Ну да, размечталась — как будто могла такая мелочь остановить ее, когда перед ней вновь — столь приятно неожиданно! — открылись широкие возможности поруководить моей жизнью.
Где-то через полчаса она бросила мне невзначай:
— Да, кстати, Таня, я нашла хорошего доктора. Он у троих моих знакомых девочек консультировал — отзывы самые положительные.
— Мама, ну, зачем? — Я схватилась за голову. — Я же тебя просила! У меня нет никаких оснований…
— Вот я и хочу это от проверенного специалиста услышать, — перебила она меня. — Он и потом тебя к себе в клинику возьмет, чтобы мы не волновались, что тебе недостаточно внимания уделяют. Одним словом, я уже договорилась — послезавтра к двенадцати он будет нас ждать.
— Нас? — охнула я.
— Разумеется, нас, — удивленно глянула она на меня. — Ты, прости меня, вряд ли знаешь, какие вопросы задавать и на что внимание обращать.
— И что, мне опять с работы отпрашиваться? — ухватилась я за последнюю соломинку неукоснительного соблюдения трудовой дисциплины.
— Ну, и отпросишься, — равнодушно дернула плечом мать. — Не гулять же ты пойдешь.
— А что это — у Танечки со здоровьем что не так? — подала вдруг голос Варвара Степановна, переводя взгляд с матери на меня. — Приболела, что ли?
— Да нет, — ответила ей — естественно — моя мать. — Она ребенка ждет, и вот все не могу втолковать ей, что это сейчас — самое важное в ее жизни. Вы же знаете эту молодежь — все они не верят, что с ними может что-то случиться.
У Варвары Степановны глаза загорелись.
— И не говорите, и не говорите! — с восторгом подхватила она. — Вот и у меня сын такой же — как ни позвонит, не успею вопрос задать, как он: «И чего тебе в голову всякие глупости лезут?». А я тебе, Танечка, так скажу, — обратилась она ко мне, — маму грех не послушать, она тебе добра желает. И я теперь вижу, в кого ты такая приветливая и заботливая пошла. Так что, Людмила Викторовна, не переживайте, — вновь повернулась она к матери, — я тут за ней присмотрю, она мне уже — как родная.
Мой ангел видимо напрягся. Почувствовав, что он прямо сейчас — вот прямо сию секунду! — начнет вслух возмущаться узурпацией своих законных прав защитника, хранителя и избавителя от всех бед, я постаралась перевести разговор на менее взрывоопасную тему, но, к моему ужасу, они все же обменялись под конец номерами телефонов.
Когда мы выпроводили, наконец, неистово заботливых представительниц старшего поколения, я устало повернулась к моему ангелу.
— Ну что, понял теперь, каково мне в воскресенье пришлось? — тихо спросила я.
Он ошалело помотал головой. Потом глянул на меня с сочувствием. Потом сочувствие в его глазах сменилось неуверенной задумчивостью. И нет, чтобы она там и осталась!
— Ты знаешь, — медленно произнес он, — бабуле я, конечно, не позволю в нашу жизнь вмешиваться, но твоя мать… Может, она не так уж и не права?
Я чуть не задохнулась — ему на чьей стороне быть положено?
— Нет-нет, — быстро проговорил он, глянув на меня, — я вовсе не одобряю того, что она без тебя решила, к кому и когда идти. — (Кто бы говорил!) — Но согласись — она все же опытнее, и потом — мне было бы как-то спокойнее, если бы я знал, что ты не сама по улицам расхаживаешь…
Я поняла, что потеряла последнего союзника в борьбе с бушующим энтузиазмом будущей бабушки. Ну, конечно — он меня кому угодно на руки спихнет, лишь бы стреножить!
Настроение у меня и на следующий день не улучшилось. А после разговора с Сан Санычем и вовсе упало. Отпустить он меня, конечно, отпустил — в том, чтобы уйти с работы по состоянию здоровья, у нас еще никому отказа не было. Но, согласно кивнув, он вдруг подозрительно глянул на меня и спросил:
— А ты, случайно, не в декрет ли собралась — вслед за Галей?
— Ну…. да, — смутилась я.
— Когда? — нахмурился он.
— Где-то в конце июля, — ответила я, чувствуя, что краснею. Может, мне табличку на шею повесить с постоянно обновляемой информацией о моем состоянии, чтобы больше не приходилось всем подряд на вопросы о моей личной жизни отвечать?
У Сан Саныча просветлело лицо.
— Ну, в июле — еще ладно, — чуть улыбнулся он. — Летом у нас все равно затишье. А на работу когда выйдешь?
У меня чуть челюсть не отвалилась. Откуда я знаю, когда выйду на работу, если еще понятия не имею, когда с нее уйду?
— Не знаю, Сан Саныч, — неуверенно проговорила я. — Через год, наверное…
— И ты через год? — Он прямо подскочил на своем стуле. — А потом выяснится, что и через все три? Я не понимаю — ты же как-то говорила, что у тебя мать не работает! Неужели она с ребенком посидеть не согласится, чтобы ты хоть пару раз в неделю, хоть на полдня на работе появлялась?
Я позеленела. Сначала от злости — когда это я такое говорила, и с какой это стати он это запомнил? Потом от ужаса — мать, скорее всего, согласится. С восторгом — и мне после этого моего собственного ребенка только по выходным и будут привозить, чтобы не забыла, как он выглядит.
— Нет, Сан Саныч, — твердо ответила я. — По крайней мере, первый год я своего ребенка никому не оставлю.
Он немного помолчал и затем снова поднял на меня взгляд. Не менее твердый.
— Татьяна, пойми меня правильно, — заговорил он с расстановкой. — В Галином случае ситуация проще — она такой же менеджер, как и все остальные, и я могу ее работу, и зарплату заодно, пока на всех остальных разбросать. Тебя же заменить некем — значит, придется на твое место человека искать. И не буду врать, — поморщившись, сухо добавил он, — если этот человек с нами сработается, я не стану его увольнять, как только ты решишь вернуться.
— Я все понимаю, Сан Саныч, — тихо сказала я и вышла из его кабинета.
Вернувшись к своему столу, я тяжело опустилась на стул и мрачно уставилась на экран компьютера. Во всем том радостном возбуждении, которое накатило на меня после того, как мои предположения подтвердились, мне как-то не пришло в голову слишком далеко вперед заглядывать. Тут дай Бог, чтобы ближайшие семь месяцев спокойно прошли, без всяких осложнений… Но теперь я задумалась. Кто меня, с маленьким ребенком, на новое место возьмет? Перспектива остаться без работы и превратиться в образцовую жену и мать — точную копию моей матери — мне совсем не улыбалась. А если у моего ангела и в этом вопросе взгляды изменились…
Уважаемые отцы-архангелы, мысленно взмолилась я, я вас очень прошу: если он только заикнется о том, что будет намного безопаснее навсегда заточить меня в доме, немедленно вызывайте его на самое строгое разбирательство. И подержите его как можно дольше в той замечательной комнате-одиночке, чтобы он прочувствовал, как приятно сидеть взаперти и быть отстраненным от всей полноты жизни.
То ли они услышали меня и решили оказать поддержку, то ли моя собственная привычка находить выход из любой ситуации сработала, но в голове у меня вдруг мелькнула интригующая мысль. А ведь и в самом деле — он точно с таким же успехом может бросить свои консультации и оставаться дома с ребенком. Или хотя бы сократить их количество, чтобы мы по очереди на работу ходили…
— Татьяна, что случилось? — послышался справа от меня Галин голос.
Я тряхнула головой. Ладно, до этого еще дожить нужно — пока мне бы завтра от материной активности, разворачивающейся, как тугая пружина, отбиться…
— Ничего не случилось, — успокаивающе улыбнулась я ей. — Мне нужно было на завтра к врачу отпроситься…
— А что — что-то не так? — заволновалась она.
— Да все у меня так, — тоскливо протянула я. — Вот только мать так не считает…
Она вопросительно глянула на меня.
Меня вдруг затопила волна горячей зависти к Гале — которую никто никогда не считал пятилетним младенцем, которой никто никогда не рассказывал, как правильно жить, которой все доверяли и сами тянулись к ней за советом и поддержкой.
— У меня просто руки опускаются! — в отчаянии воскликнула я. — Можно подумать, что у меня в голове ни одной извилины нет! Анатолий вот заявил, чтобы я шагу никуда сама ступить не смела, и мать тоже навалилась, как лавина, не остановишь ее… Она же заранее уверена, что я даже к собственному ребенку с должным вниманием относиться не сумею — будет теперь по врачам таскать, как собачонку к ветеринару, рта раскрыть не даст… А теперь еще и Сан Саныч сказал, что придется ему вместо меня кого-то брать… И если я потом работу не найду, они же все… с радостью… заставят меня дома сидеть и так и будут потом до конца моих дней за ручку меня по жизни водить…
Какое-то время Галя молчала, потом покачала головой.
— Нет, Татьяна, неправа ты, — задумчиво произнесла она. — Я бы, например, совсем не возражала, чтобы обо мне кто-нибудь так заботился. К обычному доктору в очередях этих сидеть… Там такого наслушаешься, что сразу начинает казаться, что и у тебя что-то не так. И если кто и напомнит лишний раз, что нужно делать — так это же только ребенку на пользу! Я вот постоянно то одно, то другое забываю — потом такая паника в голове, прямо в жар бросает.
Я уже пришла в себя, и мне даже неловко стало. Нашла, чему завидовать — Галя ведь не по своей воле совсем одна со своими проблемами осталась! А я еще пожелала, чтобы моего ангела куда-то там отозвали! Это что — я тогда с матерью вообще один на один останусь? У меня мороз по коже пошел. Нет-нет-нет, уважаемые отцы-архангелы, я забираю назад предыдущее заявление! Если он только заикнется о том, что будет намного безопаснее навсегда заточить меня в доме, ни в коем случае никуда его не вызывайте, а пришлите кого-нибудь сюда для серьезного и обстоятельного внушения. В таком разговоре я и сама с удовольствием поучаствую.
— И насчет работы я с тобой, Татьяна, не согласна, — продолжала тем временем Галя. — Не останешься ты без нее — с твоими-то знаниями! Я бы на твоем месте вообще до школы ребенком занималась — тогда и о здоровье его, и о воспитании голова бы меньше болела.
— А что же ты сама Сан Санычу обещала через год вернуться? — с обидой спросила я.
— А у меня выхода другого не будет, — вздохнула она. — Мать на пенсию выходит — на что мы жить будем?
Я в очередной раз подумала, что как-то несправедливо жизнь устроена — каждому почему-то достается именно то, что не ему нужно, а другому. Вот я к самостоятельности рвусь, которой меня все вокруг старательно лишают, а Галя с радостью посвятила бы себя семье и дому, если бы был у нее в этом доме кто-то…
Минуточку! Я покосилась в сторону Тоши, быстро соображая. Свои непосредственные обязанности он, судя по всему, очень даже ревностно выполняет — раз уж у Гали частенько панические мысли возникают, но зря я его, что ли, в видимость вытаскивала? Насколько я помню, дружба их после исчезновения Дениса возобновилась…. он и с работы и на работу Галю сопровождает…. и по хозяйству что-то там делает…. и Галя как будто от его помощи не отказывается…
— А Тоша не предлагал помочь тебе? — спросила я, твердо решив, что если нет, то в самое ближайшее время предложит. — Я точно знаю, что он ради тебя на все готов.
— Татьяна, вот только не об этом! — мгновенно взъерошилась Галя. — Мне без тебя хватает.
Настала моя очередь вопросительно смотреть на нее.
— Я не могу сейчас об этом говорить, — натянуто произнесла она, стрельнув глазами в том же направлении, в котором только что косилась я.
Хм, интересно. Со всеми своими новостями я определенно что-то пропустила. Не хватало еще, чтобы они поссорились — как только я выпустила их из-под своего контроля. На моего ангела можно не рассчитывать — он сейчас, по-моему, обо всем забыл, кроме как надо мной квохтать, да и Тоша всегда больше ко мне прислушивался. Вот он, между прочим, не считает, что от меня ни одной путной мысли не дождешься!
Воодушевившись осознанием собственной значимости — хоть в чем-то! — и ответственности, я быстро спросила Галю: — А когда?
— Не знаю, — поморщилась она. — Честно говоря, я бы хотела с кем-то поделиться, но не здесь. Вот если бы сказать ему, что нам о чем-то своем поговорить нужно, чтобы он с нами на обед не пошел… Или я тебе вечером позвоню, можно?
Я едва сдержала нервное хихиканье. Одно другого лучше! У меня не было и тени сомнения, что разговора наедине у нас с Галей не получится. А то я не знаю этих ангелов! Им только намекни, что возникла необходимость посекретничать — тут же следом увяжутся, и в невидимости! И вечером он наверняка рядом с ней усядется — подслушивать, что это такое она мне сообщить хочет, о чем на работе говорить не следует.
Я вдруг почувствовала, что мрачная подавленность, которая со вчерашнего дня накрыла меня с головой, отступила, сменившись явным приливом сил. Ну, вот — я же всегда знала, что мне просто нельзя исключительно в свои дела закапываться, в которых, ко всему прочему, мне еще и развернуться не дают! Когда человек знает, что он кому-то нужен, что без него просто никак не обойдешься, у него и настроение поднимается, и силы удесятеряются. А сейчас без меня двустороннюю встречу действительно никак не провести — Галя не знает, что Тоша каждую минуту вокруг нее околачивается, а Тоша не знает…. что ему не все знать нужно.
— Галя, чего тебе сейчас хочется? — спросила я, дрожа от бешено заработавшего воображения.
— Что? — переспросила она, захлопав глазами.
— Ну, чего тебе хочется скушать? — пояснила я. — Такого, чтобы в кафе не было? И во всех ближайших магазинах тоже. Лучше — в супермаркете, до него минут пятнадцать ходу. И назад столько же, — многозначительно добавила я.
Она прыснула, глянув на меня с восторженным восхищением. О, другое дело — давненько меня такими взглядами не баловали.
— Фиников, — мечтательно протянула она.
Воображение прибавило оборотов.
— Значит так, позовешь его… Не сейчас! — зашипела я, когда она послушно повернулась к Тошиному столу. — Минут за десять до обеда, а то прямо сейчас сорвется — ничего не успеем. Сделай вид, что тебе ужасно неловко его просить…
— А если не пойдет? — с интересом спросила Галя.
— Пойдет — беременным нельзя отказывать, — уверенно заявила я. — Можешь добавить, что их мне врач порекомендовал — тот, моей матерью проверенный. — Надо же хоть какую-то пользу из моих терзаний извлечь!
Оставшееся до обеда время мы с Галей провели в дружном вдохновенном труде. Лишь только изредка обмениваясь заговорщическими усмешками. Вот насколько все же лучше чувствуешь себя, когда я тебя есть, куда применить свои силы, и никто не страхует каждый твой шаг, словно подталкивая тебя к мысли, что сам ты никогда на ногах не удержишься! На катке еще ладно… И то — мне получаса хватило, чтобы освоится…
Конечно, Тоша согласился — хотела бы я посмотреть, как он вверенному ему человеку, да еще и беременному, в столь ничтожной просьбе откажет! Тем более что он этого человека не просто так, без надзора оставит, а очень даже в моем обществе. А я ведь — не мой ангел, на меня всегда положиться можно…
Правда, был один момент, когда он напрягся, и глаза у него забегали — старательно склонившись над каким-то каталогом, я скосила глаза в их сторону, чтобы не пропустить момент, когда мне, возможно, придется вмешаться и склонить чашу весов Тошиных колебаний в нужную нам с Галей сторону.
Не пришлось. После минутного раздумья он кивнул Гале и тут же подошел к моему столу.
— Татьяна, тут такое дело, — нерешительно начал он.
— Да? — Я с видимым усилием оторвалась от каталога. — Что случилось?
— Меня Галя попросила в магазин сходить, — негромко объяснил он, просительно глядя на меня. — За полчаса, думаю, обернусь. Но обед же… — По лицу у него волной прокатились мучительные сомнения. — Сможешь с ней в кафе пойти? В офисе, на бутербродах, вам оставаться нельзя…
— Да конечно, Тоша — какие вопросы? — с готовностью кивнула я. — Мы и тебе закажем, чтобы ты тоже без обеда не остался… — Он скрипнул зубами. — За полчаса, говоришь, справишься? — решила я уточнить, каким временем мы можем располагать. На всякий случай. С него станется бегом сбегать, как тогда — за машиной Дениса, в которой он Галю к себе домой увез.
— Может, и быстрее, — с надеждой в голосе ответил он. — Только я тебя очень прошу: на улице скользко, хорошо смотрите под ноги. А то мне Анатолий голову оторвет…
— Обязательно! — Я выставила в улыбке все имеющиеся зубы. — И ты не волнуйся — он меня уже научил на льду держаться…
Как только Тоша скрылся за углом нашего офиса, мы с Галей со всех ног кинулись в кафе.
Ни разу даже не поскользнувшись.
Заказ в кафе не занял и минуты — мы там уже давно постоянными посетителями стали.