В воздухе витала осенняя морось, оседала на волосах и одежде. Пропитывала пространство лифта, пока они поднимались.
В квартире Сета горьковато пахло полынным дымом — значит, Нефтида точно дома и жгла какие-то травы. С кухни раздавались приглушенные голоса, но Анубис не вслушивался. Амон пока остался здесь, Гор тоже часто заходил. Отдельная гостевая комната была пустой, чтобы хранить врата в Подземный мир, через которые проходили Гадес и Персефона.
Через них наверняка пришла днем Луиза. И уйдет обратно?
За тысячи лет Сет и Нефтида сменили множество домов, хотя чем-то они неуловимо походили друг на друга, будь это глинобитное строение, заносимое песками пустыни, или викторианская гостиная, полная тяжелых тканей, с кричащим попугаем в золоченой клетке.
Везде и всегда они оставляли одну комнату пустой — для Анубиса. Поэтому, когда Осирис отпускал его из царства мертвецов, он знал, что всегда может прийти. Чаще всего так и делал.
Комната была небольшой: окно напротив двери, прямо под ним широкая кровать. Уютная спальня с плакатами и кактусом на подоконнике — он не засох только благодаря усилиям Нефтиды.
По сторонам от кровати стояли высокие тонкие лампы, светившие холодным неоном. Над окном вилась гирлянда из звезд, теплая и уютная.
Луиза аккуратно подвинула одеяло и села на кровать поверх него. Анубису сразу стало стыдно, что постель не прибрана, но гостей он не ждал.
Интересно, Луиза вспоминает всё, что они делали здесь? Ее лицо ничего не выражало, и свет от гирлянд и ламп причудливо ложился на него, вылепляя тени.
Анубис остался стоять, прислонившись спиной к стене. Он не знал, что сказать.
— Так как ты? На самом деле.
Она пожала плечами:
— Как будто не принадлежу этому миру. Словно меня выдернули, а теперь пихнули обратно, но я не понимаю, что здесь делать. Как будто я мертва.
— Прости, — это слово мало что выражало, но хотя бы попытаться. — Я не должен был возвращать тебя.
— Не должен был. То, что умерло, пусть остается мертвым.
Луиза помолчала, провела рукой по одеялу:
— Ты знаешь, что когда я умерла, моя душа должна была попасть в Дуат?
— Да. Поэтому я смог позвать тебя.
— Почему не отпустил в свой мир?
— Не мог позволить тебе умереть. Я… не слышу мертвецов в Дуате.
— Зато теперь слышишь их в этом мире. Только не можешь разобрать слов. Вдруг тут бы слышал и меня?
— Это было эгоистично, — прошептал Анубис, опуская голову.
— Да.
Она поднялась бесшумно. Приблизилась и кончиками пальцев заставила его посмотреть на ее лицо. Бесстрастное и непроницаемое. Когда-то Луиза насылала на Анубиса хорошие сны, чтобы он не мучился от кошмаров. А он воскресил ее, когда она умерла.
Нет, поправил он себя. Позвал обратно ее часть. Теперь она не принадлежит ни тому миру, ни этому.
И виноват только он.
Луиза приподнялась, ее губы коснулись губ Анубиса. Почти как при жизни — только теперь от них веяло холодом. Не тем морозным ощущением осени, что стояла за окном, а отсутствием тепла. Нежизнью.
Терпкая нежность быстро сменилась чем-то другим — яростным, всепоглощающим. Анубис ощутил, как вдоль его рук будто взметнулись мертвецы, зашевелились — они окутывали его постоянно и сейчас почуяли что-то.
Почувствовали, как Луиза тянет из Анубиса то, чего ей так не хватает — жизнь.
Тонкие струйки его божественной сущности, не силы, а именно жизненных сил, энергии. Как будто кто-то запустил внутрь Анубиса руку и пересчитывал его рёбра изнутри.
Луиза не хотела его уничтожать. Она жаждала всего лишь немного жизненной силы, чтобы и себя ощутить живой.
В ушах звенело, даже мертвецы перестали чувствоваться. Анубис слышал, как в комнату кто-то настойчиво стучал — может, Сет, он всегда его хорошо чувствовал.
Перед глазами плыло, и слабость накатывала, грозя захлестнуть, но Анубис не отстранялся — он позволял Луизе щедро черпать его собственных сил.
В конце концов, это его вина, что они ей требуются.
Это стало последней мыслью, прежде чем Анубис соскользнул во тьму.
Он очнулся на собственной кровати. Голова слегка гудела, и Анубис приподнялся. Огоньки и лампы еще светили, он был в той же одежде.
Потерев глаза, он глянул за окно: небо над крышами светлело.
Анубис не ощущал себя ни выспавшимся, ни отдохнувшим. Он почти сполз с кровати и приоткрыл дверь. К его удивлению, кто-то уже не спал — снова на кухне, которая всегда оставалась будто магнитом для обитателей.
Пол холодил босые ступни, Анубис шагал бесшумно, а увидеть его нельзя было, пока он не появится на пороге. Но он застыл не доходя, потому что узнал голоса Сета и Гадеса — и говорили о нем. Хотя бы частично.
— Я рад, что ты всё-таки явился, — в голосе Сета клубилась прирученная буря. — Может, будешь лучше присматривать за своей дочерью?
В спокойном голосе Гадеса сквозил холодок:
— Она уже взрослая и сама за себя отвечает.
— Она решила забрать жизненные силы Инпу!
— Не навредила ему. Выспится и всё нормально.
— Ты ее защищаешь?
— А ты его нет?
Сет и Гадес оставались друзьями тысячи лет. Когда-то давно, кажется, еще до того, как появился Анубис, они смешали кровь друг друга в обряде, если не называя себя братьями, то уж точно ими став.
Анубис никогда не слышал, чтобы они ругались.
— Я не хочу, чтобы она появлялась в моей квартире, — сказал Сет.
— Здесь врата в Подземный мир.
— Может, тебе стоит их убрать?
Гадес молчал. Слишком долго, но его интонации казались ровными, когда он сказал:
— Анубис сам виноват. Он сделал то, чего не следовало.
— Правда? То есть ты не рад, что твоя дочь жива?
— А он тебе не сын.
Чей-то стул скрипнул, и если Анубис хоть немного знал Гадеса, то не сомневался, что сейчас тот уйдет — наверняка через врата в Подземный мир.
Анубису не требовались специальные проходы, он просто проникал в Дуат из любой точки мира. Поэтому и сейчас он шагнул назад, мгновенно соскальзывая в другую реальность, которая принадлежала ему.
Миры мертвых были разными. У Гадеса за ленивым Стиксом возвышались каменные башни города, утопающие в фиолетовых искрах. Дуат оставался постоянными дорогами.
И он, будто верный пёс, всегда откликался на мысли и желания хозяина.
Поэтому сейчас Анубис оказался в осеннем лесу. Между полуголых деревьев с остатками рыжей листвы тянулся туман. Мокрая земля пружинила влажным ковром, и Анубис пожалел, что не успел надеть ботинки.
Он в задумчивости тронул ветви ближайшего дерева, и они качнулись, опал высохший листок. Анубис улегся прямо на землю, спиной чувствуя ее влагу. Он был только в футболке и джинсах, так что по рукам тут же прошла дрожь, но он не обратил внимания. Тело бога не может заболеть.
Откуда-то тянуло влагой и болотом, царила неестественная тишина. Не поднимаясь, Анубис залез рукой в карман и с удовлетворением нащупал смятую пачку сигарет. По возможности выпрямил одну и зажег с третьей или четвертой попытки.
Дым путался в ветвях и устремлялся к небу, которого здесь попросту не было. Только иллюзия, низкие плотные облака.
Анубис думал, что как бы он ни старался что-то делать, выходит плохо.
Неопределенное время и три сигареты спустя он подумывал о том, чтобы вернуться или хотя бы подняться, пока окончательно не продрог, когда услышал ругательства в стороне и почувствовал, что там появился Гор.
Брат не мог ощущать, где именно находится Анубис, но сам Дуат считал нужным их соединять. Как и на этот раз.
Первым в поле зрения Анубиса показался Амон. Он наклонился, прищурившись:
— И что ты здесь прохлаждаешься?
— А ты что тут делаешь? — искренне удивился Анубис.
Он сел на земле, ощущая, как листья налипли на спину. Амон пожал плечами:
— Мы не нашли тебя в комнате, и Гор предположил, ты в Дуате. Если помнишь, твой брат тоже может сюда перемещаться. И прихватил меня за компанию.
— Помню, — буркнул Анубис.
Гор молча протянул ему руку, помогая подняться, небрежно отряхнул листья со спины. Амон оглядывался вокруг:
— Тут что, больше нет ничего, кроме леса?
В мире мертвых его солнечная сила почти не ощущалась — только легкое, едва заметное покалывание. Но особых неудобств Амон не испытывал, по крайней мере, если не оставался тут надолго.
— О! А мне нравится ваш мир.
Амон первым направился к возникшей из ниоткуда кафешке. Анубис глянул на Гора, но тот пожал плечами. Оставалось гадать, на чье желание так быстро ответил Дуат.
Любимое место братьев: маленькое помещение, справа длинная стойка со стульями, слева места со столиками. На первом же лежала красная клетчатая рубашка, которую Анубис надел, и его куртка, но ее трогать не стал.
Амон уже унесся к дальнему концу кафешки, где стоял телевизор и приставка:
— И во что вы тут играете?
— Смотрю, он полностью пришел в себя, — вполголоса сказал Анубис.
— Посидел пару дней на солнце, — хмыкнул Гор. — Но я что-то уверен, его исчезновение мы еще вспомним.
— Ты долбаный пессимист.
Проворчав, Анубис зашел за стойку и включил приемник, который тут играл исключительно Депеш мод. Наверняка из-за Гора, он любил такую музыку. Кофе не нашлось, зато были задорные молочные коктейли.
Анубис поставил два рядом с Амоном и Гором, но они уже увлеклись какой-то игрушкой, где пиксельные человечки били друг другу морды. Никто из них не спрашивал, что произошло, и Анубис этому радовался. Чуть позже он сам всё расскажет.
Себе он коктейль делать не стал. Зевнув, улегся на место за одним из столиком и накрылся курткой. Пришлось свернуться, зато сразу ощутилось тепло, а музыка не мешала, убаюкивала.
Хотя проспал Анубис недолго. Как будто только задремал, а потом что-то выдернуло его из сна. Нехорошее ощущение. Он поднялся, поведя плечами, куртка съехала. Амона и Гора не было, лежали джойстики да пустые стаканы из-под коктейлей.
Скинув куртку, Анубис вышел на улицу.
Амон всегда был летним мальчиком, с насмешливо прищуренными глазами и вихрами, будто выжженными солнцем. Гор же больше походил на осень: тепло в волосах и бледная кожа первых заморозков.
Сейчас испуганный Амон стоял рядом с Гором, а тот на коленях на мокрой земле, и его выворачивало на слежавшиеся пожухлые листья. Молочным коктейлем и, кажется, всем, что он съел за долгую жизнь.
Именно здесь и сейчас Анубис ощутил то, о чем еще давно говорила Персефона, остро чувствующая жизнь и смерть: может, потому, что Гору становилось хуже или в Дуате ощущалось ярче. Но его сила бога оставалась прежней, а вот сущность разрушалась, жизнь вытекала из него тоненькой струйкой, будто куда-то в песок.
Не как сделала Луиза, короткий рывок, от которого усталость, но не более того.
Жизнь Гора вытекала постоянно, сочилась вовне, пока не оставит его навсегда.
========== 5. ==========
Комментарий к 5.
По поводу жизненной энергии и божественных сил: https://vk.com/wall-115053908_4904
Амон уже видел Луизу, так что рассказ Анубиса не очень-то удивил.
Вместе с Эбби он напросился в гости к Гадесу. Тот проворчал, что Амон может быть ужасно навязчив, когда хочет, но провел экскурсию по Подземному миру. Делал это явно с удовольствием, а Эбби искренне удивлялась и восторгалась.
Время там, как и в Дуате, будто смазывалось, текло иначе, но прошло не меньше нескольких часов, когда Амону окончательно надоело. Не то чтобы он не любил узкие улочки и высокие башни… но когда взбираешься на очередную сотню ступенек, то начинаешь проклинать Подземный мир, который рос, кажется, только вверх.
В итоге Амон оставил восторгающуюся Эбби с Гадесом и улизнул к Персефоне пить чай. С ней поделилась новым невообразимым сбором Нефтида, так что Амон предпочел не спрашивать, где растут ягоды, которые одновременно и кислые, и горчат, навевая мысли о несбывшихся мечтах.
Персефона только вышла из оранжереи. Она кинула на стол у стены испачканные землей перчатки и убрала выбившуюся рыжую прядь. Уселась в легкое плетеное кресло — они с Амоном устроились на одной из веранд, откуда открывался чудесный вид на очередные башенки и узкие городские улочки. Иногда Амон думал, что Гадес старомоден: его мир походил на огромный средневековый город.
— Мама любит асфоделевые поля у Стикса, — усмехнулась Персефона, проследив за взглядом Амона.
— О, она что-то здесь любит?
— Пытается. Еще считает, что я неправа, раз хочу тут жить.
— Зато она уже поняла, что Гадес не уволакивал тебя силой.
— Хочешь сказать, еще пара тысяч лет, и она смирится?
Амон полагал, Деметра не смирится никогда, но предпочел держать это при себе и не лезть в дела чужого пантеона. Пусть это будет головной болью Зевса.
У Персефоны он тоже замечал косые взгляды — она как будто исподтишка рассматривала Амона. Присматривала. Словно хотела убедиться, что он в норме и сияет. Точно такие же были у Нефтиды — и она тоже ничего не говорила напрямую.
Амона это дико раздражало, и он легонько выпускал свою мягкую, окутывающую силу, чтобы показать ее.
Может, его бесило, что они обе правы — он ощущал себя не совсем так, как раньше. Но у этого не было физических проявлений. Обычный страх, что солнце может снова погаснуть.
Бояться Амон не привык.
Поэтому тогда у Персефоны быстро перевел тему, расспрашивая о делах в Подземном мире. И, конечно, о Луизе.
— Она немного пугает, — признала Персефона. — Зато они сблизились с Гадесом в последнее время.
У Амона не было родственников, поэтому он периодически удивлялся чужим: Луиза была дочерью Гадеса, но не от Персефоны, а от случайной связи, и в то же время Персефона нормально к ней относилась.
Чуть позже, когда чай был выпит, а Эбби с Гадесом еще не вернулись, они сидели с Персефоной в одной из гостиных. Он учил ее словесным играм, когда в комнату вошла Луиза.
«Немного пугает», с точки зрения Амона, были очень слабыми словами. Луиза напоминала о старом черно-белом фильме «Я гуляла с зомби», глыбе льда и монстре Франкенштейна — причем разом. Он понимал, что преувеличивает, но ничего не мог с собой поделать.
Через пару минут, пока Персефона общалась с Луизой, Амон смог понять, что именно привело его в такой ужас. В конце концов, Луиза и раньше была спокойной и уравновешенной, а если теперь она не улыбалась, то что с того?
Но от нее несло не холодом. Скорее уж, черной дырой. Чем-то, что может поглощать тепло, свет, но никогда не возвращать обратно, не создавать самой.
Слушая Анубиса в кафешке Дуата, Амон не мог не вспомнить Луизу, которую видел. В рассказе Анубиса она казалась почти прежней, только чуть более молчаливой и холодной.
Амон не сомневался, что именно так Анубис ее и воспринимал. То ли потому что сам был богом смерти, не так ощущал эту бездну… то ли потому что не хотел видеть этого в Луизе. Ее сознание ведь и правда осталось прежним.
— Ей не хватает энергии, — сказал Амон. — Ее душа вернулась не полностью, ей нужна подпитка чужой жизнью. Или конкретно твоей.
До этого никто не возвращал мертвецов, так что опыта у Амона правда не было. Но он ощущал черную дыру внутри Луизы. Ей нужна энергия, чтобы чувствовать себя прежней. Вот только ей вечно будет не хватать: невозможно чужой жизнью достроить часть своей души.
Анубис пожал плечами:
— Она не взяла много.
Он и Гор сидели за пластиковым столиком, друг напротив друга, Амон стоял перед ними, облокотившись на стойку. Он не заметил момента, когда перед братьями появилась зажженная свечка в виде тыквы, а лес за окном как будто потемнел. Тут не существовало дня и ночи, значит, Дуат отозвался на желание кого-то из них.
Гор едва заметно хмурился, сцепив руки на столешнице.
— Почему ты не говоришь всего?
Анубис в удивлении вскинул брови, ожидая продолжения.
— Ты же знаешь, — сказал Гор. — Она не богиня, поэтому никогда бы не исчезла, как мы. Но и не человек — Луиза не смогла бы существовать в загробном мире. Любом из них. Только часть ее души. Она стала бы такой же тенью, просто на дорогах Дуата.