***
— Слушай, Клем, — через какое-то время шепотом позвал Шон, наконец набравшись сил начать с девушкой личный, свой диалог. Клементина тут же откликнулась, подняв голову и посмотрев юноше напротив прямо в глаза. Она словно ждала, когда Шон обратится к ней — будет готов, потому теперь, услышав заветные пару слов, Клементина вся обратилась во внимание — в слух. Склонив голову набок, она внимательно смотрела на парня и слабо улыбалась. Однако, юноша медлил. Щурясь, Шон прокручивал в мыслях десятки вопросов, которые хотел задать Клементине, и тем не менее правильного — самого главного — не находил. Столько всего хотелось услышать, узнать, что сам Шон не понимал, с чего ему стоит начать. И тогда Клементина бережно взяла инициативу в свои руки:
— Ничего, я понимаю, не торопись, — только проговорила она и, поднявшись со своего места, тихо, практически беззвучно отошла ближе к открытой двери грузового вагона. Даниэль в это время все так же мирно спал, потому, дабы не разбудить его, она осторожно опустилась на пол, свесив ноги через край. Впереди изредка мелькали хвойные деревья, укрытые темным, ночным покрывалом. Подняв взгляд, Клементина заметила чистое звездное небо над головой, и все же она продолжала молчать. Шон тем временем так и сидел, не решался к ней подойти, и тогда девушка внезапно заговорила: — Ты упоминал корабль. Дельту. Что ты знаешь об этом? — перешла она сразу же к делу, чему Шон удивился. Видимо, девушка не терпела ходить вокруг да около. Осторожная, но все такая же прямолинейная. И хорошо.
— Дельта — община, напавшая на Эриксон — школу-интернат, где находится — находилась — параллельная ты. Лилли руководила операцией, а тот самый корабль — это временная база Дельты. Клементина, вместе с другими, собиралась брать ее штурмом, — вкрадчиво выложил Шон, не упуская ни одной детали. — Это все, что я знаю о Дельте. А что известно тебе?
Клементина глубоко вздохнула и опустила голову. На коленях у нее лежал ее любимый рюкзак, который девушка бережно обнимала, словно искала поддержки. От Шона не укрылось настроение Клементины. Она была подавлена и в то же время напряжена, словно юноша озвучил те слова, которые девушка вовек не хотела бы слышать. Он, словно палач, вынес приговор и теперь ожидал последних слов своей жертвы. Клементина горько усмехнулась и обернулась к Шону, встретившись с ним глазами.
— Ты тоже был там, — тихо произнесла она и прыснула, словно сказала что-то смешное. Шону, однако, было совсем не до смеха. Он знал. Интуитивно, но он предполагал, что девушка скажет что-то подобное. Это было очевидно, они оба знают о Дельте, о корабле, а как иначе они могли знать об этом — только, если их версии из апокалипсиса оба находились где-то по близости. Ну, конечно. Клементина встретила тяжелый взгляд Шона неизменным улыбчивым. — Смешно получается. Так вы тоже потеряли связь после той ночи, когда «альтернативная-я» встретила «альтернативного-тебя»? — покачала головой она и игриво вздернула бровями.
— Что смешного? — не совсем понял юноша и нахмурился. Настроение девушки Шону совершенно не нравилось, словно она специально говорила так безразлично, с такой усмешкой. Вопрос только: зачем?
— «Что смешного»… — а что должно быть грустного? — неоднозначно проговорила она и отвернулась. Шон замер, в удивлении посмотрев на девушку, но Клементина не обращала внимания. — Это ведь очень забавно, так ведь? Ты — рейдер из Дельты, она — тот взбунтовавшийся подросток из Эриксона. И пропасть из приказов, условностей и непонимания между вами, — тихо, словно обращаясь вовсе не к Шону, говорила Клем и смотрела в точку перед собой. Она много думала, видел Шон, но, кроме того, девушка аккуратно подбирала слова. Что-то скрывала за всеми этими образами и громкими фразами. Юноше никогда не нравилось подобное отношение. Шон предпочитал людей, которые говорят прямо, искренне, без утайки. Не выбирают информацию, а выдают ее открыто. Что на сердце, то и на языке. Эта Клем поступала иначе, потому, не выдержав, Шон перебил:
— Предположим так. «Забавно», да. Но давай разберемся. Какое видение было последним, ты помнишь? — напрямую спросил он. — Ты видела себя? Видела тот штурм? Хоть что-нибудь?..
— Нет, — просто ответила девушка и выпрямила спину. — Последнее, что я помню, это как Шон патрулировал палубу, было утро. Помню, как Лилли — главная — проводила инструктаж, акцентируя на том, что «эти дети не такие простые, как кажутся». Помню, как она просила всех выспаться и приготовиться, ведь «рано или поздно паршивцы могут попытаться отнять свое». И все. Больше ничего — ни намека, ни подсказки. Видимо, в ту ночь все и случилось. Я не понимаю! — в один момент девушка вздернула плечами, и это движение показалось Шону таким искренним и настоящим, что он тут же забыл о прошлых претензиях. Юноша видел, как Клементине больно и неприятно говорить об этом; она словно пыталась отмахнуться, стряхнуть свои переживания, и тем не менее девушка не останавливалась: — Правда, я просто не понимаю. Что должно было произойти, чтобы все сложилось вот так?.. — она глубоко вздохнула и зарылась пятерней себе в волосы, словно это движение могло ее успокоить. — Наш последний «разговор» с Шоном, если так вообще можно назвать, — это настоящая катастрофа. Я не знаю, честно. Вот, Шон, представь, — Клементина обернулась к юноше, и тогда тот заметил в ее янтарных глазах истинные эмоции — тревогу и беспокойство. Девушка была растеряна, она хотела высказаться ему, поэтому Шон не осмелился перебивать. А Клементина тем временем продолжила, все так же шепотом говоря неясными фразами: — Серьезно, просто представь такую ситуацию. Целыми месяцами ты пытаешься добиться хоть какой-то реакции от человека, хоть какой-то эмпатии, интереса к себе. Ты долбишься и долбишься в условно закрытую дверь, стучишь, звонишь, пытаешься докричаться, а никто не открывает. И вот спустя столько времени ты наконец получаешь хоть какой-то ответ. Малейший. И ты этому так рад, что не можешь найти себе места. Ты понимаешь: наконец-то я добился своего, и, ведомый целью просто не потерять эту возможность, решаешься на отчаянный поступок — остаться. Ты терпишь все злые слова, терпишь все неприятные выходки и в конце концов добиваешься от человека какой-то искренности. Решаешься влезть дальше, зацепиться за что-нибудь и в конце концов оступаешься, сказав одно слово неправильно. Одно! А на следующий день, когда осознаешь, что облажался, уже становится поздно. Человек пропал, а двери закрылись. Окончательно. М? Что думаешь?! — не выдержала девушка, выдав все и сразу.
Шон, мягко говоря, удивился. Мягко говоря, на деле же он был просто в шоке. Уставившись на девушку перед собой, юноша пытался подобрать правильные слова, чтобы ответить, но, по сути, он даже не понимал, как на такое надо отреагировать.
Удивиться? — Он удивился.
Посочувствовать? — А чему посочувствовать-то? Он так и не понял.
Попытаться вникнуть, узнать, а о чем Клементина вообще говорила? — Нет, этим он может все только испортить. Девушке и так было неприятно говорить обо все этом, так еще и Шон начнет давить своей настойчивостью и любопытством. Тогда что ему делать?
— Прости, — выдохнула тем временем Клементина и отвернулась. — Я не должна была срываться. Прости, — снова повторила она и крепче сжала рюкзак, принявшись теребить пальцами нашивку буквы «D».
— Тебе не за что извиняться, — наконец ответил Шон и, все-таки покинув свой укромный угол, подошел к Клементине, опустившись рядом с ней на край возле двери. Он так же, как и она, свесил ноги и обратил внимание на девушку. В лунном свете черты лица Клементины производили совсем другой эффект. Она показалась Шону потерянной, сломленной, слабой. Не милой и безобидной, какой она представала перед ним днем, а одинокой. Ночь расставляла все на свои места, как и в случае с настоящей Клементиной. Шон помнил, как девушка по ночам любила сидеть у костра. Сильная и смелая днем становилась оставленной, опечаленной ночью. В этом они были похожи. Как и раньше, Шона стало одолевать желание коснуться девушки, приобнять ее, показать, что она всегда может найти в нем поддержку. Шон до сих пор помнил свое желание утешить Клементину, но сейчас он медлил, не решаясь сделать первый шаг. Юноша понимал, что, несмотря на схожую внешность, перед ним сидел чужой человек, и из-за этих сомнений Шон осмелился только сказать: — Расскажи. Все держать в себе очень трудно, выскажись — и тогда, возможно, я смогу тебе помочь. Хоть чем-нибудь. Просто сейчас я не понимаю, — заключил он и пожал плечами, устремив взгляд вперед, туда, где широкое ночное небо встречалось с неровной линией горизонта. Клементина так же смотрела вдаль, стараясь не обращать внимание на рядом сидящего юношу. Хотя она и хотела с ним поговорить, она все равно стеснялась Шона. Странные чувства. С одной стороны ты понимаешь, этому человеку можно доверять, ты узнаешь его взгляд, его улыбку, его голос, и тем не менее ты его не знаешь, не понимаешь, как он может отреагировать.
— А что я должна говорить? — наконец спросила Клементина и вздохнула. — Понимаешь… — не знаю, как это объяснить, — но ты совершенно не похож на того Шона, к которому я привыкла. Это доходит до крайности какой-то. Ты, наверное, думаешь обо мне так же, — нахмурилась она, и Шон поспешил ответить, кивнув. — Вот именно. Ты из параллельного мира и ты, вот какой есть сейчас, — два разных человека. Шон другой. Вот, в сравнении с тобой, он очень закрытый человек. Угрюмый, отчаявшийся. Когда связь только возникла, я впервые сбежала из дома. Мне было не к кому обратиться, я осталась одна, но я понимала, что поступаю правильно. Дома мне было плохо, неуютно, а здесь — в свободном мире — это совершенно другие ощущения. Я выбралась на волю. Но в то же время я почувствовала, что я не просто забытая родителями девочка, я поняла, что на самом деле все еще хуже. Объективно, ты не нужен никому в этом мире, люди вокруг не замечают тебя, всем плевать. Ну и что, что ребенок, которому даже четырнадцати еще не исполнилось, слоняется по улице, почти ночью, один. И вот в такой период моей жизни появился Шон. Я видела в нем шанс отвлечься от собственных проблем, я быстро привязалась к нему, к его жизни, к этим снам. Но ему все это время, пока я ломала голову, переживала, было как будто плевать на связь, на все сны, на меня. Нет, он не плохой, ты не подумай, просто он… отрешенный?.. Наверное. Он через многое прошел, не представляю, кем нужно быть, чтобы суметь вытерпеть все это. Это самый сильный человек, которого я только знаю. И тем не менее он недосягаемый. Сколько бы я ни пыталась, он не воспринимал меня, не хотел даже попробовать понять или услышать. Ему просто это, будто… было не нужно никогда. И вот недавно, всего пару дней до того, как связь пропала, он открылся мне. Наконец принял факт, что мы связаны, что я тоже живой человек. И я это все так… — Клементина вскинула руками, — так тупо испортила.
— Что случилось?
— Случилась моя любопытность, — горько усмехнулась девушка и повернула голову к Шону. В янтарных глазах юноша обнаружил смутную грань между истеричной радостью и сжимающим легкие отчаянием. Клементина попыталась улыбнуться, заметив волнение в глазах Шона, и продолжила: — Все из-за Даниэля.
— Даниэля?
— Да, Даниэля, — голос девушки надломился, и она поспешила отвернуться, сжав со всей силы кулак, дабы скрыть дрожь в руках. — Или нет. Не Даниэля. Из-за семьи. Я посчитала нужным поделиться с Шоном своими переживаниями насчет родителей, рассказала о своих радужных детских воспоминаниях, которые разбились о настоящую действительность. Они меня не любили, или любили, но просто не умели показывать эту любовь. Слишком заняты. И я решила спросить Шона о его — о твоей — семье. Мне всегда было интересно, кто его близкие люди, где они и так далее…
— А он один?.. — шепотом спросил Шон и нахмурился. Краем глаза посмотрев на Даниэля, свернувшегося в клубочек и крепко обнимающего игрушку, прихваченную им еще из хижины в лесу, Шон не смог сдержать своего волнения. В его взгляде отразилась искра мимолетного страха.
— Даниэля с ним нет, — заключила девушка, поняв, что Шон и без того догадался. — Шон вступил в Дельту, как я поняла, не от хорошей жизни. Он не хотел делиться со мной, но невольно стал прокручивать в голове воспоминания, и я все видела. Когда Шону было шестнадцать, как тебе сейчас, Даниэль тяжело заболел, была зима, а лекарств у них не было. Они были сами по себе, выживали самостоятельно. Да, Шон пытался помочь Даниэлю, они искали помощь, хоть что-то за что могли бы зацепиться, но в итоге ничего не вышло, — выдохнула Клементина, а Шон тем временем молча прожигал пустоту перед собой. Апокалипсис начался, когда ему было десять лет. Даниэлю тогда было вообще три года — три! И они протянули так долго, думал Шон, и все равно… — Даниэль не смог, — заключила Клементина. — Болезнь сморила его, и Шону, когда ничего не осталось, пришлось…
— Нет…
— Он его застрелил! — с надрывом прошептала Клементина, не выдержав. Ногтями вцепившись в рюкзак, она старалась сдержать непрошеные слезы, но ничего не получалось. Все эмоции, что девушка скрывала еще с утра, вырвались наружу. Клементина дрожала, а Шон не знал, как ей помочь. Он сам в шоке пытался переварить эту информацию. Шон не мог этого сделать. Ни один, ни второй. Но Клементина продолжала разубеждать: — Я видела, с какой любовью тот Шон относился к Даниэлю, он вспоминал это так. Шон был совершенно другим, не таким, как в Дельте. Он был любящим, открытым, но случившееся с Даниэлем сломало его. И я об этом напомнила. А потом еще и ярмарка… — Клементину уже откровенно трясло, она говорила рвано, путалась в словах, и тогда Шон придвинулся ближе и приобнял девушку, позволяя ей вцепиться в его куртку.
— Тш-ш-ш, — успокаивающе прошипел юноша, мягко поглаживая девушку по спине, но она, казалось, вообще не замечала его попыток успокоить.
— И на ярмарке. Когда я увидела тебя и Даниэля, я не знаю, у Даниэля такие чистые глаза, такой добрый взгляд, а я смотрю и вижу только тот вечер, когда он… — девушка снова дернулась в руках Шона. — После этого Шон изменился. Он стал жестоким, закрылся ото всех, ты не представляешь, что он делал в Дельте. Я столько раз видела, как он убивал, не ходячих… людей, вообще без задней мысли, с таким хладнокровием. Это страшно. Ты не представляешь… И я боюсь, что… Если ты говоришь, что Клементина хотела проникнуть на их корабль, то он же ее… Он точно мог бы… — Клементина замолчала, не в силах озвучить главное свое предположение — главный свой страх — вслух. Шон слушал ее, но слова в голове не укладывались. Только юноша представлял себя на месте того Шона, как его передергивало. Он помнил о том, каким стал мир в апокалипсисе, люди шли на отчаянные поступки, но себя в таком мире он упорно не мог представить и Даниэля… Он убил его, застрелил ребенка, младшего брата, Даниэля. А после хладнокровно резал и других, воюя за Дельту. Шон видел человеческие смерти, тот же отец… Но он никогда не убивал. Он никогда не видел, как убивают намеренно. Какие чувства человек испытывает в эти моменты. Даже с Клем. Сейчас, сидя с ее альтернативной версией, утешая ее, единственное, о чем мог думать Шон, — это его Клементина. Юноша прокручивал в голове все дни, что они были вместе, и упорно не мог вспомнить, чтобы Клементина убивала кого-то. Не уже мертвого, не ходячего, а живого, дышащего человека. При нем — никогда, но это же не значит, что она вообще не убивала. Шон замер, отчаянно думая. Он всегда считал, что знает Клементину лучше кого-либо, но сейчас вдруг понял, что на самом деле это не так. Как альтернативная Клементина видела в альтернативном Шоне только то, что он ей показывал, так и настоящая могла поступать так же. И тем не менее, даже если Клементина от него что-то скрывала, Шон все равно был в ней уверен, он знал, на что девушка способна, а на что нет.
— Встреться они, он бы ее не убил, — спустя время тихо произнес Шон, и его на секунду пронзило уверенностью. Точно. Тут что-то другое. Он чувствовал несколько недель назад, что Клементина жива, чувствует и сейчас. Да и сама девушка не позволила бы даже Шону себе навредить. Она выше этого, сильнее. — Я чувствую, что она жива, — наконец выдохнул юноша, и в этот момент Клементина, уткнувшаяся Шону в плечо, резко отстранилась, заглянув тому в глаза. — Я не знаю, это на уровне просто чутья. Шон бы ее не убил. Не смог бы. Я верю в нее.
И тут Клементина рассмеялась. Тихо, чтобы не разбудить Даниэля, и все же. Шон непонимающе посмотрел на девушку, но ничего не сказал.
— Даже сейчас, — через смех проговорила Клем. — Даже сейчас ты так о ней говоришь, — она улыбнулась, стараясь спрятать бывшие слезы. — Видимо, она и правда такая. Или еще лучше. Кто знает. — Шон нахмурился, почувствовав в словах Клементины какой-то скрытый подтекст, но внимания на том заострять не хотел. — Нет, правда. Я не знаю, как объяснить, но… ты хороший человек, Шон. Серьезно. Ты так говоришь о той Клементине, с такой теплотой, верой. И причем я вижу, что ты говоришь искренне. Ты ведь ее любишь. Не важно, что ты там говорил Даниэлю про «хорошие друзья», но я вижу, что ты ее любишь. Так, как мой Шон никогда бы не полюбил меня… Он меня ненавидит.