— Они — ангелы, — устало отозвалась вдруг Татьяна, одним коротким, мимолетным замечанием лишив меня, как всегда, любого шанса на легкую победу.
— Татьяна! — простонал я, кляня себя за все те усилия, которые я затратил на то, чтобы убедить ее в том, что мне любые героические подвиги по плечу.
— Они… кто?! — вытаращил на нее глаза Игорь.
— Ангелы, — повторила Татьяна, привычно не обратив никакого внимания на мой отчаянный призыв. — Оттуда, — воздела она указательный палец к потолку. — Тоша с твоим отцом — ангелы-хранители. Направленные хранить Галю и меня соответственно.
— А ты кто? — спросила Дарина, недоверчиво глядя на Максима.
— Я — представитель альтернативного течения, — чопорно ответил тот. — Но также небесного.
— Ну, конечно, — хмыкнул Тоша, — он до самого конца будет всем пыль в глаза пускать.
— А этот? — мотнул Игорь подбородком в сторону своего все еще находящегося в бессознательном состоянии наблюдателя.
— Это — ангел-наблюдатель, — ответила Татьяна, пресекая взглядом мою попытку остановить ее. — Вы родились у нас, как рождаются все дети — долгожданными и любимыми. Но вы только наполовину люди, и ангелы тоже наполовину. И они там, — она снова ткнула пальцем в потолок, — никак не могут решить, кем вас считать. Поэтому и наблюдают за вами с самого рождения. Мы сделали все, что могли, чтобы вы росли обычными человеческими детьми, и чтобы от вас отстали, но, видно, не такая ваша судьба… — Она вздохнула, и обратилась уже только к Игорю: — Я думаю, что отец всех нас и на этот раз отстоит, но вы уже достаточно взрослые, чтобы понять, что вокруг вас происходило и ради чего.
— Ладно, — проворчал я, когда Игорь с Дариной обменялись встревоженными взглядами, — отец, конечно, отстоит — ему деваться некуда. Тоша, — перешел я к расстановке боевых единиц по местам, — забирай Дарину и глаз с них с Аленкой не спускай. Максим, ты бы ему помог, а? В невидимости, конечно, — быстро добавил я, когда Тоша рот раскрыл, — у него же двое, и обе девчонки. Игорь, а вот тебе придется…
Меня перебил хор голосов.
— Я с тобой, — безапелляционно заявил мне Тоша.
— Я тоже, — спокойно добавил Максим.
— Дара никуда без меня не поедет! — рявкнул Игорь.
— Я звоню Марине, — уставилась на меня в упор Татьяна.
— Нет! — в ужасе завопил я. — Марине — нет! Ей же весь этот скандал, как коту валерьянка! Она же сейчас вообще все вокруг разнесет! Я не буду отвечать за все, что она здесь натворит! Не буду, я сказал!
— Хм, — задумчиво прищурился Максим, переглянувшись с Тошей, — а вот Киса очень даже может пригодиться…
— Да что он может, Киса-то? — фыркнул я.
— Немного, — нежнейше улыбнулся мне Максим, — как и вы все. Но к детям мимо него никто не пройдет — это я тебе точно говорю.
— Тогда его лучше к Аленке, — вмешалась Дарина, — к нам и так никто не подойдет.
Игорь уверенно кивнул, выставив вперед подбородок.
— Сковородок у нас хватит, — небрежно добавила Татьяна.
— А ты знаешь, — медленно проговорил Максим, — пожалуй, они правы. Маленькая, как будто, и не при чем, но Дарин наблюдатель сказал, что все их вопросы решаются не в личном порядке, а комплексно. Поэтому и на разбирательстве не тебе одному, а всем нам нужно присутствовать — для представления цельной картины. Раз девочка вдали от эпицентра оказалась — хорошо, Киса с ней одной точно отобьется. Нужно бы только его ее наблюдателю представить, и в нужном бы свете, чтобы у него союзник вместо лишнего противника появился.
— Сейчас смотаюсь, — подхватился Тоша.
— Подожди, — остановила его Дарина, — я лучше своего вызову. Он меня послушает и с Аленкиным скорее договорится.
— А ну, давай, — оживился Максим, неприятно усмехнувшись.
Дарина закрыла на мгновенье глаза, и Игорь вдруг вздрогнул всем телом.
— Как ты это делаешь? — выдохнул он потрясенно. — Покажешь?
Она рассеянно кивнула, водя глазами из стороны в сторону. Я метнул в Максима яростным взглядом, он равнодушно пожал плечами.
Через мгновенье в углу кухни ощутилось новое присутствие. Тут же вжавшееся в стену, застывшее в неподвижности и даже дыхание, по-моему, затаившее.
— Извините, пожалуйста, — вежливо обратилась Дарина в его сторону, — у нас к Вам большая просьба…
— И только не нужно немым прикидываться, — едко заметил Максим. — Мы здесь все уже знаем, что временами Вы бываете чрезвычайно разговорчивы.
— Настолько, — добавил Тоша, — что болтаете в присутствии детей как раз о том, что всех нас обязали хранить в строжайшей тайне.
— Что?! — послышался из угла короткий визг.
— Я слышала все, что Вы говорили моему отцу, — твердо и уверенно провозгласила Дарина.
Мне показалось, что через мгновенье у меня на кухне окажется два бездыханных наблюдателя. Что никак не улучшит мои… наши шансы на опровержение показаний первого.
— Как Вы видите, — быстро вмешался я, — с Вашим коллегой произошел несчастный случай. Именно, несчастный, но, поскольку произошел он на рабочем месте, за ним наверняка последует расследование всех обстоятельств. Мы втроем считаем своим долгом принять в нем участие, дав свои свидетельские показания — в частности, о причинах возникновения у детей целого ряда вопросов, что собственно и вызвало спешное появление Вашего коллеги в потенциально опасном месте.
Из угла донеслось тоненькое поскуливание.
— С другой стороны, — перехватил у меня инициативу Максим, — неосмотрительность сотрудника Вашего отдела, спровоцировавшая последующую аварию, остановила дальнейшее углубление детей в неподлежащие обсуждению вопросы, а нас избавила от необходимости давать ответы на их вопросы.
— Вы хотите сказать, — послышался из угла дрожащий голос, — что мне пока не нужно докладывать о том, что они уже осведомлены о своей природе?
— Мы хотим сказать, — произнес с нажимом Тоша, бросив на Татьяну благодарный взгляд, — что присутствующими здесь представителями нашего сообщества не было произнесено ни единого слова, идущего вразрез с прямыми и недвусмысленными указаниями руководства. Будете ли Вы включены в их состав, зависит от Вас.
— В каком смысле? — окреп голосок из угла.
— Нас с минуты на минуту вызовут наверх, — взял я, естественно, на себя практическую сторону договора. — У нас есть опасения, что к расследованию могут привлечь и детей — с целью проверки правдивости наших показаний…
— Не позволю! — зазвенела в голосе наблюдателя начальственная нотка.
— Отлично, — кивнул я, — наши мнения совпадают. В таком случае от Вас потребуется предупредить Вашего коллегу, находящегося при третьем ребенке, о том, что ему в помощь будет направлен один из наших сотрудников — хранитель. Вам тоже, пожалуй, будет лучше остаться с ними — так будет безопаснее.
— Мое место рядом с этой девочкой, — отчеканил наблюдатель, — каким бы оно ни оказалось. И я не допущу нанесения морального и психологического ущерба чрезвычайно перспективному кандидату в члены нашего сообщества.
Тоша с Максимом многозначительно переглянулись, я же только вздохнул, покосившись на нашего, поддающегося, как оказалось, только прямому механическому воздействию, наблюдателя.
— Поймите, — решил я играть по-честному с тем, кто хоть какое-то понятие о достоинстве имел, — здесь может стать жарковато. Дети намерены остаться на земле любой ценой.
— В моем присутствии, — надменно бросил он, — в этом не будет надобности. Я отправляюсь к коллеге, дождусь там вашего сотрудника и немедленно возвращаюсь назад. Всего вам доброго!
Он исчез.
— Я звоню Марине, — повторила Татьяна, и, глядя на меня в упор, добавила: — Потом, когда она отвезет к Гале Кису, она мне здесь будет нужна.
Мне очень хотелось спросить, зачем, но она говорила тем тоном, который я давно уже привык считать знаком, что сейчас с ней спорить нельзя.
— Ладно, теперь еще одно, — обратился я вместо этого к Тоше и Максиму, — там нас наверняка по разным местам рассадят, так что давайте сверим показания.
— А может, веревкой какой обвяжемся, — высказал Тоша гениальную, как всегда, мысль. — Так хоть не сразу растащат.
Максим фыркнул так, что закашлялся — хоть какая-то польза от Тошиного вечного бреда.
— Я лично за внештатников их работу выполнять не собираюсь, — вежливо заметил ему я. — И мы, по-моему, отправляемся туда совершенно добровольно и в полной расположенности к сотрудничеству.
— Хорошо, — легко согласился Тоша, — тогда проверьте телефоны. Мой… — Он шагнул к розетке у стола, — ну, почти зарядился.
Мы с Максимом автоматически глянули на свои телефоны — с моим все было в порядке.
— А какая от них у нас-то польза? — насмешливо бросил Максим, явно намереваясь еще раз фыркнуть.
— С ним, — Тоша ткнул в мою сторону большим пальцем, — и там все работает.
Прочистив горло, Максим больше ничего не сказал.
Бесформенная и бесчувственная кипа под моим окном начала вдруг подавать признаки жизни. Зашевелилась, заерзала, разложилась — как складной нож — под прямым углом, затрясла верхней частью и тут же замерла.
И через пару мгновений в голове у меня зазвучал вежливый, приветливый, оптимистичный, но до невозможности ненавистный женский голос:
— Вы приглашены на заседание контрольной комиссии. Оснований для беспокойства нет, это — рутинная процедура, для ускорения которой следуйте указаниям сопровождающих.
Ого, подумал я, похоже, после всех предыдущих инцидентов меня сочли необходимым предупреждать вместо применения грубой силы. Но глянув на напрягшиеся лица Тоши и Максима, я понял, что открытие переговоров связано с наличием организованного сопротивления.
— Ну все, — бесшабашно усмехнулся вдруг Тоша, широко разводя в стороны руки, — может… На всякий случай?
И не успел я опомниться, как он обхватил меня одной рукой за плечи и рывком притянул к себе. Через какую-то долю секунды мне в плечо ткнулась голова Максима.
— Вот если бы мне кто-то сказал, — натянуто произнес я в Тошин свитер, — что перед серьезнейшим делом я буду со всякими идиотами обниматься…
— Подписываюсь под каждым словом, — донесся от моего плеча язвительный голос Максима.
В кухне ощутилось присутствие. Многочисленное. Похоже, минимум по трое на каждого, мысленно ухмыльнулся я и рывком высвободился из неприличествующих ангелам объятий.
— Поехали, — негромко бросил я и ступил в сторону вновь прибывших.
Игорь резко шагнул ко мне. Я метнул в него яростным взглядом, призывая к молчанию.
— Игорь, Дарина, — послышался устрашающе спокойный голос Татьяны, — пойдите и разденьтесь, наконец. И руки вымойте. Как следует. Ужинать чуть позже будем.
Когда Татьяна говорит таким тоном, даже я не решаюсь ей противоречить. Игорь с Дариной переглянулись и покорно двинулись к выходу, бросив на нас напоследок затравленный, извиняющийся взгляд.
Но напрасно я решил, что прощальная — не навсегда, как я изо всех сил надеялся — сцена этим и закончится. Лишить Татьяну последнего слова — хотел бы я посмотреть на того, кому это удастся.
Когда Игорь с Дариной вышли из кухни, навстречу мне шагнула она. Медленно, нарочито, глядя в упор только на меня. Я опасливо втянул в плечи голову.
— Я тебя предупреждаю, — размеренно заговорила она тем же не допускающим возражений голосом. — В присутствии свидетелей и с тем, чтобы мои слова дошли до всех, кого они касаются. Времени у всех вас есть до утра. Затем мне придется объяснять Гале, твоим клиентам и нашим с Тошей сотрудникам, куда вы все подевались. И я не уверена, что случайно не проговорюсь. Я знаю, что ваше начальство не интересует мнение простых людей, но со мной вполне может что-то произойти — случайно и в твое отсутствие — и тогда им придется меня выслушать. А если меня назад на землю отправят, я все равно все вспомню — Марина мне сегодня расскажет, как. И тогда ее упрямство цветочками покажется — пока мне не дадут слово. Или не распылят.
Татьяна, не вздумай, взмолился я, изо всех сил внушая ей недопустимость столь бесцеремонного давления на руководство в такой ответственный момент. Но, судя по вдруг резко вздернутому вверх подбородку, она вновь пропустила мои увещевания мимо ушей.
Последнее, что я успел рассмотреть — Максим чуть склонил в ее сторону голову. Это он всерьез или дал знать, что обеспечит — по знакомству — максимально комфортные условия распыления? Вот эта мысль и впрыснула мне в кровь нужную дозу адреналина…
Растащили нас еще по дороге. Причем, даже не по комнатам — я лично сразу на допросе очутился. Видно, случай беспрецедентным оказался. К той же мысли меня склонило и количество, и состав вопрошающих — мой руководитель, например, отнюдь не председательствовал, а сидел где-то сбоку и вопросы задавал лишь изредка.
А их было невероятное множество. По всей моей последней земной жизни. С перескоками из ее начала в конец и наоборот. И сыпались они на меня градом, не успевал я ответить на предыдущий — определенно, чтобы сбить меня с толку и заставить проговориться. И повторялись постоянно — они бы еще музыку монотонную включили, в подражание человеческой пыточной музыкальной шкатулке. Хорошо, что я по долгу профессии о ней начитан был. И с руководителем Анабель уже сталкивался.
Я придерживался самых простых, наиболее приближенных к правде ответов. Да, наши дети с рождения проявляли необычные способности. Да, они всегда ощущали наблюдателей. Да, поначалу это вызывало у них интерес. Нет, со временем они свыклись с этим фактом, как с данностью. Да, отстраненность наблюдателей вызывала у нас неприятные ощущения. Нет, мы никогда не предпринимали никаких действий против них. Да, мы поддерживали отношения с представителями других подразделений, если это помогало нам лучше понять нужды детей. Нет, мы никогда не поддерживали в них осознание своей исключительности. Однозначно нет, мы никогда и никоим образом даже не намекали им на причины их отличности. Наоборот, мы всецело старались интегрировать их в человеческое общество. Да, мы способствовали их общению — как друг с другом, так и с другими детьми, как в любой человеческой семье. Нет, мы ни в коем случае не поощряли их интерес друг к другу. Да, мы были даже против их взаимной симпатии…
Несчастный случай с наблюдателем потребовал вообще чуть ли не поминутного отчета. Да, дети узнали, что мы стараемся их поссорить. Да, мой сын взял без спроса машину — у человеческих детей такое случается ежедневно. Да-да, это всецело моя вина — я не закрыл окно, выглянув наружу ему вслед. Да, в тот день было довольно ветрено. Да, ветер был именно в направлении наших окон. И усилился к вечеру. Нет, я просто забыл проверить окно в ожидании возвращения детей. Нет-нет, дети, конечно, заметили случившееся с наблюдателем, но нам удалось отвлечь их внимание выяснением наших собственных отношений. Да нет, я не помню, сколько точно времени это заняло, но вряд ли долго — наблюдатель оказался в отличной физической форме. Да, конечно, я догадывался, что нас пригласят для выяснения обстоятельств, и предупредил детей, что нам троим нужно пойти в гараж, чтобы отрегулировать машину. Нет, честно говоря, я не помню, чью…
Хорошо после полуночи меня отпустили. В ту же самую мою комнату, которая не вызвала у меня ни малейшего чувства ностальгии. Тем более что как только за мной захлопнулась дверь, выяснилось, что она еще и на замок закрылась. Похоже, моя нынешняя степень прегрешения с лихвой превзошла все предыдущие случаи, из которых я давно уже сделал вывод, что уровни неодобрения руководства и ограничения физической свободы находятся в прямо пропорциональной зависимости. Я схватился за телефон, потом рука у меня замерла на месте. А если Тошу еще не отпустили? А если он в телефоне звук не отключил? Даже если отключил — если они заметят, как он дернулся? Вот так, по глупости, выдать им наше чуть ли не единственное преимущество?
Я продержался еще часа полтора. Почувствовав, что эта комната постепенно превращается в пыточную камеру без всякой музыки, я все же набрал Тошин номер — держа палец в полной готовности на кнопке отбоя. Но сбросил меня он. Почему его они так долго мытарят, заволновался я, но через минуту телефон пискнул, и на экране появилось сообщение: «Пиши. Подслушать могут».