Самые свежие продукты питания следовало, однако, искать загородом, поближе к производящей их земле. Я сказал, что подумаю. Я смолчал, даже когда мне пришлось однажды вечером тащить наверх мешок картошки, привезенной нам без нашей просьбы и малейшего предупреждения. Но когда она предложила мне бросить Татьяну на полдня, чтобы привезти — Бог знает откуда! — пару литров парного молока… и заодно узнать, где там, поблизости ожидается свежее убитое мясо… и, наверное, еще и посмотреть, как его убивают…, я не выдержал.
Я вывел ее в коридор и очень вежливо — сдерживаясь изо всех сил — объяснил ей, что вполне в состоянии проследить за тем, чтобы Татьяна полноценно питалась, что отдых и спокойствие не менее важны для нее, чем любая свежатина, и что мне кажется недопустимым все чаще и чаще оставлять ее один на один со всеми домашними делами.
Пару дней все было спокойно.
Затем бабушке вновь срочно потребовалась пачка масла, и она напросилась поехать за ней вместе со мной. Я, глупый, даже обрадовался — вот хоть раз не будет без меня с Татьяной секретничать!
Одним маслом дело не обошлось. Бабуля принялась деловито семенить от одного отдела к другому и останавливаться возле каждого, обмениваясь с продавщицами вопросами о здоровье и делах вообще. Мне пришлось тащиться за ней — не выволакивать же ее за шиворот на улицу! И всякий раз она заканчивала обмен новостями торопливой фразой: «А вот это, Любочка (Манечка, Юлечка…), мои самые близкие соседи. Вот сейчас ребеночка ждут — так ты уж им, как приходят, подскажи, что у тебя самое свеженькое!» — после чего радостно улыбалась и мгновенно устремлялась к следующему прилавку.
В первый раз я просто остолбенел. Во второй — даже не успел вмешаться. В третий — перебил ее, едва сдерживаясь, чтобы не заорать:
— Варвара Степановна, Вам еще что-нибудь нужно?
— А вот в овощной еще, — просияла она. — Можно Танечке киви купить — очень полезные, я слыхала…
Я решительно взял ее под локоть, подвел к кассе и вытащил портмоне. Она всю дорогу еще что-то причитала — я молчал. Разжать зубы мне удалось, только когда мы уселись, наконец, в машину.
— Варвара Степановна, зачем Вы это делаете? — с трудом выдавил я из себя.
— А что такое? — забеспокоилась она, округляя глаза. — Я же как лучше хочу… вот познакомить с девочками, раз уж случай такой выпал…
— Варвара Степановна… — Честно говоря, никогда в жизни я еще так не гордился своей выдержкой. — Я хожу в этот магазин каждый день. Как Вы прекрасно знаете. Вам не приходило в голову, что мне уже как-то случилось… самому… раззнакомиться?
— Ну, уж нет! — радостно замотала она головой. — Одно дело — просто каждый день ходить, а другое — по имени обратиться, о житье-бытье спросить… Отношение совсем другое будет, как к своему.
Я вспомнил наших французов и их прогулки по местному рынку. Честно говоря, у них там тоже целый ритуал был — не просто «купил — продал»… Но, с другой стороны, их же никто за ручку не водил, представляя, как своего нового рассыльного…
— Варвара Степановна, — твердо сказал я, — спасибо, что познакомили, но отныне я все покупки буду совершать сам.
— Да что ты, что ты! — замахала она руками. — Когда это я навязывалась? Но раз уж так сегодня сложилось, я тебе еще пару слов хотела шепнуть. Про Танечку.
Я навострил уши.
— Что-то я заметила, — доверительно начала она, — что она в последнее время какая-то невеселая ходит…
Я еще больше напрягся — что я опять проворонил?
— И ты тоже, — остро глянула она на меня, — каждый второй день надутый, как мышь на крупу… — Она пожевала губами и решительно добавила: — Так ты это брось.
Хорошо, что мы еще с места не сдвинулись — точно во что-нибудь врезался бы.
— Что я должен бросить? — От удивления я даже не разозлился.
— Если у тебя на работе что приключилось, — назидательно проговорила она, — так это там и оставь, домой не неси. Тебе сейчас домой нужно с улыбкой приходить и с добрым словом — Танечка должна каждую минуту видеть, что все вокруг нее радуются и ее своей радостью согреть хотят.
Так, я — психолог. Я — психолог. Я каждый день на работе сталкиваюсь со всевозможными конфликтами, и еще ни разу не было, чтобы я не нашел из них выхода. Как я там своим клиентам советовал? Кричать — глупо, нужно вести диалог. И именно вести — не высказывая свою точку зрения, а задавая наводящие вопросы, ответ на которые очевиден и прозвучит из уст противной стороны.
— Варвара Степановна, — заговорил я мягко и рассудительно, — подумайте сами. Чтобы создавать Татьяне радостное настроение, мне нужно хотя бы рядом с ней находиться. Как же мне это сделать, когда я каждый вечер должен ее одну оставлять? Как же мне ее из магазина-то теплом согреть? Как Вы думаете?
— А вы вот еще и гулять совсем не ходите! — тут же зашла она с другой стороны. — А ей было бы приятно с мужем вечером по свежему воздуху пройтись…
— В магазин, после рабочего дня? — твердо стоял на своем я. — Или в деревню за молоком — полдня в машине со мной трястись?
Старушка заморгала.
— Так что давайте, Варвара Степановна, договоримся, — улыбнулся я, чувствуя, что профессиональные навыки начинают давать результат, — за покупками я буду ездить сам и один раз в неделю. А Вы уж заранее подготовьте список того, что Вам нужно. И — отдельно — того, что Вы нам посоветуете, мы Вам только благодарны будем. Когда прогуляться пойдем — в свободное время.
— Конечно-конечно, — закивала она с влажно заблестевшими глазами, — как скажешь, милый. Только ты уж не сердись на меня, если что — память-то уже совсем не та у меня…
Так, по-моему, если я и добился успеха, то определенно не ошеломляющего. Нужно будет для работы запомнить — сосредотачиваясь на лобовой атаке, нельзя и о флангах забывать. Взять бабулю с собой в магазин еще пару раз, что ли — для приобретения навыков обходного маневра? Уж слишком виртуозно вбила она мне в сознание мысль о моей собственной мрачности. Странно, я за собой такого не замечал. Может, со стороны виднее? Так Татьяна, вроде, не жалуется. Она, правда, опять какая-то рассеянная стала… И когда, спрашивается, ей со мной о чем бы то ни было говорить, если я с Тошей чаще в последнее время по душам общаюсь? Но не спрашивать же у него…
Не пришлось. Прямо на следующий день Тоша, как истинный друг, с чисто ангельской непринужденностью рассеял мои сомнения в пух и прах — в том смысле, что мои сомнения совершенно не стоят того, чтобы из-за них голову себе сушить.
Я в тот день примчался в офис пораньше и тут же направился к Татьяне — создавать радостную атмосферу.
— Я уже здесь, — шепнул я ей на ухо, чуть пожав ее незанятую мышкой руку.
— Не мешай, — проговорила она уголком рта, ни на миллиметр не повернув ко мне голову, — мне еще три письма сегодня отправить нужно.
Обидевшись, я отошел к Тошиному столу и устроился на самом дальнем от прохода его краю.
— Привет, — буркнул я, внимательно приглядываясь к Татьяне. Да нет, я бы не сказал, что она невеселая — обычное, рабочее, сосредоточенное выражение лица.
— О, а чего мы сегодня опять рычим? — вместо приветствия поинтересовался Тоша.
Я резко выпрямился. Что значит — опять?
Он услышал мой мысленный вопрос.
— Да ты в последнее время какой-то… — Он замолчал в поисках подходящего слова. — К тебе хоть и не подходи — того и глядишь, бросишься.
Интересно-интересно… Может, прямо с него и начать? В кризисной ситуации, правда, не стоит делать то, что от тебя ожидают. А то, если я на него сейчас брошусь, он больше ничего говорить не будет. Некоторое время. Пока в сознание не придет. А мне бы хотелось послушать, какой я еще в последнее время…
— Да что ты, Тоша! — вкрадчиво отозвался я. — Жизнь у меня просто… насыщенная, времени на болтовню нет. Тебе вот белой завистью завидую, — мстительно добавил я.
— Серьезно? — усмехнулся он. — Так, может, прекратишь завидовать, а просто возьмешь и расскажешь, чем это ты свою жизнь до белого каления насытил?
Я насытил? Вот спасибо — дождался признания! Как же мне не нравилось, что меня постоянно на задний план отодвигают — вот и распишись в получении места в самом центре внимания. Критического, разумеется. Братцы, не ищите больше крайнего, если что не так — вот он я, сам себе оплеух надаю, только команду дайте! И хоть бы кто спросил, каково мне земные заботы с ангельскими совмещать, да еще и одной рукой — второй нужно мину жизнерадостную на лице придерживать!
— Да зачем тебе моя головная боль? — непринужденно отмахнулся я. — Своих, что ли, дел нет?
— Да хватит тебе хорохориться, — спокойно произнес Тоша. — Давай — рассказывай, что случилось. Сам ведь говорил, что нам общение нужно. Для пользы дела.
Точно — говорил. Когда нужно было его уму-разуму учить. Не хватало еще, чтобы он со мной начал наставника изображать… Мне ведь и там, наверху поручили опытом с ним делиться, а не неприятностями…
— Не знаю я, Тоша, о чем ты говоришь… — рассудительно начал и, и вдруг меня прорвало: — Но меня эти люди уже просто достали!
— Что — прямо-таки все? — с любопытством спросил Тоша.
— Почти, — мрачно поправился я. — Нет, я не спорю — они, естественно, в своей человеческой жизни лучше разбираются. Но, может, не нужно меня постоянно в это носом тыкать? Может, нужно мне объяснить — по-человечески — что и как делать?
— А может, тебе не нужно во все их дела свои пять копеек вставлять? — возразил мне Тоша. — Может, каждому — свое? Им — со своими взаимоотношениями разбираться, тебе — за Татьяной присматривать?
— Да? — взвился я. — Так у меня же уже и работу из-под самого носа уводят! Как ни поверни — получается, что все вокруг лучше знают, что ей сейчас нужно! И она — тоже хороша: опять замолчала наглухо! «У меня все в порядке» — и хоть ты ее стреляй!
— А может, у нее действительно все в порядке? — с улыбкой предположил Тоша.
— А чего тогда все вокруг нее суетятся, как ненормальные? — подозрительно прищурился я.
— Кто — все? — спросил Тоша.
— Ну, мать по врачам ее таскает, — принялся перечислять я, — бабка эта, соседка наша — спасибо, кстати, Марине, навязала нам ее на мою голову! — по магазинам меня гоняет, да еще и отчитывает, что я Татьяну недостаточно радую!
Тоша расхохотался. Слава Богу, беззвучно, но его всего прямо затрясло. Ох, я бы сейчас добавил! Амплитуды.
— Вот я знал! — выдавил, наконец, он из себя, слегка заикаясь. — Я знал, что сейчас где-то Марина выплывет!
— При чем здесь Марина? — рявкнул я.
— А при том! — ответил он, смахнув слезу тыльной стороной ладони. — Ты бы ей спасибо сказал, что ваша бабушка перестала Татьяне настроение портить! А если она еще и за здоровьем ее следит — так тебе же радоваться нужно!
— Чему радоваться? — процедил я сквозь зубы.
— Тому, что кто-то с радостью взялся делать то, о чем ты понятия не имеешь, — уже серьезно ответил Тоша. — Если бы за Галей мать так следила! Так нет — это я ей двадцать четыре часа в сутки все указания врача, как попугай, долдоню — по десять раз одно и то же, пока вспомнит! Ее мать вдруг приличия заволновали… — Он осекся на полуслове, и уже спокойнее добавил: — И скажу тебе так — если бы я на все ее высказывания так, как ты, реагировал, то меня уже пора было бы списывать куда-нибудь в распорядители — запасы на складах пересчитывать.
— Какие высказывания? — Мгновенно взяв себя в руки, я весь подобрался. Непорядок — у младшего товарища осложнения, о которых я ни слухом, ни духом… У Татьяны, небось, молчать научился, подлец.
— Да так, ерунда, — отвел в сторону глаза Тоша. — Издержки видимости…
Значит, как мне душу нараспашку открывать — так для пользы дела, а как самому других в курсе держать — так ерунда? Впрочем… Я вдруг вспомнил, что Татьяна на днях что-то такое мне намекала о его неприятностях… Я тогда не стал вслушиваться — у самого голова колоколом гудела, хотелось хоть на мгновенье с ней наедине остаться, без постоянного незримого присутствия кого-то из нашего окружения… А она, оказывается, опять за свою партизанщину взялась…
— Выкладывай, — угрожающе проговорил я. — Татьяне вон уже все разболтал…
— Чего? — На лице у него было написано такое искреннее удивление, что я тут же успокоился. — Ничего я ей… Елки-палки! — вдруг охнул он, и я понял, что успокаиваться рано. — Это же Галя ей… Так вот зачем они меня в магазин спровадили!
— Что? — тихо спросил я. — Что значит — спровадили? Когда?
Тоша уже явно опомнился, и глаза у него забегали.
— Да на днях… попросили в магазин в обед сбегать, — забормотал он, старательно не глядя на меня. — Меня десять минут всего не было, они это время пока в кафе сидели — я проверил…
— Ты… — задохнулся я. — Идиот малолетний! Ты, что, до сих пор не понял, с кем нам дело иметь приходится? Если мы с тобой друг за друга держаться не будем, они нас поодиночке в момент на обе лопатки уложат — и еще попрыгают сверху, чтобы равномернее распластались! Нашел, у кого скрытности учиться! Рассказывай, — закончил я, тяжело дыша.
— Галина мать считает, что помогать ей имеет право только муж, — неохотно заговорил Тоша. — А если я с ней в магазин хожу, но не женюсь — значит, такой же проходимец, как Денис. И пора меня поставить перед выбором. Каждый вечер ее клюет — я уже на это время к ноутбуку сбегать начал…
На меня вдруг навалился приступ истерического веселья. Это же надо — я горы готов был свернуть, чтобы на Татьяне жениться, и они тут же меня и окружили, это вершины непреодолимые. Еле покорил. А тут — его ничего в земной жизни не интересует, кроме как кнопочками на клавиатуре поклацать, а ему практически в лицо предложение делают… И где после этого справедливость?
Я сдерживался изо всех сил, чтобы осознание иронии ситуации не прорвалось наружу — но надолго меня не хватило.
— Ну, и что смешного? — надулся Тоша.
— Да ведь просто все… до смешного! — Я мог только радоваться, что он сейчас не видит выражения моего лица. — В чем проблема? Женись!
— Ты, что, с ума сошел? — отшатнулся от моих слов Тоша. — Если жениться, то мне же придется… не только в магазин с ней ходить… А у меня только и времени, чтобы спокойно поработать — по ночам!
Я вдруг вспомнил о его ангельском возрасте.
— А ты хоть знаешь, что тебе… придется… делать? — хмыкнул я, снова не удержавшись.
— Конечно, знаю! — запальчиво ответил Тоша. — В целом. Я очень хорошо учился, хоть ты в это и не веришь. А вот… в деталях разбираться — не хочу!
— Ох, Тоша, это ты зря! — мечтательно протянул я.
— Не хочу! — яростно повторил он. — Галя мне нравится, но… не так. А если без этого начинать в деталях разбираться, то чем я лучше Дениса буду?
Я вздрогнул. В самом деле, это ведь у меня желание жениться как-то совершенно естественно возникло из того сумасшедшего клубка чувств, которые Татьяна растолкала во мне практически с первой встречи. Я представил себе наши вечера… выходные… особенно последние новогодние праздники без той взаимной, никак неутолимой жажды послать весь окружающий мир ко всем чертям… И тут же поежился, глянув на Тошу с внезапно возникшим уважением. Молодец, парень, я всегда знал, что из него настоящий хранитель получится!
— Ну, тогда тебе, наверно, в невидимость нужно возвращаться, — медленно проговорил я, уже прикидывая, как сообщить Гале, что ему более перспективную работу в другом городе предложили.
— Тоже не выход, — покачал головой Тоша. — Не буду же я в невидимости сумки у нее в магазине из рук выхватывать.
— Скажи лучше, что тебе все это бросать не хочется! — съязвил я, кивнув в сторону его компьютера. Затем, сообразив, что он меня не видит, добавил: — В смысле, вот эту работу.
— Да нет, — дернул плечом Тоша, — с ноутбуком я где угодно приткнуться могу. А вот смотреть, как она надрываться будет… Раньше — еще ладно, но не сейчас. И потом — она без меня по вечерам гулять перестанет, побоится сама в темноте ходить.
— Ну, и что же ты будешь делать? — спросил я с интересом. Ты смотри — а ведь действительно дельно мыслить начал. Вот — воспитал наконец-то соратника!