тогда вообще мало что видел. Потом Персефона рассказала, и в памяти Анубиса тут же возникла невысокая женщина с затянутыми в узел волосами. Ее красивый муж и маленький ребенок, который умирал.
— Ты помог моему сыну, — сказала Элизабет, разливая чай. — Я помню это.
— Я ускорил его смерть.
Элизабет улыбнулась, понимающе, мягко, как простая смертная женщина, которая знала куда больше древнего бога.
— Иногда смерть может приносить облегчение. Мой Генри сильно болел, и это было ужасно. Видеть, как он мучается, но не в силах помочь. Это самое ужасное, что только может быть, видеть боль своего ребенка без возможности облегчить ее.
Она задумчиво взяла из вазочки одну из конфет, которые принес Анубис, но не стала пробовать.
— Я рада, что ты смог забрать его боль, сделать его переход легким. Я благодарна за это. И муж был.
— Где он сейчас?
— Умер пару лет назад. Дочь живет в пригороде, зовет переехать к ней, но я никак не решаюсь. Да и Марте удобно, она учится в Лондоне, иногда ночует у меня, когда поздно возвращаться.
— Сегодня придет?
— Нет. — Элизабет снова улыбнулась, на этот раз куда задорнее. — Но она часто о тебе говорит. Хотя, конечно, не поверила, когда я сказала, что ты и правда древний бог. Но появление твоего брата из воздуха было очень убедительным. Решил вскружить моей внучке голову?
— Даже не думал! — возмутился Анубис.
Он ощущал себя смущенным, и сам взял конфету: сладкое всегда любил. Элизабет хихикнула, совсем как девчонка:
— А может, она просто хочет узнать, каково это, поцелуй с пирсингом в языке.
— Я слишком стар для нее!
Маленькая кухонька казалась очень уютной, а чай действительно вкусным. Элизабет чем-то напоминала Нефтиду, может, поэтому Анубис проникся к ней такой симпатией — или просто был благодарен, что она не бросила их с Персефоной.
— Мне всегда было интересно, — сказала Элизабет, — а боги знают, что такое смерть и потери?
— Мы… ну, в теории можем жить вечно. Если тело умирает, наша божественная сущность просто возвращается в него и запускает снова. Даже тела у нас не совсем человеческие. Но… да, божественную сущность можно убить. И мы знаем, что такое потери.
— А семьи? У тебя она есть?
— Да, — улыбнулся Анубис. — У меня есть семья.
Видимо, что-то в его улыбке было такое, что Элизабет сама улыбнулась, тепло и очень светло, а на ее лице снова показались морщинки.
Анубис провел у нее еще некоторое время, пока телефон в кармане не завибрировал. Тогда он распрощался и нырнул в темные городские улицы.
Мотоцикл Анубис не брал, не уверенный, что не будет пить. Сунув руки в карманы, он петлял узкими улочками, шагая прямо по лужам и жалея, что не надел теплого свитера. Так что успел продрогнуть, пока добрался до нужного переулка.
Уже смеркалось, Артемида дорисовывала последние штрихи в граффити, ее верный брат Аполлон, конечно же, давал ценные советы под руку, а Гор уселся на качели чуть подальше и смотрел на это всё с термосом в руке.